Гари Штейнгарт - Абсурдистан

• Название: Абсурдистан
• Автор: Гари Штейнгарт
• Издательство: Амфора
• Жанр: Современная проза
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-367-00594-3

Книга американского писателя Гари Штейнгарта «Абсурдистан» — роман-сатира об иммигрантах и постсоветских реалиях. Главный герой, Михаил Вайнберг, американец русского происхождения, приезжает к отцу в Россию, а в результате оказывается в одной из бывших советских республик, всеми силами пытаясь вернуться обратно в Америку.

---

— Я думала, я думала, — повторила Люба, — что оранжевое полотенце такое уродливое. Для девушки хорош бледно-лиловый цвет, для мальчика — как мой муж Борис — голубой, для служанки — черный, потому что ее рука уже грязная.

— Черт побери, дорогая, — перебивает Руанна. — Ты вообще.

— Что значит «вообще»? — вопрошает Люба.

— Говоришь хреновину о слугах. Будто у них грязные руки и все такое.

— Я думаю… — Люба смущается и смотрит на свои собственные руки с твердыми провинциальными мозолями. Она шепчет мне по-русски: — Скажи ей, Миша, что до того, как я встретила твоего папу, я тоже была несчастной.

— Люба была бедной в 1998 году, — объясняю я Руанне по-английски. — Потом мой папа женился на ней.

— Это правда, сестра? — спрашивает Руанна.

— Ты называешь меня сестрой? — шепчет Люба, и ее нежная русская душа трепещет. Она кладет свою удочку и распахивает объятия. — Тогда я тоже буду твоей сестрой, Руанночка!

— Это всего лишь афроамериканское выражение, — говорю я Любе.

— Конечно, — подтверждает Руанна, подходя, чтобы обнять Любу, и моя мачеха со слезами на глазах прижимает Руанну к себе. — Потому что, насколько я могу судить, все вы, русские, — только сборище ниггеров.

— Что ты говоришь? — вмешивается в разговор Светлана.

— Не пойми меня неправильно, — отвечает Руанна. — Это был комплимент.

— Это не комплимент! — рявкнула Светлана. — Объяснись!

— Остынь, дорогуша! — отвечает Руанна. — Знаешь, я говорю всего-навсего… У ваших мужчин нет работы, у детей астма, и все вы живете в общественных домах.

— Миша не живет в общественном доме, — возражает Светлана. — Я не живу в общественном доме.

— Да, но вы отличаетесь от других людей. Вы — НГ, — говорит Руанна, делая рукой характерный для гетто жест.

— Мы кто?

— Настоящие гангстеры, — поясняет Алеша-Боб.

— Посмотри на Мишу, — продолжает Руанна. — Его отец убил американского бизнесмена из-за какого-то дерьма, и теперь он не может получить эту долбаную американскую визу. Вот это и есть — вообще!

— Это не из-за папы, — шепчу я. — Это все американское консульство. Это Государственный департамент. Они меня ненавидят.

— Так все-таки, что такое «вообще»? — снова спрашивает Люба, не понимая, подвигается ли разговор и сестры ли они с Руанной по-прежнему.

Светлана уронила удочку и повернулась ко мне и Алеше-Бобу, подбоченясь.

— Это ваша вина, — шипит она по-русски. — С этим вашим дурацким рэпом. С этим идиотским гетто-тек. Не удивительно, что люди относятся к нам, как к животным.

— Мы просто развлекались, — оправдывается Алеша-Боб.

— Если ты хочешь быть русским, — говорит Светлана моему другу, — ты должен думать о том, какой у тебя имидж. Все уже считают нас бандитами и проститутками. Нам нужно изменить это впечатление.

— От всей души прошу прощения, — говорит Алеша-Боб, прижимая руки к сердцу театральным жестом. — Отныне мы не будем исполнять при тебе рэп. Мы будем работать над нашим имиджем.

— Черт побери, о чем это вы там беседуете, ниггеры? — спрашивает Руанна. — Говорите уже по-английски.

Светлана поворачивается ко мне, уничтожая взглядом. Я отступаю и чуть не сваливаюсь в воду. Мои руки начинают набирать номер телефона доктора Левина, как вдруг к нам, задыхаясь, бежит мой слуга Тимофей.

— Ах, батюшка, — говорит он, отдышавшись. — Простите Тимофея, что мешает вам. Он же грешник, как и все остальные. Но я должен вас предупредить! Сюда едет милиция. Боюсь, что они ищут вас…

Я не мог уловить смысл его слов до тех пор, пока мое внимание не привлек крик баритона с соседней «Капризной форели». «Милиция!» — вопит какой-то джентльмен. Молодые банковские служащие, старая царевна в черных жемчугах и белом платье, бизнесмен, который любит Пушкина, — все устремляются на автостоянку, где отдыхают их «лендроверы». Мимо них пробегают три широкоплечих милиционера, синие фуражки которых украшены костлявым российским орлом; за ними следует их начальник — человек постарше в штатском. Руки его в карманах, он не спешит.

Ясно, что эти свиньи направляются прямо ко мне. Алеша-Боб придвигается, чтобы меня защитить: он кладет мне руки на спину и живот, словно мне грозит опасность опрокинуться. Я решаю не отступать ни на шаг. Это возмутительно! В цивилизованных странах, таких как Канада, состоятельного человека, который удит рыбу с друзьями, власти оставляют в покое, даже если он совершил преступление. Пожилой человек в штатском, у которого, как я узнал позже, вкусная фамилия Белугин, легонько отталкивает моего друга. Он приближается, так что его физиономия оказывается в сантиметре от моей и мне приходится смотреть прямо в лицо седого человека с пожелтевшими белками глаз — лицо, которое в России говорит о власти и некомпетентности одновременно. Он пристально смотрит на меня, причем так эмоционально, как будто хочет мои деньги.

— Миша Вайнберг? — спрашивает он.

— И что с того? — интересуюсь я. Тут содержится намек: «Ты знаешь, кто я?»

— Вашего отца только что убили на Дворцовом мосту, — говорит мне милиционер. — Фугасом. Немецкий турист заснял все на пленку.

Глава 2 ПРЕДАННОСТЬ

Прежде всего мне бы хотелось упасть на колени перед штабом СИН в Вашингтоне, округ Колумбия, и поблагодарить эту организацию за всю ее успешную работу, совершаемую повсюду ради иностранцев. Меня приветствовали несколько раз представители СИН по прибытии в аэропорт Джона Ф. Кеннеди, и каждый раз было лучше, чем в предыдущий. Один раз веселый мужчина в тюрбане поставил штамп в моем паспорте, сказав что-то неразборчивое. В другой раз приятная черная леди примерно таких же габаритов, как я, с уважением посмотрела на мое пузо и одобрительно показала большой палец. Что я могу сказать? Люди в СИН справедливы и честны. Они настоящие привратники у ворот Америки.

Однако проблемы у меня возникают с Государственным департаментом США и ненормальным персоналом в их санкт-петербургском консульстве. С тех пор, как два года тому назад я вернулся в Россию, они девять раз отказывали мне в визе, причем каждый раз ссылались на то, что мой отец недавно убил их драгоценного бизнесмена из Оклахомы. Скажу откровенно: мне жаль этого оклахомца и его розовощекую семью, жаль, что он оказался на пути моего папы, жаль, что его нашли у входа на станцию метро «Достоевская» с выражением лица как у обиженного ребенка и перевернутым красным восклицательным знаком на лбу, но после того, как я девять раз выслушал рассказ о его смерти, мне захотелось вспомнить старый анекдот: «На khui, на khui! Умер — значит умер».

Эта книга — мое любовное письмо к генералам, в чьем ведении находится Служба иммиграции и натурализации. Любовное письмо, а также мольба: «Джентльмены, впустите меня обратно! Я американец, заключенный в русское тело. Я получил образование в Эксидентал-колледже, почтенном среднезападном учебном заведении для юных аристократов из Нью-Йорка, Чикаго и Сан-Франциско, где за чаем часто ведутся дебаты о достоинствах демократии. Я прожил в Нью-Йорке восемь лет, причем был образцовым американцем: я вносил вклад в экономику, расходуя свыше двух миллионов долларов США на законным путем приобретаемые товары и услуги, включая самый дорогой в мире собачий поводок (недолгое время я являлся владельцем двух пуделей). Я встречался с Руанной Салес — нет, „встречался“ не то слово, — я вытащил ее из кошмара рабочего класса Бронкса, кошмара ее юности, и определил ее в Хантер-колледж, где она готовится стать секретаршей.

Я уверен, что все в Службе иммиграции и натурализации основательно знакомы с русской литературой. Читая эти страницы о моей жизни и борьбе, вы увидите определенное сходство с Обломовым, знаменитым персонажем. Этот барин отказывается вставать со своего ложа в романе девятнадцатого века с тем же названием. Я не буду пытаться разуверить вас в этой аналогии (начать с того, что у меня нет на это энергии), но предложу и другого персонажа: это князь Мышкин из „Идиота“ Достоевского. Как этот князь, я что-то вроде святого дурачка. Я простачок, окруженный интриганами. Я — щенок, брошенный в волчье логово (только мягкий голубой блеск моих глаз не дает им разорвать меня на клочки). Как и князь Мышкин, я несовершенен. На следующих страницах вы порой увидите, как я угощаю оплеухой своего слугу или слишком много пью. Но вы также увидите, как я пытаюсь спасти целую расу от геноцида: вы увидите меня в роли благодетеля несчастных детей Санкт-Петербурга: и вы станете свидетелями того, как я с детской страстью чистого душой занимаюсь любовью с падшими женщинами».

Как же я стал таким вот святым дурачком? Ответ кроется в моем первом американском впечатлении.

В 1990 году Любимый Папа решил, что его единственный ребенок должен стать нормальным процветающим американцем, для чего ему следует получить образование в Эксидентал-колледже, расположенном во внутренней части страны, вдали от соблазнов Восточного и Западного побережья. Папа тогда занимался всего лишь по-любительски криминальной олигархией — обстоятельства еще не были благоприятными для крупномасштабного разграбления России, — но тем не менее уже сколотил свой первый миллион на продаже автомобилей в Ленинграде, продав множество никчемных вещей, но, к счастью, ни одного автомобиля.