Розмари Уэллс - На синей комете

• Название: На синей комете
• Автор: Розмари Уэллс
• Издательство: РИПОЛ классик
• Жанр: Детская фантастика
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-386-03950-9

Одиннадцатилетний Оскар живёт с отцом в маленьком городке в штате Иллинойс. Они собирают макеты железнодорожных поездов и мечтают отправиться в Нью-Йорк, сесть на поезд «Синяя комета» и промчаться по всему Восточному побережью…

Счастливая и спокойная жизнь рушится в одночасье, когда в 1929 году Америке случается финансовый обвал. Отца Оскара увольняют, а дом и уникальную коллекцию поездов отбирают за долги. В поисках работы отец вынужден покинуть родной город, оставив мальчика на попечение скупой и суровой тёти Кармен.

Больше всего на свете Оскар мечтает «превратиться в стрелу и полететь туда, когда» он снова обнимет папу. Неужели пространство и время как-то связаны? Неужели путешествия во времени возможны? Да! В банк проникли грабители, и мальчик вдруг оказался внутри игрушечного поезда. Он пересекает всю страну, находит постаревшего отца, а потом поворачивает время вспять…

---

Оладьи я съел с патокой, потому что на сироп тётя Кармен денег не тратила. Сама она жарила на чистом жире из большой банки, но я на него даже смотреть не мог — сразу начинало тошнить. Поэтому не пожалел на оладьи кусочка маргарина.

В пятом классе математику у нас вела миссис Олдерби, большая любительница всяких арифметических изысков. Прежде чем приступить к делению тринадцати семьдесят четвёртых на две третьих и последующему умножению результата на семь восьмых, я до блеска вымыл сковородку и тарелку, так что заподозрить, что я перекусил, было невозможно. К приходу тёти аромат свежих оладий отчасти выветрится, отчасти смешается с запахом репы и сгущёнки — из них мы сегодня делаем запеканку.

После недели оладий с дробями миссис Олдерби дала нам контрольную — она любила давать их без предупреждения, — и я получил на балл выше. Гладя, как автобус номер семнадцать увозит Уиллу-Сью и тётю Кармен, я уже знал, что скоро наемся горячих оладий, и душа моя ликовала заранее. Это было моё ежедневное приключение, и я начинал думать о нём с самого утра. Но тут миссис Олдерби учудила: вместо обычных дробей начались десятичные. Деление десятичных дробей в столбик оказалось для меня сродни падению в чёрную пропасть. «Арифметика для современного ребёнка» была похлеще загадок Сфинкса.

Ничего себе задачка!

Мясник Смит продает свинину по цене один доллар и пятьдесят один цент за фунт, а печень — по два доллара и двадцать девять центов за фунт. Мясник Джонс продает свинину по два доллара и девять центов за фунт, а печень — по девяносто девять центов за фунт. Госпожа Браун хочет купить два с половиной фунта свинины и шесть фунтов печени. У кого из двух мясников ей выгоднее покупать?

Испуганно и беспомощно перечитывал я задачу. Так ведь она такая в учебнике не одна! Все задачи устрашающие, как на подбор! Искать ответ — всё равно что искать иголку в стоге сена. Я представил, как эти мясники, Смит и Джонс, в забрызганных кровью фартуках, взвешивают мясо. Да кому нужна эта мерзкая печёнка, кто станет её есть? Может, миссис Браун просто любит одного мясника больше, чем другого? Может, мясник Смит подмигивает ей, пока взвешивает мясо! И кого вообще волнует, к кому она ходит за покупками? Лично мне без разницы!

Я сделал двойную порцию оладий и уселся с арифметикой в кресло-качалку на крыльце, чтобы использовать предвечернее солнце и сэкономить электричество.

В этом самом кресле, в светлый октябрьский день, я вчитывался в условия десяти заданных на дом задач, и голова у меня шла кругом.

Ротор вращается со скоростью 569001,4562 оборота в час. Сколько оборотов он сделает за час, если уменьшить его скорость на 0,06 %?

Остальные девять задач были ещё похуже. Мысли отчего-то — может, из-за ротора? — перескочили на мои поезда. Где они теперь? Я закрыл глаза и представил «Синюю комету». Увижу ли я её когда-нибудь снова? Шансов мало. Не больше, чем полететь в космос. На Марс, например.

И вдруг раздался голос:

— Хочешь, помогу с задачей?

Глава 3

Я поднял глаза. Возле крыльца стоял какой-то человек и глядел в мой учебник. На носу — очки в роговой оправе, на голове — кепка с козырьком. Полиция за ним вроде не гналась. Незнакомец приятно улыбался, и одежда его ничем не воняла. Более того, от него исходил знакомый запах крема для бритья — папиного крема! Большие напольные часы в коридоре пробили четыре. До возвращения тёти Кармен и Уиллы-Сью оставалось ещё полтора часа.

— Меня зовут Харольд Эплгейт, — вежливо сняв кепку, произнёс незнакомец. — Я учитель математики… был учителем… — Он надел кепку и снял очки. — У меня трое сыновей, они уже взрослые… Всех вырастил, — прибавил он, протирая стёкла дырявым, но чистым носовым платком.

Речь у него была правильная, грамотная. Это хороший знак. Под мышкой он держал толстую книгу. Ещё один хороший знак. Вряд ли бродяги и головорезы ходят по городу с тяжёлыми книгами под мышкой.

Он продолжил:

— Я преподавал алгебру и геометрию в старших классах. Жил в городке Сёрчлайт, в штате Техас. Год назад депрессия накрыла Техас, народ разъехался кто куда, нашу школу закрыли, и я потерял работу. Теперь вот пытаюсь подыскать что-нибудь здесь.

— Где вы живёте? — спросил я.

— Снимаю комнату в общежитии за двадцать пять центов в сутки.

— Вот и мой папа потерял работу, — сказал я. — Он уехал в Калифорнию, там тоже есть его компания, «Джон Дир». Как только устроится, пришлёт мне билет. Он будет встречать меня на вокзале в Лос-Анджелесе.

Мистер Эплгейт указал бледным, чуть розоватым пальцем на первую задачу:

— Здесь ответ — пятьсот шестьдесят восемь тысяч шестьсот шестьдесят целых, а после запятой — ноль, пять, пять, три. Во второй задаче ответ — двадцать миллионов четыреста девяносто шесть тысяч сорок одна целая и девять сотых. В третьей — шестьсот миллионов девятьсот пятьдесят тысяч, четыреста семьдесят восемь и одна десятая.

— А вы ещё придёте? — спросил я, судорожно записывая ответы огрызком карандаша.

Заметив, что я не успеваю, он без запинки повторил все числа.

— Когда-то я даже работал со студентами в Университете штата Техас, — прибавил мистер Эплгейт. Потом вдохнул поглубже и, улыбнувшись, спросил: — Уж не оладьями ли тут пахнет?

— Вы есть хотите? — догадался я.

— За последние два дня я съел только пакетик изюма, — ответил мистер Эплгейт.

Я бросился на кухню и приготовил порцию блинов с патокой. Добавил к этому угощению яблоко, но больше ничего взять не рискнул, чтобы тётя Кармен не заметила. Тарелку я передал мистеру Эплгейту через окно и отвернулся, а через секунду тарелка оказалась пустой. Мистер Эплгейт поблагодарил меня от всего сердца, и мы снова занялись математикой. Через пять минут домашняя работа была полностью сделана.

— Я должен объяснить тебе, как это решается, — сказал мистер Эплгейт. — Правильные ответы не помогут, если ты не будешь знать, откуда они берутся. А потом мы почитаем стихи.

Он принялся объяснять, и в голове моей что-то забрезжило. Мистер Эплгейт учил куда лучше, чем миссис Олдерби. До сих пор мне было невдомёк, что один учитель может быть лучше другого. Ну, учат и учат. Приходят на смену друг другу, как новая обувь: вырос из одних ботинок — надел другие.

Разделавшись с математикой, мистер Эплгейт открыл свою книгу: «Стихи у камелька». Мы прочитали «Мальчик стоял на пылающей палубе…»[7]. Когда отец, а затем и его отважный сын погибли в огне сражения, в глазах у меня вскипели слёзы. И мистер Эплгейт дал мне свой носовой платок.

Всю первую неделю нашего знакомства мистер Эплгейт стоял у окна кухни. И задачки по математике решал издали. Но потом пошёл дождь, и я уже не мог спокойно смотреть, как он стоит там промокший и продрогший. Я пригласил его на крыльцо, под навес, усадил в кресло-качалку и показал открытки, которые получил от папы. А потом мистер Эплгейт учил меня решать примеры в уме.

— Это не трудно, Оскар, — убеждал он меня. — Ты наловчишься. Просто используй вместо бумаги ладонь. Если выводить цифры ногтем, ты их не видишь, зато чувствуешь. Кожей чувствуешь. Это очень сосредотачивает. Потренируйся, и через пару месяцев будешь решать в уме не хуже меня!

Ежедневную борьбу с «Арифметикой для современного ребёнка» мы скрашивали «Стихами у камелька».

Однажды мистер Эплгейт прочитал мне «О, капитан! Мой капитан!»[8].

— Ну почему во всех стихах отцы умирают?! — возмутился я. — Не в огне, так как-то иначе. Лежит на палубе, холодный и мёртвый! — Губы у меня дрожали.

— В следующий раз почитаем что-нибудь более оптимистичное, — пообещал мистер Эплгейт.

— Не надо мне ничего оптимистичного! — заявил я, подавая ему тарелку с оладьями. — Я просто хочу превратиться в стрелу и полететь туда, когда снова увижу папу.

У мистера Эплгейта в буквальном смысле отвисла челюсть.

— Так-так, Оскар, очень интересно! — Он замер, не донеся до рта вилку с наколотыми на неё оладьями.

— Что? — недоуменно спросил я. — Вы о чём?

— Ты вдумайся! Люди обычно говорят полететь туда, где, а не туда, когда. Надо же! Полететь туда, когда! Твои слова выражают очень сложную математическую идею. Тех, кто её по-настоящему понимает, на Земле совсем мало, можно по пальцам пересчитать. Основана эта идея на теории профессора Эйнштейна. Он полагает, что время и пространство — это не разные вещи, а единое целое. Время похоже на реку, по берегам которой находятся одновременно все эпохи. Всё будущее и всё прошлое происходит на этих берегах прямо сейчас.

И если бы нам хватило сил и скорости, чтобы преодолеть течение времени, мы могли бы изменить курс и вернуться назад, за предыдущий поворот реки. Мы могли бы воочию увидеть великие исторические сражения и застать президента Линкольна в Белом доме.