Владимир Королёв - Босфорская война

• Название: Босфорская война
• Автор: Владимир Королёв
• Издательство: Вече
• Жанр: Военная история
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-4444-1087-5

Книга историка В.Н. Королёва является первым серьезным исследованием морской войны, которую в XVII веке вело казачество против Османской империи в ее центральном регионе, охватывавшем Босфор и Стамбул. Многие события этой войны освещаются впервые. В книге использованы разнообразные, в том числе редчайшие, отечественные и зарубежные источники.

---

Османский флот усиливал свою активность на Черном море вплоть до начала 1470-х гг., когда Мехмед II Фатах (Завоеватель) «развернул» внешнюю политику империи в сторону Юго-Восточной Европы. Результаты не замедлили сказаться: в 1475 г. турки, действуя флотом из 300 кораблей, захватили итальянские колонии Кафу и Воспор (Керчь) в Крыму, Тану (Азов) в дельте Дона, Матрегу (Тамань), Many (Анапу) и Копу на Кубани, ликвидировали крымское Мангупское княжество, затем завоевали крымские итальянские колонии, Чембало (Балаклаву) и Солдайю (Судак), овладев тем самым всеми стратегическими пунктами побережья Крыма и Таманского полуострова.

С 1475 г. Крымское ханство стало вассальным образованием в составе Османского государства. Все черноморские порты Крыма в 1478 г. отошли непосредственно Турции; ханству оставили лишь один Гёзлев (Евпаторию). Азов, закрывавший выход из Дона, был превращен в «самый северный форпост Османской империи». Сразу после установления османского господства в Крыму Литовское государство потеряло черноморское побережье между устьями Днепра и Днестра — район современных Херсона, Очакова и Одессы, имевший славянское население, — он перешел к татарам и, следовательно, к Турции. В 1492 г. была возведена Очаковская крепость, сторожившая выход из Днепра.

В 1456 г. османы заставили платить дань Молдавское княжество, которое в 1473 г. сумело от нее освободиться, а в 1484 г. оккупировали принадлежавшие Молдавии Килию и Аккерман — главнейшие в стратегическом и торговом отношении пункты в устьях Дуная и Днестра. Последний пункт затем превратился в центр Буджакской орды, возникшей из крымских переселенцев. Молдавия долго сопротивлялась турецкой агрессии, пока не была в 1538 г. оккупирована османско-татарской армией и окончательно не попала в вассальную зависимость от Стамбула.

По взятии турками в 1461 г. Трапезунда и падении Трапезундской империи в состав Османского государства попало и юго-восточное побережье Черного моря. С того времени усилился натиск Стамбула на грузинские земли. В соответствии с турецко-персидским договором 1555 г. Османской империи доставались Гурия и Мегрелия с их черноморскими берегами. В 1570-х гг. турки построили прибрежные крепости Сухум, Баладаг (Гагру) и укрепление в устье Риони. Грузинские государственные образования, лавируя между Стамбулом и Тегераном, пытались отстоять свой суверенитет, но в конце концов оказались на положении турецких и персидских вассалов, что подтвердил османско-персидский договор 1639 г.

Султанскому правительству на протяжении XVI— XVII вв. не удалось полностью покорить все адыгские и абхазские племена между Керченским проливом и Мегрелией, но прибрежная полоса и этой территории юридически являлась турецкой.

В 1568 г. была образована Кафинская лива (провинция), в которую вошли северо-причерноморские владения османов, а в следующем году, опираясь на Кафу и Азов, Турция совместно с Крымским ханством предприняла неудавшуюся попытку завоевания Нижнего Поволжья, уже принадлежавшего тогда России (османский флот прошел вверх по Дону до волжско-донской Переволоки). Неудача «астраханской экспедиции» и поражение татарского войска в 1572 г. под Москвой, которую годом раньше крымцам удалось сжечь дотла, остановили турецко-татарскую экспансию на российском направлении. Планы ее развития, однако, существовали и позже, как и идея занять Украину «по Киев»[2]. Характерно, что в Турции, согласно мусульманской традиции, разделяли все соседние немусульманские страны на две категории: территории мира (дар ас-сульх) в случае, если они выплачивали дань, и территории войны (дар аль-харб) в противном случае. Соответственно отношения исламского мира с немусульманскими государствами теоретически могли быть либо отношениями покровительства, либо отношениями войны.

После завоевания обширных европейских территорий и захвата черноморских и азовских берегов османские монархи стали считать себя «султанами двух континентов и двух морей» (Средиземного и Черного), что и нашло отражение в падишахском титуле. Овладев Константинополем, турки, по замечанию С. Дестуниса, «присвоили себе исключительное обладание над тем (Черным. — В.К.) морем и в продолжение трех веков не позволяли плавать на нем никакому европейскому народу. Это было легко исполнить, потому что они владели Фракийским Босфором». Однако реального монопольного обладания Черным морем Турция добилась не сразу после 1453 г. Хотя османы по взятии Константинополя закрыли Босфор для прохода судов большинства европейских стран, до 1475 г. Генуя с трудом еще сохраняла право судоходства через пролив для сообщения со своими колониями, и такое же, хотя и ограниченное, право до 1520-х или 1530-х гг. имела Венеция. Кроме того, до покорения всего черноморского побережья местные государственные образования пользовались морем без турецкого ведома и разрешения.

Полный контроль над Азово-Черноморским бассейном Османская империя установила только после покорения Восточного Причерноморья, и о фактическом османском владении всем Черным морем можно говорить применительно к периоду, начинающемуся с 1570-х гг. В этот период доступ в море для иностранных судов был совершенно закрыт, и плавать можно было только под турецким флагом; местное, «туземное» судоходство разрешалось лишь на основе признания соответствующими территориями османского сюзеренитета и под контролем турецких властей.

Азово-Черноморский бассейн надолго превратился в османское «внутреннее озеро». Даже в 1699 г., когда Азов и Азовское море уже перешли «под московскую руку», представитель правительства Турции, «тайных государственных дел секретарь» Александр Маврокордато, соглашаясь на мореплавание России до Керчи и отказывая в свободе черноморского судоходства, заявлял, что Османское государство рассматривает два моря — Черное и Красное — «яко чистую и непорочную девицу и не токмо иметь на них кому плавание, но и прикоснуться никого никогда не допустит»[3], что поскольку французским, английским, голландским и венецианским судам по Черному морю ходить не дозволено, то и русским это позволить решительно невозможно, и что «по Черному морю оных государств кораблям ходить будет свободно тогда, когда Турское государство падет и вверх ногами обратится»[4].

Из этой генеральной позиции безусловно вытекало, что одно только появление на Азовском и Черном морях любого казачьего судна турки рассматривали в качестве враждебного акта, а всякая запорожская чайка или любой донской струг, попав в воды этих морей, оказывались вне закона и должны были быть потоплены или по крайней мере задержаны. Появление же казачьих судов у Анатолии и на Босфоре, которое никто в Стамбуле поначалу не допускал, расценивалось как крайне возмутительное деяние, едва ли не потрясение основ миропорядка и личное оскорбление «султана двух морей».

Между тем точность обязывает сказать, что упомянутые ранее полный турецкий контроль над Азово-Черноморским бассейном и османское владение Черным морем не следует понимать буквально и безоговорочно: из-за казаков это были не совсем полный контроль и не совсем полное владение. Как отмечает С. Дестунис, «султаны никогда не были полными обладателями всех берегов морей Черного и Азовского. Запорожские и донские казаки свободно плавали по тому и другому на своих ладьях и простирали свои грабежи до берегов Анатолии и до самого Константинополя…»

Вопрос о предпосылках, причинах и целях босфорских походов Войска Запорожского и Войска Донского, по существу, совсем не разрабатывался в исторической литературе, которая до сих пор еще четко не определилась и в причинах казачьей войны на море вообще. Последние рассматривались бегло и поверхностно, и дело зачастую сводилось к жизненной необходимости для казаков получения добычи, к неудержимой жажде «зипуна», к стихии «разбоев» и т.п., хотя иногда, напротив, встречались слова о казачьем отпоре турецкой агрессии и мщении за поруганную родную землю.

Выявление предварительных условий и обстоятельств, из-за которых началась морская война, затруднялось среди прочего «варшавско-центристскими» или «московско-центристскими», «государственными» позициями ряда авторов, смотревших на действия казаков с точки зрения интересов польской или российской внешней политики. Отсюда появлялись упреки в адрес казаков, которые-де не могли «широко взглянуть на дело и отрешиться от своих местных интересов», причем эти упреки не сопровождались объяснением причин, по которым казачество должно было приносить свои интересы в жертву интересам «высоких покровителей», воспринимать международные отношения только их глазами и непосредственно действовать обязательно так, как считали нужным в далеких столицах.

Н.А. Мининков объясняет расхождения между Москвой и Войском Донским, касавшиеся военных действий против татар и турок, еще и тем, что «донским казакам была гораздо понятнее, чем крепостническому правительству, ненависть народных масс (России. — В.К.) к турецко-крымским захватчикам, почти ежегодно уводившим большие массы населения южных окраин. На борьбу с Турцией и Крымским ханством казаки смотрели не глазами правительства, а народа, считавшего полезным и оправданным всякое мероприятие против Азова и Крыма».