Сергей Щипанов - Мы искали друг друга

• Название: Мы искали друг друга
• Автор: Сергей Щипанов
• Жанр: Современные любовные романы

Мужской вариант «женского романа». Конец 20 века. Горы, геологи, война в Таджикистане. И любовь.

---

Бок болит? — поинтересовалась «милосердная сестра».

— Да. А что там?

— Синяк. Гематома.

— Твари! Ублюдки! — опять вырвалось у Макса.

Девушка никак не прокомментировала это высказывание. Смотрела на Макса испуганно-сочувственно.

— Ты это… В милицию не заявляй — не помогут. — В ее голосе звучала искренняя тревога. — А они… Они могут убить. Ты не подумай… я не за них — за тебя волнуюсь. Макс — он неуправляемый…

«Тогда какого же… ты с ним связалась?» — хотел, было, спросить Макс, да передумал: не его это дело. «Как он, тезка долбаный, назвал свою подругу?.. Зуля, кажется… Дура ты, Зуля. Жалко мне тебя…».

Рассвело. На стоянке начиналось движение. Появились первые клиенты — ранние пташки. Протирали стекла своих авто, хлопали дверцами.

Тягостная ночь закончилась.

3

На юге республики полыхало. Боевые отряды оппозиционеров, имея БТРы и танки, захватили Курган-Тюбе — областной центр, важный стратегический пункт. В городе началась резня. Под горячую руку попали ургутские узбеки, зажиточность которых стала притчей во языцех, вызывая черную зависть приверженцев лозунга «отнять и поделить». В другом областном центре, Кулябе уголовный авторитет Сангак Сафаров (или просто «дед Сангак») создал свой «Народный фронт». Удивительно, но старому уголовнику, проведшему треть жизни в тюрьмах, удалось то, что не смогли власти предержащие — организовать сопротивление мятежникам.

С чьей-то легкой руки оппозиционеры и их приверженцы стали называться «вовчиками» (от искаженного «ваххабиты»), а их противники «юрчиками» (очевидно в память о Юрии Андропове).

Заполыхал весь юг. Юрчики вырезали «вовчиков», те массово бежали, частью в Афганистан, частью в Душанбе.

Это была уже настоящая гражданская война.

В Душанбе потянулись колонны беженцев: из грузовиков с кузовами, плотно набитыми людьми, и тракторов, везущих прицепы-тележки, предназначенные для хлопка, но сейчас нагруженные домашним скарбом — сундуками и одеялами-«курпачами».

Беженцы заняли все городские гостиницы, отыскивали и захватывали временно пустующие квартиры. Хозяин, после недельного отсутствия, мог обнаружить, что в его однокомнатной квартире поселилась семья из пятнадцати человек.

Власть в очередной раз обнаружила полную несостоятельность. Президент попытался сбежать, но его перехватили по дороге в аэропорт и заставили подписать указ о сложении им полномочий. Правительство «Национального спасения», созданное мятежниками, оказалось столь же недееспособным, что и свергнутая власть.

Город все более погружался в анархию. Было невозможно разобрать, кто есть кто: «вовчик» перед тобой или «юрчик», а может, просто беспредельщик, решивший: теперь позволено все. Грабежи и убийства становились обыденностью. Деньги стремительно обесценивались. Цена человеческой жизни падала еще быстрее. В теленовостях с удручающей регулярностью появлялись сообщения: «Разбойное нападение на частный дом в Ленинском районе, убиты 8 человек, похищена видеоаппаратура…», «У подъезда жилого дома убит предприниматель…», «В помещении корпункта застрелен журналист-телеведущий…».

Продолжалась массовая миграция «русскоязычного населения».

В жизни Макса началась черная полоса. Он и раньше-то не на белой пребывал — на серой, скорее; а уж теперь…

Чтобы рассчитаться с хозяевами авто за украденный бензин Максу пришлось отдать всю выручку. Да еще водилы недовольны остались: деньги, что — бумага, бензин попробуй еще найди. А Макс отправился домой, залечивать раны. В милицию он не стал заявлять: бесполезно; вот если б мента грохнули — они бы засуетились. Макс позвонил бригадиру сторожей Фатхуло, сказал, что на следующее дежурство не выйдет — увольняется. Продолжать карьеру сторожа можно было только платя дань рэкетирам. Но в этом случае самому не оставалось ни шиша. Тогда, на кой, спрашивается?

У Шведова-старшего обострилась язва. В больницу ложиться он не захотел, посчитал, что не имеет смысла: лекарств нет, и вообще — бардак. Комбинат их работал через пень колоду, зарплату платили продукцией со складов: отрезами никому сейчас не нужного вельвета и рулонами марли — тоже не шибко ходового товара. Дома этих тряпок скопилось несколько тюков.

Оставшись в очередной раз не у дел, Макс решил заняться сбытом залежалого тряпья. Тем более, деньги дома нужны были до зарезу. Нынче валяться на диване целыми днями — непозволительная роскошь. Уже через неделю после встречи с вымогателями, прошедшей в «теплой, дружественной обстановке», не залечив толком раны, Макс отправился на барахолку.

По просьбе Макса мама извлекла из шкафа огромную брезентовую сумку-баул. Совместными усилиями туда удалось запихнуть по небольшому рулончику марли и вельвета, да еще отрез материала на занавески.

— Жалко, хороший материал, — вздыхала мама, укладывая в сумку ткань для гардин.

— Поэтому он и лежит у тебя лет пять уже, — съехидничал Макс.

— Все руки не доходили повесить… Да, ладно, чего теперь говорить, продавай.

Неудивительно, что мама сравнительно легко рассталась с милой ее сердцу материей: у нее подобных отрезов по шкафам и чемоданам было рассовано — вагон и тележка. Запас, как известно, карман не давит.

— А как ты отмерять будешь? — спросила мама.

— Чего отмерять? Материал? Еще чего не хватало! Не буду я там стоять, отдам кому-нибудь оптом по дешевке.

Мама пожала плечами: делай, как знаешь. Но, все-же посоветовала:

— На всякий случай возьми сантиметр. И ножик. Давай покажу, как надо резать.

Она ухватила материю одной рукой, согнула и, придерживая снизу пальцем в натяг, сделала надрез, потом — вжик! Ничего сложного, оказывается.

Макс не собирался стоять на барахолке — стыдно. Был бы товар еще путевый, а то — тряпки. Но когда он стал прохаживаться вдоль рядов, предлагая торговцам взять все оптом, то не нашел отклика. Никто не заинтересовался товаром Макса. Только старушка одна предложила:

— Ты лучше сам продай. Вставай, вот, рядом.

Макс отнекивался: неудобно, мол. Бабулька усмехнулась:

— Чего неудобно-то. Вон — ребята, такие же, как ты, стоят, и ничего. Становись. Я помогу, если что.

«Боевая бабка, — подумал Макс одобрительно. — Встать, что ли… А, была-не была!».

Все когда-то бывает в первый раз.

Макс сильно смущался, поначалу, но скоро пообвыкся. Действительно, кого только здесь нет — старые и молодые, женщины, мужчины, дети. Чем он лучше, или хуже. Не то время теперь — морду воротить, корчить из себя аристократа, неспособного унизиться до занятия торговлей.

Дело шло ни шатко, ни валко. Спрашивали и брали, в основном, марлю. Но стоила она гроши. За два часа Макс наторговал — смешно сказать — на два кило картошки, максимум. Потом удалось спихнуть гардинную ткань: женщина взяла не торгуясь. Макс чуть повеселел. Приятно потяжелел карман, куда он клал деньги. Ему начинал нравиться процесс.

Макс быстро обучался искусству торговли. Стоило кому-то из потенциальных покупателей остановиться возле его товара, расплывался в улыбке и предлагал:

— Берите материал: вот марля, вельвет. Дешево отдам!

— Почем? — спрашивал заинтересовавшийся.

Макс завышал цену в полтора раза, памятуя о правиле: хочешь получить одногорбого верблюда — проси трехгорбого.

Опытный покупатель предлагал за товар вдвое ниже. Макс чуть-чуть уступал. Останавливались на цене, приемлемой для обоих. Макс вошел во вкус.

— Отличный материал. Берите, — начал он было, когда подошел очередной «клиент», но узнал подошедшего и осекся. То был Миша Коваль, бывший сослуживец.

Макс смутился, словно школьник, прогуливающий уроки, и случайно повстречавшийся с соседом дядей Вовой.

— О, здорово! — воскликнул Миша. — Я смотрю: ты, не ты. Торгуешь?

— Да, вот, — замялся Макс, — приходится.

— Понимаю. У нас тоже… Зарплату задерживают постоянно, да и платят — гроши. Думаю в «Памирсамоцветы» переходить — они на самоокупаемости… А ты где сейчас?

— Пока нигде.

— А-а, Понятно, — повторил Миша. — Уезжать не думаешь?

Без этого вопроса сейчас не обходилась ни одна встреча старых знакомых.

— Думаю. Только не знаю куда.

— Я тоже, — вздохнул Миша. — Был бы я евреем, или немцем — другое дело, а так… В России мы никому не нужны.

— А здесь? Здесь я кому нужен!?

Всю горечь и разочарование, накопившиеся у него за последние два года, вложил Макс в свой риторический вопрос. Миша только кивнул, соглашаясь.

— Ну, пока, Максим. Пойду…

Максу расхотелось торговать. «Сворачиваться надо», — решил он. Тут подвернулся перекупщик, взявший весь материал оптом — Макс за полцены отдал. И остался доволен.

Домой он вернулся с туго набитым деньгами карманом.