Юрий Трещев - Избавитель

• Название: Избавитель
• Автор: Юрий Трещев
• Жанр: Современная проза

Роман-миф об Избавителе, человеке, отмеченном пятном на лбу. Моисей и его приемная дочь Жанна приезжают в Город и становятся невольными участниками событий, которые там происходят по вине Избавителя или сами собой. В результате Город меняет свой внешний вид, Жанна находит любовь, а Моисей обретает друга Серафима, которого потерял много лет назад.

---

— Может быть нам уехать куда-нибудь?.. — спросил он.

— Не понимаю, зачем нам нужно куда-то уезжать?.. — переспросила она после мучительного молчания, вполголоса.

Моисей закрыл глаза. Он прислушивался к шелесту где-то поблизости. Она бесшумно летела по укрытому ковром полу. Внезапно распахнулось окно, пыль побежала, завилась. Все завертелось, полетело: пыль, сор, листья. Залаяла собака в доме напротив. Звякнули сосульки люстры. Моисей невольно привстал.

— Что это было?.. — Лиза испуганно прильнула к нему.

— Наверное, з-землетресение… — пробормотал он, заикаясь. Смутное волнение мешало ему даже взглянуть на нее.

Неожиданно между ними втиснулось лицо отца, красное, с расширенными зрачками. Он как-то хрипло, с губным присвистом вздохнул, словно не дышал все то время, пока стоял у них за спиной, и его повело назад, назад, назад…

Ночью Моисей заглянул в комнату отца. Он не спал, слушал радио. Передавали какую-то мелодраму.

— Не спишь?..

— Нет… — Роман хмуро улыбнулся. Моисей обратил внимание на мятое и затертое письмо, которое лежало на столике. По всей видимости, оно прошло через многие руки… — Вот перечитываю послание от твоей матери… столько лет оно ко мне шло и пришло… да, с тех пор многое изменилось… мне было 13 лет, не больше, мы тогда жили у Чистых прудов… помню, как-то мы сидели на крыше… мы часто там проводили время, мечтали… Афелия собиралась стать прима-балериной, Лука намеревался покорить мир музыкой, а я еще не знал, кем буду… было тихо и все уже сказано, я встал, наступил на что-то, нога подвернулась и… бац… я поцеловался с ржавой крышей и исчез прямо у них на глазах, прежде чем они поняли, что произошло… знаешь, такое странное ощущение, я как будто в воду окунулся и всплыл, в глазах темнота, слышу крик:

«Роман убился…» — Из темноты высунулось лицо, рука, вся в веснушках, точно покрытая рыбьей чешуей… меня подняли, понесли куда-то, положили… я лежу и не могу даже пошевелиться, такое странное сумеречное состояние и все вокруг выглядело довольно странно, неустойчиво… словно сквозь туман я увидел Афелию… она о чем-то говорила с Лукой, лицо бледное, под глазами подтеки туши… мне так жалко стало ее… я попытался приподняться на локте и вдруг взмыл над терраской, и так легко… и уже оттуда я окликнул ее каким-то не своим голосом… она вскинула голову и с изумлением и испугом уставилась на меня, правда, я не могу с уверенностью сказать, что она меня видела… я опустился чуть ниже, еще ниже… она была очень мила в лиловом платье с длинными рукавами и в соломенной шляпке с лентами… не знаю, что на меня нашло… я пинал и щипал ее, а она лишь затравленно и униженно улыбалась и прикрывалась руками… потом арестовали отца Афелии… кто-то написал на него донос… когда он умер в тюремной больнице от туберкулеза, Афелия уехала к тетке в Тоцк… я писал ей… она не отвечала… потом вдруг прислала короткое письмо:

«Приезжай, я схожу с ума без тебя…»

Я сам сходил с ума от желания увидеть ее и в тот же день поехал к ней… это путешествие напоминало какой-то бесконечный и бессмысленный кошмар… точно лунатик, я бродил по вагону, натыкаясь на свисающие с полок ноги или глядел в окно, нагоняя тоску на пассажиров своими вздохами… иногда я вспоминаю все это, закрою глаза и вижу перенаселенное купе, мимолетные мутные пейзажи за окном, как будто замурованные в стекла отражения одноглазого полковника с отмороженными пальцами, его жены и двух девочек 7 и 9 лет… в купе с нами еще ехала дева, похожая на монахиню или учительницу с младенцем на руках, почему-то полковник звал ее Графиня… был еще астматически хрипящий старик в валенках… вначале тянулись унылые пески, потом все заслонили горы… кажется, я заболел и очнулся, хватая ртом воздух, под чужим именем на какой-то безвестной станции в мрачной больнице… я лежал на спине… мне казалось, что я все еще еду в этом бесконечном и грязном поезде… все кости ныли, мне было холодно и хотелось спать, только спать… не знаю, сколько прошло времени, может быть, день или два, я снова очнулся… из двадцати человек, лежащих со мной в палате, четырнадцать уже умерли, а пятеро были при смерти… я перевернулся на бок, сполз на пол и пошел… помню эти бесконечные комнаты, коридоры, по которым слонялись какие-то тени… это опасное и безысходное странствие разом оборвалось, когда в потемках я наткнулся на Афелию… она пахла мертвыми цветами… в ужасе я попятился и снова наткнулся на нее… в своем воображении я всех мертвых женщин превращал в твою мать… я невольно ощупал себя, чтобы убедиться, что еще жив и крадучись, быстро и тихо пошел в конец коридора к окну… оно было не заперто, и я смог выбраться наружу… это был небольшой городок, всего несколько совершенно безлюдных улиц с темными домами, ни каких признаков жизни, даже деревья стояли голые, без листвы… было уже за полночь… начался нудный дождь, мне кажется, он и не прекращался… где-то позади я услышал свистки маневрового паровоза и повернул назад… вскоре я увидел стоящий на путях поезд, здание станции… оборванные и понурые солдаты отбивались прикладами от напирающей толпы… шум гомон, проклятия, как будто весь город собрался у этого поезда… какая-то девочка в очках с толстыми стеклами и с бантом на шее провела меня к багажному вагону… одним словом, путешествие продолжилось, и к полудню следующего дня поезд вполз под своды вокзала… я все еще был жив… об эпидемии я узнал из чрезвычайного сообщения по радио… не знаю, каким чудом мне удалось выбраться из этого ада… голова слегка кружилась, когда я вышел из вагона на платформу, стою, озираюсь, вдруг, слышу голос Афелии… она стояла у книжного киоска и разговаривала с рыжеволосой девой в черном, такая, немного старомодная, неопределенного возраста… это была ее тетка… я не решился подойти, спрятался за афишной тумбой… наконец поезд ушел и платформа опустела… Афелия и ее тетка спустились в подземный переход… в толпе на привокзальной площади я их потерял и до ночи бродил по городу… ночь я провел в сквере у какого-то заброшенного павильона… весь распух от комариных укусов… спал я на голых досках и укрывался обрывками газет, которые шуршали при всяком движении, а мне чудилось, что это шелест шелка… даже во сне я думал о ней… через неделю я вернулся в город… учился и работал осветителем сцены, потом художником… все не мог решить, что сильнее влечет меня: поэзия или живопись… помню, ставили пьесу на восточный сюжет… представь себе, атмосферу восточного базара и Афелию в замызганном платье с павлиньими глазами, в роли потрепанного сокровища без всякой свиты… и все это только для того, чтобы уловить в свои сети мою душу… когда я сжал ее пальцы, она мельком, изумленно взглянула на меня и отвернулась… как сейчас вижу этот дом с аркой и террасой, затянутой проволочной сеткой… помню, из окна над террасой вылетали птицы, одна за другой… странное зрелище… смотрю, сквозь проволоку просунулась ее рука… она бросила мне ключи… не помню, как я поднялся во флигель… земля уходила из-под ног… ее близость, нежность… сколько это продолжалось?.. может быть, час или два?.. в эти минуты время замедляется… помню, я очнулся среди ночи… опьянение прошло… я чувствовал себя совершенно опустошенным… она сидела у зеркала босиком в одной ночной рубашке, потом стала одеваться, напудрила лицо, накрасила губы карминной помадой и ушла… какой-то тип в дымчатых очках выпроводил меня на улицу, а Лука окончательно привел меня в чувство… я его не узнал, небритый, с огромным носом и редкими волосами, глаза совершенно безумные… по вечерам он играл в кинозале у Царицынских прудов на облупленном пианино, так, жалкие гроши… как-то жили, неделями на хлебе и воде… искусство в этой стране никогда ничего не стоило… да, слегка выпал из темы… Афелия иногда забегала к нам всего на несколько минут, тонконогая, в переливчатом платье или в шубе, с подарками от поклонников: персидским ковриком или с расшитой гладью подушкой из гагачьего пуха, а то и с корзиной подгнивших груш и слив… ей было не важно, что вокруг слоняются какие-то люди, прилетит, рассыплет горсть реплик, играя интонациями, и нет ее… потом ты родился… ну, а потом она оставила мне письмо, в котором созналась в каком-то безумном и постыдном поступке… я не упрекаю ее ни в чем… я любил ее, правда, эта любовь выродилась в какой-то болезненный страх, я стал бояться ее… помню, тебе было уже 7 лет, я встретил ее на вокзале, не знаю, как и каким ветром ее занесло в город, смотрю, идет, прошла мимо, обернулась, я стою, молчу, возле губ лихорадка, под глазами мешки, нетрезвый, небритый, из подмышек как будто козел дышит, ну, тут все ясно, кто ты и что ты, без слов и пауз… а она выглядела просто великолепно, платье из поплина с низким вырезом, шляпка по французской моде, на шее платиновая цепочка, серьги с бриллиантами, позвякивают, подсматривают… а глаза прежние, немного сонные, как дремлющие фиалки… да… иногда оглядываюсь назад, я вижу, что жизнь могла бы сложиться иначе, но… что ж, сам виноват, гонялся за призраками, как кошка за своим хвостом… — Краем простыни Роман промокнул глаза. — А где Лиза?.. ты знаешь, она просто копия Афелии… я не совсем уверен, но все-таки, между вами что-то было?.. — спросил Роман с усмешкой и шепотом, хотя подслушивать их было некому.