(Алексрома) Ромаданов - Звезды над нами

• Название: Звезды над нами
• Автор: (Алексрома) Ромаданов
• Жанр: Научная Фантастика

---

Вы понимаете, что я хочу сказать?

- Понимаю, - сочувственно покивал головой волосатый. = Сбой, конечно, мог произойти, хотя это и маловероятно, но дело в том, что если такой сбой и произошел, то программа разладилась не окончательно, а на какое-то время, которое для звезд равносильно одному нашему мгновению, и как только силами инерции дефект будет устранен, программа снова заработает. Это как если в турбину гидроэлектростанции попадет большая рыбина: большая-то она большая, но турбину все равно не остановит... Впрочем, более вероятным мне представляется то, что никакого сбоя не было, а просто программа уже заложена в вас, но еще не запущена. Представьте себе, что одна страна забрасывает в другую своего агента-резидента: этот резидент сначала законсервирован - он проходит период адаптации к жизни в чужой стране, а такой период может занять многие годы, - и только когда резидент обживается и начинает жить обычной жизнью, ничем не отличаясь от окружающих, он получает приказ из "центра" и начинает действовать...

- Вы, случайно, в разведке не работали? - нетактично перебил я его.

- Нет, - заморгал астролог густыми ресницами.

- Я шучу, - успокоил его я. - Очень хорошо вы знаете работу резидентов.

- Так вот, - пропустил он мимо ушей мой "комплимент". - Вы можете жить спокойной жизнью обычного человека, пока в вашей жизни не произойдет какое-то событие, которое приведет к запуску всей программы... Может, какой-то стресс, - пожал он плечами. - Я бы назвал это пусковым фактором.

- Спасибо, - я посмотрел на часы: обеденный перерыв закончился десять минут назад, а я еще не перекусил. = Последний вопрос: может, здесь все же какая-то ошибка?

- Звезды редко ошибаются, - покачал лохматой головой астролог.

- Если редко, то как часто?

- Практически никогда, - вздохнул он сочувственно.

4. Забытые подробности детства мессии

И все же мессия! У меня возникло такое чувство, будто я выиграл в лотерею черный ящик, в котором неизвестно, что лежит: драгоценные каменья или пачки динамита с дымящимся бикфордовым шнуром. Радоваться мне теперь или горевать, плакать или смеяться? А может, плюнуть на все эти гороскопы и спокойно жить прежней жизнью, сделать вид, будто ничего не произошло, и тогда пронесет? Ведь на самом-то деле ничего пока не произошло... Ну, сказали мне, что я призван быть мессией, а что с того?! Одного призвания мало: надо что-то предпринимать, как-то утверждать себя на этом поприще, куда-то пробиваться, кого-то при этом отпихивая. Скучно все это... и лень. Главное, конечно, лень, потому что непонятно, зачем это все надо. Если бы мне предложили стать мессией в 17 лет, меня бы это, может, и заинтересовало, но теперь... Ломатьсложившуюся жизнь - ради чего? Хотя, если разобраться, жизнь не очень-то сложилась, и ломать ее почти не жалко.

Так я размышлял над своей жизнью, лежа в теплой постели под толстым одеялом. Был первый час ночи, но спать совершенно не хотелось: я лежал на спине с открытыми глазами и развлекался тем, что на все лады расписывал собственную никчемность, в тоже время не забывая о своем мессианском призвании и даже чувствуя себя в глубине души новоявленным спасителем человеческого рода. И в этот момент на меня нахлынуло прохладно-мягкой волной и пробежало мурашками по спине от затылка и до копчика ощущение, будто нечто подобное со мной уже было, было, было... Я расслабился и стал вспоминать... и вспомнил!

Теплый день конца лета. Мягкое солнце лениво просвечивает сквозь пыльные листья липовой аллеи. Мне семь лет. Моя тетя послала меня за квасом: я иду по аллее с бидоном в одной руке и с 24 копейками - в другой. У меня хорошее настроение и я мурлычу себе под нос какой-то задушевно-возвышенный мотивчик типа "с чего-о начинается Ро-о-одина?" И вдруг - Они. Их четверо, они сидят на лавочке и соревнуются, кто дальше плюнет харкотиной. Их нельзя обойти, потому что обойти Их - это значит Их заметить, а замечать Их нельзя, это я чувствую каждым квадратным сантиметром своей детской кожи. Нужно спокойно пройти мимо Них, не поворачивая головы, но как мимо Них пройдешь, если Их харкотина летит через всю аллею?

- Эй, пацан! - кричит самый старший из Них, лет одиннадцати, с круглой, как глобус, веснушчатой головой. - Иди сюда.

Что делать? Бежать? Нет, это ниже моего мальчишечьего достоинства.

- Что несешь? - спрашивают Они.

- Бидон.

- С пивом? - смеются Они.

- Пустой, - отвечаю я.

- Деньги есть?

- Нет.

- Не п...и своим ребятам!

- Нету...

- А ну попрыгай!

- Зачем? - спрашиваю я с идиотской улыбкой, отлично понимая, зачем.

- А ну попрыгай! - один из Них, не поднимаясь с лавочки, пинает меня ногой в живот.

Я прыгаю, а они смеются. И мне тоже смешно, потому что я нахожусь в дурацком положении. Я как бы смотрю на себя со стороны и смеюсь над самим собой.

- Как же ты за квасом без денег пошел, мудозвон?

Они бьют меня бидоном по голове, а я не злюсь на них, потому что чувствую моральное превосходство над ними. У них = физическое, а у меня - моральное. Они меня унижают, но я все равно выше, лучше и чище их.

Откуда у меня взялось это чувство превосходства над остальными? Не знаю, как до этого, но в семь лет оно у меня уже точно было. Неужели, это мое врожденное качество? Но если нет, то где и как я его приобрел?

Нужно вернуться к истокам. "День зачатья не помню я точно",прохрипел неоклассик под блатные аккорды. Какое уж там зачатие, если первое мое воспоминание относится к четырем годам. Я очень хорошо помню бархатно-яркие цветы, много цветов, и среди этих цветов лежит божественно-красивое существо с бледно-прозрачным лицом, обрамленным золотыми волосами, в которыхзапуталась пятилистная звездочка сирени. У этого существа, в отличие от многих других, есть имя: его зовут Мама. И вот это существо с таким сладким именем опускают в деревянном ящике в землю. Ящик закапывают, а я плачу, потому что это несправедливо. Почему другие, не такие добрые и даже страшные, существа закапывают мою красивую маму? Зачем?! За что?!

Короче, моя мать умерла на операционном столе. Я слышал, что ей что-то вырезали, и мне даже говорили, что именно, но я тут же это забыл, потому что не хотел знать.

Отца своего я не помню, да и не могу помнить, потому что никогда не видел. Его вообще никто не видел, даже тетка.

"Был какой-то", - сказала она, когда я уже в зрелом возрасте достал ее своими расспросами. Прямо непорочное зачатие вырисовывается!

После смерти матери меня взяла к себе жить ее младшая сестра. Позже я узнал, как это все получилось: на поминках матери была одна уже старенькая и бездетная не очень близкая родственница из Подмосковья, которая пожелала взять меня на воспитание. По каким-то причинам остальные родственники недолюбливали эту "не очень близкую", и это подвинуло мою бедную тетушку на такой безрассудный шаг, как громогласное обещание взять меня под свою опеку. Я говорю "безрассудный", потому что ей тогда было всего 22 года (подумать только, на восемь лет моложе меня нынешнего, совсем еще сопливая девчонка!), и она как раз в то время серьезно задумывалась о замужестве.

Как бы то ни было, я стал жить у тетки. Относилась она ко мне хорошо (когда не нервничала из-за своих женихов), но я ее не любил, потому что по странной детской логике не мог простить внешнего сходства со своей мамой. Про это, может, и не стоило бы вспоминать, если бы мои отношения с тетушкой не были непосредственно связаны с одним значительным эпизодом детства, а именно, с моим пребыванием в интернате для умственно неполноценных детей.

Все началось с пустяка. Мне было восемь лет, и в то время по телевизору часто показывали кинокомедию "Его звали Роберт", в которой лейтмотивом звучала такая дурацкая песенка: "Кто сказал, что дважды два - четыре? Все не так уж просто в этом мире..." Короче, в этой песенке прямо утверждалось, что "дважды два четыре будет пять". Помню, после фильма я несколько дней с утра до ночи распевал эту песенку и про себя и вслух - такая она была привязчивая. И вот когда в школе на уроке арифметики меня спросили, сколько будет дважды два четыре, я, даже не успев подумать, автоматически выпалил, только что не пропел: "Дважды два четыре будет пять!" Все, кроме учителя, засмеялись, а учитель серьезно наморщил лоб и сказал: "Подумай получше". Я прекрасно знал правильный ответ, и мне стало смешно оттого, что учитель придает этому такое большое значение.

- Не смейся, ты не в цирке, - строго сказал учитель. = Подумай хорошенько и скажи, сколько будет дважды два.

- Дважды два четыре...

- Так, - кивнул головой учитель.

- ...будет пять! - вырвалось у меня.

Класс потонул в хохоте, и учитель выставил меня в наказание за дверь. И вот, после этого случая я из какого-то непостижимого детского упрямства стал утверждать, что дважды два будет пять, и только пять.

- Почему не шесть или семь?! - кричал учитель в бешенстве, когда у меня в энный раз ответ на задачку не сходился с правильным.