Мануэл Тиагу - До завтра, товарищи

• Название: До завтра, товарищи
• Автор: Мануэл Тиагу
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Современная проза
• Год: 1977

И под гнетом салазаровского режима не была сломлена воля португальского народа к демократии, к лучшей жизни. Организовывали сопротивление масс, вели их на борьбу верные сыны и дочери Португалии — коммунисты. Их образы, их подвиги и каждодневная самоотверженность во имя победы народного дела — основное содержание романа «До завтра, товарищи», написанного глубоко достоверно и эпически значительно.

---

— Вы не хотите? — спросила любезным и решительным голосом хозяйка дома.

И протянула Марии один из этих коричневых горшочков с белой полоской. Мария поблагодарила и снова покраснела. Она на знала ни что делать с горшочком, ни что в нем было. Что это за маленькие белые кубики и для чего они предназначаются, она не могла сказать. Хозяйка дома еще раз пришла ей на помощь.

— Не хотите ли положить немного в суп?

Стесненная, Мария еще раз поблагодарила и приготовилась положить себе. Но чем? Смущенная, она взяла кончиками пальцев несколько этих белых кубиков (это оказался поджаренный хлеб) и бросила их в суп. О несчастье! Она сделала это так неловко, что у нее упали на чистую скатерть четыре-пять кубиков, которые, как представила себе Мария, наверное, оставили на скатерти пятна.

— Так мало? — сказала хозяйка, будто не заметив беды.

Мария вежливо отказалась взять еще, чувствуя, что у нее от замешательства навертываются слезы на глаза.

— Послушай! — сказала внезапно хозяйка громким и резким голосом, обращаясь к мужу. — Ты знаешь, что эта сумасшедшая, твоя сестра, поехала в Лиссабон? — И она расхохоталась, будто поездка свояченицы в Лиссабон была очень смешной затеей.

Возможно, что в этом заключалось нечто смешное, но Мария почувствовала, что смех (подобный тому, что раздался в кабинете, когда рассказывалась история о некой Бебе) относится к ней, Марии, и что сейчас он был вызван ее незнанием, как держать себя за столом, ее неловкостью с белыми кубиками. Она покраснела, и ей стало стыдно до слез, обед стал превращаться для нее в мучение. Ей захотелось как можно скорее очутиться далеко отсюда.

Хозяева дома и Антониу будто ничего не замечали. Они разговаривали и оживленно смеялись. Говорили о вещах, которых Мария не понимала, употребляли слова, которые (возможно, из-за крайнего замешательства) были непонятны, и все трое выглядели совершенно счастливыми от своей болтовни. Из всего происходившего ее, в сущности, больше всего оскорбляло поведение Антониу. С тех пор как он переступил порог дома адвоката, Антониу стал казаться ей иным. Из-за того, как он себя держал, из-за выражений, которые употреблял, из-за манеры постукивать сигаретой по ногтю большого пальца левой руки, из-за его улыбки, из-за манерного тона, которым он говорил с хозяевами дома, он казался ей совершенно отличным от того Антониу, которого она до сих пор знала: простого и компанейского Антониу из скромной явочной квартиры; сейчас он выглядел таким же, совершенно таким же, как адвокат и его жена. Мария вспомнила, что Антониу в свое время был студентом, что он происходит из семьи, подобной этой, возможно, даже более богатой, и это сейчас еще больше усилило ее огорчение.

Служанка пришла убрать суповые тарелки. Затем внесла жаркое на ярком блюде, с салатом, мелко нарезанной морковью и красной редиской, которой была придана форма цветка. Все в этом обеде казалось Марии унижающим и оскорбляющим ее. Она плохо вслушивалась в беседу. В какой-то момент хозяйка, оторвавшись на несколько мгновений от разговора, быстро сказала ей тоном, который показался Марии не то покровительственным, не то насмешливым: «Ешьте, ешьте!» Но как могла она положить себе еду, благополучно донеся с блюда на тарелку (как, она видела, делают другие) ложки с бесконечными яствами, с жареным картофелем, сухие ломтики которого убегали как живые, с тонкими макаронами, расползающимися и угрожающими свалиться в любой момент на скатерть? Ах, с каким сожалением вспоминала она в эти мгновения о скромнейшем своем доме! Как сожалела она о бедных обедах, об убогих соленых сардинах, которые ела с Рамушем, Антониу, Важем, такими простыми, такими искренними товарищами!

Адвокат с улыбкой налил ей вино из графина.

— Не бойтесь, это вино дамское.

Служанка вернулась, взяла тарелки и приборы, принесла новое блюдо (что это было, Мария нипочем не могла бы сказать), поставила тарелки и положила другие приборы, принесла сладкое, фрукты, кофе и конфеты. В воздухе распространился сладковатый запах пирожных и фруктов.

Наконец все встали из-за стола, и Антониу с Марией вскоре стали собираться. Когда они уже стояли, оживленный разговор между адвокатом, его женой и Антониу еще продолжался. Мария чувствовала себя лишней, не знала, куда девать руки. Они уже простились, когда жена адвоката эффектным жестом дотронулась двумя пальцами до лба.

— Ой, минуточку, минуточку! — И, стуча высокими каблуками, она вышла из комнаты.

Тут же вернулась и протянула Марии сверток.

— Это сувенир. Простите.

Мария сразу узнала сверток с чулками и покраснела от смущения. Поняла в этот момент, что ее суждение тогда перед витриной было несправедливым. И все же она только потому не отвергла подарок, что не знала, в каких выражениях это сделать. Жена адвоката подошла и, положив ей руки на плечи, звонко чмокнула ее в обе щеки, не касаясь их, впрочем, губами, чтобы не запачкать губной помадой.

Мария и Антониу вышли.

Долгое время они шагали, почти не разговаривая. Антониу выглядел рассеянным, Мария грустной. Они пошли сесть на поезд на ту же маленькую станцию, с которой Мария уехала с Рамушем в тот день, когда перешла в подполье. Придя на станцию, они уселись в грязном зале ожидания.

— Антониу, — обратилась внезапно Мария, — не купишь ли ты хлеба и кусок сыра? Я ужасно голодна.

— Голодна?

— Да, давай купим немного сыра. Теперь мы уже можем это сделать. Сегодня первый день месяца.

— Но неужели ты голодна?

Да, она испытывала голод. Несмотря на лишения последних недель, Мария из-за смущения и робости едва притронулась к этому богатому обеду в доме адвоката. Ни адвокат, ни его жена, ни сам Антониу не заметили, что она почти ничего не клала себе на тарелку, а то, что положила, почти целиком оставила несъеденным. Только один человек заметил это, только один человек понял, в чем дело, — служанка. Но она получила от хозяев строгий наказ не вступать в разговор с гостями.

11

Они сошли на той же платформе, что и тогда с Рамушем, в тот день, когда она перешла на подпольную работу. Но сейчас все стало отличным от того, что сохранилось у нее в памяти! Сейчас было не то грустное утро с бледным, вязким туманом, который окутывал все. Сейчас был светлый вечер, дул свежий ветерок, и эвкалипты вдоль железнодорожного полотна радостно тянулись к небу.

Сошли с шоссе и направились по пустынным тропинкам. Только местами замечали крестьян, работавших в поле. Тот или иной крестьянин прерывал на мгновение работу и издали провожал их вопрошающим взглядом.

Мария была в хорошем настроении, все время посмеиваясь над тем, что они видели по дороге: над скучающим осликом, торопливо убегающей маленькой ящерицей без хвоста, тонкой вереницей красных муравьев, одиноко стоящим тихим сосновым леском, стайкой дерзких воробьев. Время от времени она брала товарища под руку, и так они шагали, беседуя с довольным видом.

Уже недалеко от дома, выйдя снова на дорогу, они увидели вдали фигуру Элваша. Одетый в лохмотья, он, как всегда, выставлял напоказ волосатую грудь, и было заметно, что он наслаждался свежим ветром, обдувавшим тело. Проходя мимо, Антониу поздоровался с ним:

— Добрый день, сеньор Дамиан.

Это выглядело почти смешно. Ведь все звали его Элвашем, он сам называл себя так. Когда Антониу в свое время спросил его подлинное имя (которое он, впрочем, знал), то с трудом мог вообразить себе, что когда-либо будет обращаться к нему так.

— Добрый день, сеньор Лемуш, — ответил тот с высокомерием (Лемуш было имя, под которым Антониу жил здесь). Ответил он, адресуясь к Антониу, но смотрел на Марию, причем весьма нагло.

— Ах, дружок, как смешно ты к нему сейчас обратился!

И она повисла на руке товарища, заливаясь смехом. Антониу тоже рассмеялся, лукаво косясь на нее.

Придя домой, Антониу стал приводить в порядок бумаги. Но у него ничего толком не получалось. Внимание его ежеминутно отвлекалось к Марии. «Зачем ждать? — думал он. — Зачем ждать? Возможно, конечно, она не влюблена в меня (а впрочем, кто знает?). Но я наверняка ей симпатичен, и ей нравится быть со мной. Я прекрасно читаю это в ее глазах и в жестах». И Антониу припомнил, как часто она в последнее время, разговаривая с ним, касается его плеча, берет под руку, поправляет ему галстук или воротничок и даже иногда прижимается к нему. «Не робей, — говорил себе Антониу. — Что тебе еще нужно, чтобы убедить себя в том, что она тебя принимает, кто знает, может быть, ты уже нравишься ей?» Потом разве не факт, что они будут жить вместе целью годы? Разве он не свободен и она не свободна? Они наверняка будут счастливы. Зачем же ждать?

Антониу размышлял таким образом, Мария смеялась в коридоре. У нее не было в привычке смеяться, когда она бывала одна. Удивленный, Антониу напряг слух. Глубокая тишина воцарилась во всем доме. Потом Мария рассмеялась, на этот раз около двери. Антониу приготовился пойти взглянуть, но тут услышал непривычный стук каблуков, и Мария вошла. Короткими шажками, постукивая по полу высокими каблуками и слегка раскачиваясь, она подражала жене адвоката.