Николай Романецкий - Убьем в себе Додолу

• Название: Убьем в себе Додолу
• Автор: Николай Романецкий
• Жанр: Фэнтези

---

— Завтра-то, надеюсь, будет спокойный день, — сказал Смирный. — Хотелось бы поприсутствовать на богослужении.

Они распрощались.

Свет хотел было вернуться к незавершенной сцене Кристовой пагубы, но тут снова появилось ощущение инициации волшебного зеркала. Теперь разговору ничто не мешало, и Свет согласился.

В сером тумане проявилась озабоченная физиономия опекуна министерства безопасности от палаты чародеев Буни Лаптя.

— Здравы будьте, чародей!

Лысина у Буни сверкала даже в зеркале.

— Здравы будьте, чародей! Чем обязан?

— Да вот хотел бы обратиться к вам с одной просьбой.

— Для вас, брат, все что угодно. Вплоть до некоторой суммы в долг.

— Деньги мне не нужны, — сказал Буня с суровым видом. — Мне нужен магический защитный барьер.

Удивление Свету разыгрывать не пришлось. Однако испугаться он себе не позволил. Скорее всего, Буня подозревал, кто поставил сыскнику Смирному барьер, но магической печати на барьере нет — определить что-либо все равно невозможно.

— Зачем вам защитный барьер, чародей? А если вас вздумает прощупывать Кудесник?

Буня мотнул головой:

— Барьер мне нужен не на века, а только до окончания следствия об убийстве Барсука. Мне кажется, меня пытаются прощупать, и отнюдь не Кудесник. Кудесник, кстати, меня уже прощупывал.

Врет, подумал Свет. И сказал:

— Вы толкаете меня на нарушение закона, чародей.

— Но ведь все равно, кроме меня и вас, никто ничего не узнает. Если обойтись без магической печати, по защитному барьеру не определишь, кто его поставил. А я всегда могу заявить, что барьер мне навели без моего желания. Дабы скомпрометировать…

— Однако вы прекрасно знаете, что защитный барьер без печати способны поставить лишь несколько человек в княжестве. Я думаю, не более десятка…

— Четырнадцать, — с готовностью сказал Буня.

— Ну вот, вы хотите, чтобы я попал в нарушители законов Колдовской Дружины… — Свет подчеркнуто-озабоченно покачал головой. — Честно говоря, для вас бы я пошел на нарушение, но все дело в том… Видите ли, я здорово устал за последние дни. Перун просто затерзал меня. Так что давайте подождем пару деньков. Я отдохну и исполню вашу просьбу.

— А за эти два денька донесете на меня Кудеснику, и защитный барьер будет ставиться с его ведома. У вас ручки чисты, а меня на Контрольную комиссию…

Свет поморщился:

— Ну зачем же так, чародей? Это ведь вы толкаете меня на нарушение, а не я вас.

Буня пристально смотрел ему в глаза. Этакий сыскник, допрашивающий пойманного убийцу. Только убийца на этот раз оказался сыскнику не по зубам…

— Ну хорошо, — сказал наконец Буня. — Считайте, я вас ни о чем не просил. Кстати, у моего сыскника Буривоя Смирного стоит защитный барьер без магической печати. Такой барьер ему могли поставить лишь четырнадцать человек в княжестве.

Свет пожал плечами:

— А зачем вы мне это говорите? Неужели вы думаете, что я согласился бы поставить вашему сыскнику барьер без вашего ведома?

— Нет, не думаю, — сказал Буня. — Вы, Сморода, всегда были образцовым исполнителем законов и правил. Иначе бы вас и не прочили в Кудесники.

Волшебное зеркало скрыло лысину Буни за туманной занавеской.

А Свет подумал, что железный Буня, кажется, начинает нервничать.

За обедом Забава выглядела столь же странно, как и за завтраком. Она явно избегала смотреть на хозяина, а когда Свет-таки ловил ее взгляд, тот казался непривычно тусклым, если не потухшим вовсе. И в то же время она определенно была веселее, чем обычно. Но в веселости этой сквозила некая обреченность. Словно Забава совершила непоправимое и готовилась пойти вразнос. Впрочем, кое-что она в самом деле совершила — поправимое и уже перестающее быть из ряда вон выходящим. Разливая суп, она вдруг бросила в кастрюлю половник и выскочила из трапезной. Вернулась еще более бледная, чем утром.

Свет хотел было взяться за ее воспитание, но удержался. Включил Зрение. И ошалел от неожиданности.

Аура у Забавы была давно забытой, той самой, с какой она пришла к нему в дом — ни единого намека на розовое. Сонная кукла с примесью юношеской экзальтированности…

— Забава, — сказал Свет. — А сегодня вы пойдете с нами гулять? — И поморщился: вопрос прозвучал совершенно по-идиотски. Так бы, наверное, семилетний мальчик Светик Сморода позвал на улицу малолетнюю дочь родительской прислуги.

Забава неожиданно для него задумалась. Зато на язык скора оказалась Вера.

— Она не пойдет.

Вера вопросительно посмотрела на Забаву, и та тут же покорно кивнула головой:

— Я не пойду. Плохо себя чувствую…

Кажется, она хотела что-то добавить, но не добавила. Подошла в раздаточному столику и принялась раскладывать по тарелкам гарнир.

Эта покорность Свету не понравилась абсолютно. У той Забавы, которую он знал, не могло быть подобной покорности. Да она скорее бы вцепилась кому-нибудь в волосы, чем покорно согласилась. Тем паче с Верой.

И потому Свет решил после трапезы обязательно побеседовать на эту тему с Берендеем. Однако еще до сладкого переменил свое решение. Ему вдруг пришло в голову, что беседовать на эту тему надо не с Берендеем, а с гостьей. Не может быть, чтобы в столь странном поведении Забавы не обошлось без ее участия.

Гостья встретила хозяина в штыки:

— А почему вы решили, что происходящее с вашей служанкой как-то связано со мной?!

— Потому что вам выгодно, чтобы нашим прогулкам никто не мешал.

— Вы так думаете? — Гостья поджала губки. — А может быть, у Забавы недомогание. Вам никогда не приходило в голову, что у женщин иногда бывают недомогания? Незадолго перед зеленцом…

Свет опешил: это был удар ниже пояса. Однако тут же нашелся:

— Перед зеленцом?! Да у нее в ауре ничего розового не осталось, если вам это о чем-нибудь говорит. Какой еще зеленец?

Вера широко раскрыла глаза, стиснула руки — так, что хрустнули персты.

— Отсутствие розового в ауре мне говорит о многом. Но и все объясняет. И очень странно, что вы не сделали отсюда единственного верного вывода.

— Вы имеете в виду… — Свет замялся.

— Я имею в виду, что Забава попросту разлюбила вас. Согласитесь, рано или поздно это должно было случиться. Женщина не может долго любить безответной любовью. Рано или поздно она найдет себе другой предмет обожания.

Свет поморщился: словосочетание «предмет обожания» по отношению к нему звучало достаточно противно.

— Однако я не понимаю, почему вы беспокоитесь, — продолжала Вера. — Вас-то, по-моему, случившееся вполне должно устроить. Во всяком случае, жизнь ваша от того, что Забава вас разлюбила, хуже не станет.

Конечно, Вера была права. Но в правоте своей она стала Свету ненавистна. И он сказал:

— Сдается мне, вы слишком много знаете о женщинах и их жизни. Сдается мне, амнезия приняла у вас достаточно странный характер. — Он впился в нее пронизывающим взглядом и воскликнул: — А может, амнезии и нет вовсе? И не было?

Если его пронизывающий взгляд и пронизал что-либо, то только не ее. Она одарила его спокойной улыбкой:

— Может, и не было. Только теперь это не имеет ни малейшего значения. С амнезией или без нее, я теперь вам нужна. Я имею в виду вам лично. Ведь только я способна вам помочь, не так ли?

Свет разинул рот. И с глухим стуком захлопнул его.

— Разве вы не надеетесь на мою помощь? — удивилась Вера. — А мне казалось, мои чары облегчают вам самочувствие… А если вспомнить, что случилось вчера… — Она откровенно ухмыльнулась.

Вот тут Свет испугался. Это был не просто удар ниже пояса, это был удар ногой в челюсть — как у знатоков восточных единоборств. Паче того, это был удар, которого вообще не должно было быть.

— Кто вы? — Свет даже не сумел сдержать дрожь в голосе. — Кто вы такая?

Вера подошла к нему вплотную:

— Вам нечего бояться, чародей. Кто бы я ни была, моей целью вовсе не является ваша погибель. — Она положила ему руки на плечи, посмотрела прямо в глаза, и Свет почувствовал, как уплывает куда-то, растворяется в умиротворении его смертный ужас.

— Вот и хорошо, — сказала Вера. — Не докучайте Забаве и давайте вести себя так, словно ничего не случилось. А чтобы такому волшебнику, как вы, это было легче, я вам помогу.

Она снова посмотрела ему в глаза, и Свет понял, что такое по-настоящему пронизывающий взгляд. Но это была его последняя мысль, посвященная состоявшейся беседе, потому что через мгновение он забыл обо всем, случившемся за последние пять минут.

— Вы имеете в виду, — сказал он. И замялся.

— Я имею в виду, что Забава попросту разлюбила вас, — сказала Вера. — Согласитесь, рано или поздно это должно было случиться.

Свет согласился. И добавил:

— Слава Семарглу! Теперь она будет приходить ко мне только тогда, когда я ее вызываю.

Ему показалось, что в глазах Веры мелькнула откровенная жалость, но это было вполне нормально. Баба и жалость — понятия неразделимые, понятия на века. Так что он кивнул головой и сказал: