Джулиана Бэгготт - Пепельное небо

• Название: Пепельное небо
• Автор: Джулиана Бэгготт
• Издательство: Астрель
• Жанр: Социально-психологическая фантастика
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-27142662-9

Прессия почти не помнит прежние времена и взрыв, не помнит родителей и своего детства. Она живет с дедушкой в разрушенной пристройке бывшей парикмахерской, и каждый день пытается понять, почему полный счастья мир в одночасье превратился в пепел, шрамы, ожоги, мутации и страдания. Но однажды она встречает Брэдвела, который лишился семьи еще до взрыва, потому что его родители знали правду о том, что взрыв был запланирован. Теперь Брэдвел хочет собрать вокруг себя единомышленников и свергнуть Купол, отомстив за смерть родителей.

---

— Я могу убить тебя, и теперь, без «жучков», твой отец ничего не узнает!

Он кричит солдатам:

— Схватить их!

Но солдаты не двигаются с места. Они смотрят на Эль Капитана, а затем на Ингершипа.

— Они действительно тебя не уважают, Ингершип, даже с оружием. Не так ли? — усмехается Эль Капитан.

Солдаты по-прежнему не двигаются.

— Тогда я убью вас сам, по очереди, — цедит Ингершип. Он направляет пистолет в лицо Брэдвелу. — Ты думаешь, он не знает, кто ты?

— О ком вы говорите? — спрашивает Брэдвел.

— Уиллакс знает все о тебе и о людях, приведших тебя в этот мир.

Брэдвел прищуривается:

— О моих родителях? Что он о них знает?

— Ты думаешь, он позволит их сыну бросать ему вызов?

— Что он знает о них? — повторяет Брэдвел, делая шаг к Ингершипу, дуло утыкается парню прямо в грудь. — Скажите мне!

— Он был бы не прочь, если бы я добавил тебя в коллекцию. Маленькие реликвии. Но я бы, конечно, предпочел, чтобы ты умер.

— В его коллекцию? — удивляется Партридж.

Жена Ингершипа слишком сильно повисает на тонких занавесках, и они срываются с карниза. Она падает назад, потеряв равновесие. Развернувшись за спину мужа, она оказывается в ловушке из белой марли, в коконе. Но что-то блестит в ее руке. Это скальпель.

Она шагает вперед, занавеска скатывается с нее, как одежда. Женщина резко втыкает скальпель в спину Ингершипа. Он испускает крик и бросает пистолет, скользнувший по плитке. Ингершип изгибается и падает на пол. Лида быстро хватает пистолет и направляет его прямо на Ингершипа, который корчится со скальпелем в спине, размазывая кровь по полу.

Брэдвел опускается рядом с ним на колени.

— Так что насчет моих родителей? Что о них говорил вам Уиллакс?

— Жена! — кричит Ингершип. Непонятно, зовет ли он на помощь или кричит от злости.

— Мои родители! — кричит Брэдвел. — Скажите, что Уиллакс говорил о них!

Ингершип зажмуривается.

— Жена! — кричит он еще раз. Она дотрагивается ногтями до дырки в оболочке на челюсти, и слезы текут из ее глаз. Рыдания вырываются у нее из груди. Она стягивает с головы парик, обнажив густые, спутанные рыжие волосы. Лицо все покрыто шрамами, не только старыми, но и свежими — синяками, рубцами и ожогами. Видно, что когда-то она была красивой.

Ингершип, корчась на кровавом полу, орет:

— Жена! Принеси таблетки!

— Они ничего не стоят, — произносит Партридж.

Ингершип поворачивается на плече.

— Жена, иди ко мне! Ты нужна мне, мне ужасно больно!

Жена Ингершипа прислоняется к стене. Она прижимается к ней щекой и слегка касается рукой обоев, одной-единственной лодки. На мгновение это походит на головокружительный конец всего. Брэдвел поднимается и еще раз смотрит на Ингершипа. Тот моргает и отводит взгляд. Он явно умирает. От него уже не добиться информации о родителях Брэдвела. Парень подходит к Прессии и притягивает ее к себе. Она прижимается головой к его шее, и он обнимает ее.

— Я думал, что она убила тебя, — шепчет он, — думал, что больше не увижу тебя.

Прессия снова слышит биение его сердца, как гулкий барабан. Брэдвел жив, а Ингершип уже мертв, его глаза пусты. Она думает о профессии своего деда, владельца похоронного бюро, и чувствует, что над мертвым телом нужно прочитать молитву, но не знает ни одной. Дед говорил, что на похоронах, которыми он руководил, они пели песни, похожие на молитвы. Он сказал, что песни были для тех, кто оплакивал, чтобы исцелить их. Прессия не знает ни одной такой песни, кроме колыбельной, что пела ее мать. Что-то есть в этой детской комнате без ребенка, что заставляет ее вспомнить о матери, о ее лице, что появлялось на мониторе, о ее голосе. Прессия открывает рот и тихо поет.

Ее голос не удивляет Партриджа. Он как будто много лет ждал, чтобы услышать его. Ее голос грустный, и Партридж в какой-то момент узнает мелодию — это та самая песня, что мама пела им ночью. Колыбельная, которая вовсе и не колыбельная, а история любви. В голосе Прессии он слышит голос матери. Она поет о том, как закрылась дверь и как развевалось платье девушки. Он вспоминает ночь танцев и дыхание Лиды под плотной тканью. Ее тоже поражает песня, потому что она хватает его за руку, ту, с марлей, без пальца. Он знает, что это не конец войны, но на мгновение можно представить, что все закончилось. Он наклоняется к Лиде и спрашивает:

— Твоя птица из проволоки… она попала на выставку в Зале Учредителей?

Лида хочет спросить его, что будет с ними. Куда они пойдут? Какой у них план? Но слова не сходят с ее языка. Все, что есть в ее голове, это птица из проволоки. Одинокая птица, красиво кружащаяся в клетке из проволоки.

— Я не знаю, — говорит она. — Я здесь. И больше не вернусь.

Жену Ингершипа зовут Иллия. Она думает, быть ли ей Иллией. Она больше не жена Ингершипа, он мертв. Она думает о Марии, о девушке из песни, девушке на крыльце. «Не ходи», — вот что она сказала бы этой девушке. Кровь ее мужа на ее обуви. Она прикасается к лодке на обоях детской и вспоминает лодку отца, как она девочкой вычерпывала ведром из нее воду. Ее укачивает, будто в лодке. Она слышит слова отца: «Небо как кровоподтек. Только буря сможет исцелить его».

Эль Капитан смотрит на солдат. Он думает, что они могут сказать ему. На этой земле живут и другие, и их кожа вся в синяках, как и кожа жены Ингершипа. Они живут где-то на земле. У них не так много еды, которая не отравлена. Некоторые из них, конечно, умирают. Он кладет руки на стол под окном, чтобы перенести вес брата. Отсюда видно, только немного мутно, остатки старого шоссе. Когда-то здесь было приютское кладбище. Он бывал там однажды с мамой в грозу. Она хотела найти свое место на кладбище. Сам Эль Капитан не пошел. Он стоял за воротами в проливной дождь и ждал ее, держа за руку Хельмута, потому что его пугали молнии. По дороге домой мама сказала им: «В ближайшее время мне не нужен будет участок. Я умру старухой. Не грусти».

Но она поехала в приют для легочных больных. Срок был известен, и они не знали, когда она вернется.

«Ты за главного, пока я не вернусь, Эль Капитан».

И он в ответе за Хельмута до сих пор. Более того, он сам и есть Хельмут. Когда он ненавидит Хельмута, он ненавидит себя. А когда любит своего брата? Работает ли это так же? Правда в том, что вес Хельмута не просто сделал его сильнее, он прижал его к земле, будто без Хельмута он улетел бы с этой планеты.

Хельмут ощущает ребра брата между колен, сердцебиение брата прямо перед своим сердцем. Он говорит:

— Вниз… взреветь. По ветру взобраться.

Сердце брата везде, куда бы он ни пошел, оказывается перед сердцем Хельмута. Это тот путь, который он совершает по миру — сердце брата, удар, затем его сердце. Сердце над сердцем. Сердце ведущее, сердце ведомое. Сердца-близнецы, связанные вместе.

Брэдвел помнит эту песню. Арт Уолронд, пьяный физик, сливающий данные родителям, включал ее в кабриолете. Брэдвел помнит, как ездил с Уолрондом, а сзади сидела собака по имени Арт, и ветер играл их волосами. Уолронда давно уже нет, как и родителей Брэдвела. Но Уиллакс знает их. Что сказал бы Ингершип, если бы был еще жив? Брэдвел хотел бы знать. Но он не думает об этом долго, голос Прессии проникает в его сознание. Щека Прессии прижата к его груди, и он ощущает песню всей кожей. Тонкие вибрации, движения ее челюсти, мышц шеи, голосовых связок — хрупкий инструмент, дрожащий в горле. Память об этом останется в его коже, как и мягкое быстрое дыхание Прессии, каждая выведенная нота, песня, текущая из ее уст, ее закрытые глаза. Это снисхождение — думать о будущем, и он бы не думал, если бы не Прессия. Что, если они будут сражаться с Куполом и одержат победу? Будет ли у него жизнь с ней? Не кабриолет, не собака и не обои в детской с лодками. Но что-то больше, чем это.

Партриджу надо выйти. Слишком много всего сразу. Мать мертва. Ее голос — это песня в горле Прессии. Лида гладит его руку. Он качает головой и отодвигает ее.

— Нет.

Ему нужно побыть одному.

Он выходит из комнаты и проходит через зал. Там он видит дверь, открыв которую, находит комнату связи. Все приборы включены, огромный синий монитор, провода, клавиатура, колонки. Он слышит голос отца, дающий инструкции. Люди отвечают ему: «Да, сэр. Конечно, сэр». А потом кто-то произносит: «Там кто-то есть, сэр». Отец вздыхает:

— Ингершип. Черт побери! Наконец-то.

— Он мертв, — говорит Партридж.

На синем мониторе появляется лицо отца, его косящие водянистые глаза, небольшой паралич головы, руки на клавиатуре перед ним. Кожа его как будто сырая, темно-розовая, чешуйчатая, словно недавно ошпаренная. Он выглядит бледным и тяжело дышит. Грудь слегка вогнута.