Андрей Дай - Без Поводыря

• Название: Без Поводыря
• Автор: Андрей Дай
• Жанр: Альтернативная история

Что быстрее меняется – История, под влиянием Поводыря, получившего второй шанс? Или Поводырь, под давлением Истории? Что окажется сильнее – Долг Человека, или Обстоятельства? Сибирь, 19 век. Лерхе больше не начальник Томской губернии, но Искупление на этом не заканчивается.

---

Гоголь был не совсем прав. Никаким особенным, прямо-таки – волшебным, как Николай Васильевич утверждал, действием слово "ревизор" не обладало. Сибиряки сейчас вообще гораздо спокойнее и увереннее в себе, чем полторы сотни лет вперед. Подумаешь, к пятидесяти другим напастям добавится еще какой-то… назойливый господин! Так ведь – дальше Сибири не сошлют! Некуда дальше-то!

Немецкая фамилия, в этом отношении, куда лучшее действие отказывает. В головах нынешнего населения Империи укоренилась стойкая ассоциация – немец, значит – начальник. В столицах, на жестких лавках университетских аудиторий, еще можно было найти бледного, полуголодного студента с нерусской фамилией. А уже за первыми заставами – живут и благоденствуют целые династии иноземцев всевозможного происхождения. Не зря же кто-то из великих, как бы не фельдмаршал Суворов, просил Екатерину сделать его немцем.

Отсюда – мой выбор имени при создании образа ревизора. Шмидт – это в Сибири звучит гордо! Многозначительно! Веско. Не то, что какой-нибудь Носкович, или, не дай Бог лошадиную фамилию – Овсов.

– Бабы бузят, ваше благородие, – доложил мне один из казаков.

– Это я и сам вижу, – раздраженно дернул я плечом. – В чем причина?

– Так они хлебушка хочут, а в лавке одно винище хлебное, вашбродь. Тихонов-то – крохобор – за шахтные чеки не торгует. Говорит – бумажки энти в банке не имут.

– Чеки? Что еще за чеки?

– Дык известно какие, ваше благородие. Которые здеся заместо денег артельным дают. Управляющий-то, господин Фитюшин, сказывает будто в Томске, в главной конторе, их можно обратно на рубли поменять. Только, кто ж туда поедет? Кушать-то здеся хочется. Вот бабы и бузят, чтоб в лавку продукты возили, а не водку. Да вы, вашбродь, не сумневайтесь. Оне сейчас распалятся, да к управе пойдут. А тут уж и мы с нагайками. Парочку горячих приложим, оне и разбегутся.

– Вот как? – вскинул брови я. – И давно это у вас так?

– С Рождества… Да нет! Как в Томске немчика… Ой! Как в Томске губернатора сняли, так и пошло – поехало.

Я коротко кивнул, и отправился в торговое предприятие, о существовании которого прежде даже не подозревал. И было мне чрезвычайно интересно – это старый судья придумал, или местный приказчик… этот… как его там… Фитюшин что ли? Или это Фитюшин у нас такой инициативный?

Женщины расступились, безошибочно определив во мне имеющего право, проводив только угрюмыми взглядами. И я попал в этот, так сказать, поселковый магазин.

Казак был не прав. На полках, кроме водки было еще много разного товара. Ткани, нитки, керосин и цветастые платки. Много разной обуви, соль, скобяные изделия и другие, в общем-то, нужные в хозяйстве штуковины. Только вот продуктов, и правда, не было.

– Ревизор Шмидт, – процедил я, глядя прямо в масляные глаза откормленного, наряженного в алую атласную рубаху, продавца. – Покажи ка мне чеки, любезный.

– А документ у вас есть? – упер руки в боки мужик. – А то ходют тут всякие!

Очень хотелось достать револьвер и поинтересоваться – сойдет ли это вместо документа? И ведь, что самое главное – Герману эта идея очень уж по сердцу пришлась. Так он меня уговаривал, так бесновался в клетке нашего с ним черепа, что я уже и не слышал – чего там еще наглый лавочник мне говорил. Едва-едва сил хватило кивнуть, повернуться на каблуках и выйти на улицу.

– Езжайте в заставу, – приказал я казакам. – Баб нагайгами… запрещаю! Скажете Колоткину – ревизор запретил! Марш-марш!

Не оглядываясь – и так знал, что ослушаться не посмеют – пошел, сперва даже чуть ли не побежал, за оставленным на столе в каморке конвертом. А потом как-то вдруг успокоился. Мысль пришла, что, по большому счету – идея-то отличная! Вольная интерпретация обычного для губернской столицы вексельного обращения с одним небольшим нюансом. Или, как сказали бы мои прежние, еще и из того мира, учителя – с перегибами. Но – тем не менее – замечательная! Высвободить часть предназначенных для выплаты зарплат денег, вернуть их в оборот, подтолкнуть шахтеров оставить некоторое количество жалования в лавке компании! Вот только местная администрация не подталкивала, она принуждала, не считаясь с интересами семей артельщиков. А любое возмущение подавлялось силами казаков.

И, кстати, если каторжники так же, как и их свободные коллеги, получали заработанное этими ничего не стоящими бумажками, понятна причина их нежелания работать. В конце концов, заключенных кормили, поили и одевали. И на них не висела необходимость заботиться о семьях. Солдаты, которые кандальников охраняли, тоже никак не были заинтересованы в высоких трудовых результатах их подопечных. Морока одна – конвой туда, потом – обратно. Зеки в теплой шахте, а служивые – в тесной караулке…

В общем, тема для беседы с местной знаменитостью, пока мне незнакомым весьма изобретательным господином Фитюшиным, уже появилась. И меня нисколько не смущала опускавшаяся на поселок ночь. Я конечно никуда особенно не торопился, но и задерживаться слишком уж надолго в Судженке не было желания.

Прелесть небольших населенных пунктов – все близко. Три минуты быстрой ходьбы и я на крыльце заставы, где меня уже встречал урядник.

– Мне доложили… – начал он, но я его грубо перебил.

– Извольте проследовать за мной, урядник!

Что начальник местного силового ведомства может быть на зарплате у, судя по всему, нечистого на руку управляющего, не хотелось и думать. Пришлось бы раскрывать свое инкогнито, и ни к чему хорошему это бы не привело.

Кривоногий, как прирожденный кавалерист, Колоткин, впрочем, послушно протопал за мной следом в мой "номер", а потом долго, шевеля губами, читал грозную бумагу. А мы с Герочкой, затаив дыхание, молили Бога, чтоб седой урядник оказался честным человеком.

– Чем могу помочь, ваше благородие? – аккуратно пристроив документ на столе, весело поинтересовался казак, и я мог осторожненько, через зубы, выдохнуть. И тут же начал отдавать распоряжения:

– Четверых в лавку. Взять этого… в красной рубахе и… Чулан-то есть какой-нибудь? В чулан! Пусть посидит пока… Все бумаги и книги принести сюда. Управляющий при конторе живет? Отлично. Бери, урядник, десяток, и лично туда. Чтоб даже мышь не выскочила. Всех впускать – никого не выпускать! И своим накажи, чтоб ни с кем не разговаривали. Приказ, дескать, и все! Пусть боятся! А я записи из лавки погляжу и сам тоже к управе приду. Там все и решим.

Полчаса спустя на заставу приволокли нагловатого продавца из лавки в бессознательном состоянии. Причем лица казаков-несунов так светились от счастья, что я даже ругать их не стал.

– Сопротивлялси, вашбродь, – радостно воскликнул один из членов группы захвата, и сунул мне в руки холщевый мешок с бумагами. – И бумаги отдавать не хотел. Вот мы его и того… Немножко.

– К утру очухается?

– Должен, – кивнул, сразу поскучнев, казак. – С Божией помощью… Потом-то, ваше благородие, куда его?

– Посмотрю, чего у них там в бумагах. Если все совсем плохо – в кандалы. Если не очень – плетей и пшел вон.

– Федька это Болотин, – засомневался кавалерист. – Управляющего Фитюшина, сестринский отпрыск. Племяш, стало быть.

– Мне он не родня, – криво улыбнулся я. Местный управляющий уже мне не нравился.

Никогда не понимал бухгалтеров. Так, умом, понимаю – насколько нужен и важен их труд, но вот представить себя перебирающим все эти бесконечные приходно-расходные ордера и счета, аккуратно выписывающим все это в толстенные книги, никак бы не смог. Не мое это.

А вот Герману такая работа, похоже, даже нравилась. Руки как-то сами, без вмешательства моего сознания, быстро перебрали ворох вываленных на кровать документов на несколько пачек. Отдельно – пыльная, судя по всему – не пользующаяся популярностью, конторская книга. Уже часа через два, мой внутричерепной партизан готов был дать первые комментарии.

Оказалось, что само существование лавки – это все-таки инициатива Нестеровского. Старому судье идея получать прибыль с уже выплаченных артельщикам денег пришла намного раньше, чем мне. Однако Герману удалось выявить явное расхождение между установленными головной конторой ценами и теми, по которым товары отпускались в Судженке. Этого было вполне достаточно, для обвинения продавца в воровстве. Но и это было еще не все. В книге все цены – и прихода, и расхода товаров – указывались в обычных, имперских рублях с копейками. А номера, так сказать, погашенных чеков значились на отдельном, хоть и вложенном в "талмуд" листе бумаги. Причем с указанием купленного и датой сделки. Племянник управляющего крал не только у моей компании, но еще и у собственного дяди. И при этом, видимо, чтоб самому не запутаться – вел аккуратные записи.

К нашему с Герочкой сожалению, никаких упоминаний об участии Фитюшина в деятельности торгового предприятия, обнаружить не удалось. Так же как и вины племянника в подборе ассортимента товаров в лавке. Так что, как мне тогда представлялось, единственным возможным вариантом исправления ситуации было создание здоровой конкуренции в поселке. Если убедить Тихонова в конвертируемости местных эрзац-денег, и он стал бы принимать их в оплату товаров в своей лавке, конторская торговая точка будет вынуждена пересмотреть отношение к потребителям.