Анна Козлова - Все, что вы хотели, но боялись поджечь

• Название: Все, что вы хотели, но боялись поджечь
• Автор: Анна Козлова
• Издательство: Амфора
• Жанр: Современная проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-367-01924-7

Известная современная писательница Анна Козлова в своем новом романе задается вопросом, может ли быть по-настоящему счастливой молодая, красивая, умная, эмансипированная женщина, свобода которой — и внутренняя, и внешняя — настолько безгранична, что героиня просто не знает, что с ней делать.

---

«Ритачка, милая девочка! Пожалуста не старайся построить отношения с Кузей. Он настоящий придурак, скотина…»

Девицы захихикали.

«…Ты такая красивая девочка, а Кузя, как он к тебе относился?! Ты отдала ему свою невинность, а он подлец тебя изменил с какой-то бабой. Рита он тебя не любит и никого он не любит. В том числе и тебя…»

— Скучновато как-то, — прокомментировала я.

— Может, про еблю будет? — с надеждой спросила Аня.

— Ну, посмотрим, что там дальше: «…А когда вы расстались он про тебя такие гадости говорил, что ты для любова мужика ноги можешь раздвинуть. Какой он гадкий. А сейчас он хочет, т. е. его злость берет что ты ушла к Андрею, и у него злость отомстить тебе. Подальше от него, заочно целуем тебя дорогая милая девочка…»

— Пиздец, — хрустнула соломкой Люба.

— Вот для этих людей вы и работаете! — зачем-то сказал Левин.

— Ой, Жень, да пошел ты в жопу! Надоел уже! — прикрикнула Глаша. — Ладно, давайте следующее.

Следующее письмо читала Морозова:

«Степан, привет! Вы организовали новую группу. Мне очень нравятся девчёнки, входящие в нее. Я сочинила для них стихи. Можете использовать их как основу, менять слова и т. д. и т. п. Но вначале продлить ваш гимн „Законы любви“, добавив 4 куплета:

Зреет во мне непонятное светлое чувство.
Ночью не сплю — мечты овладели мной.
Кто же, ну кто моя половинка вторая?
Где же, ну где и когда я встречусь с тобой?..»

Все это было настолько чудовищно, что мы даже не перебивали Морозову. Она уверенно продолжала чтение:

Где же ты, где, мое ненаглядное чудо?
Как ты проводишь все дни без меня?
Скоро ль увижу тебя и услышу?
Скоро ль закончится жизнь без тебя?

Вот и свершилось: тебя я впервые увидел,
Сердце забилось, как бешеное, в груди.
Вот наконец-то мы вместе, и я ощущаю
Руки твои и нежные губы твои.

Встретились мы — и солнце сияет ярче.
Целую тебя — и страсть будоражит кровь.
Ласкаю тебя — и счастье брызжет фонтаном…

Я не выдержала и заржала во весь голос. Морозова от смеха выронила письмо на пол. Даже Самолетов крякнул за стенкой.

— Боже… — я истерически тряслась в кресле. — Это какой-то публичный онанизм…

Отсмеявшись, мы продолжили чтение стихов. Следующее творение предназначалось Даше Черных, тупой девке из Балаково, которая пришла в «Дом-2» девственницей. По крайней мере, так гласила легенда.

— Ну-с, — Морозова откашлялась, — для Даши Черных.

Пришла я сюда девчонкой наивной,
Слушала и верила многим злым словам,
И прошло полгода, прежде чем я встретила
Чудо настоящее, что не снилось вам.

Мачо мой гламурный,
Самый ты красивый,
Самый ты любимый,
Верный самый ты.
Завлекают пусть тебя
Истринские ведьмы.
Знаю, не предашь ты мои мечты.

Плакала, страдала,
Прежде чем нашла тебя, —
Ссорилась с одним,
Спорила с другим,
И, как видно стало,
Многим доказала:
Есть здесь кое-что
(покрутить пальчиком у виска),
Хоть блондинка я.

Буду тебя слушать,
Буду тебе верить,
И обед готовить,
Гладить, мыть полы.
Знаю, улыбнешься,
Знаю, ты оценишь,
И на крыльях в небо
Унесемся мы…

Сквозь дикий хохот пробивался недовольный басок Самолетова.

— Девушки, — бубнил Дима, — ну хватит уже, правда. Мне работать надо…

— Щас, Дим, последнее, щас! — задыхаясь, пообещала Морозова и снова схватилась за письмо:

Всяко бывает у нас порою,
И не всегда жизнь звучит в унисон.
Только в тебя я верю и знаю,
Что прозвучит еще наш вальс «Бостон».

О себе: Я, Погорелова Татьяна, бывшая стюардесса, сейчас на пенсии. Но проект «Дом-2» мне нравится, и я приглашаю новую группу в гости по адресу: Ашхабад, ул. Кемине, д. 57, кв. 18. Тел. 27–04–47. У нас шикарный город, и я сама буду вашим гидом. Если пригласите — я тоже к вам заеду…

Смеяться никто уже не мог. Мы просто тихо выли, откинувшись на спинки офисных кресел.

— Очень смешно! — не успокаивался излишне работящий Дима. — Больные люди пишут, а они сидят и ржут!

— Дим, не занудствуй, — попросила я.

— А что нам, плакать, что ли? — вступила Люба.

— Мне лично от того, что вы читаете, больше плакать хочется! — обозначил свою позицию Самолетов.

— Ой, да че ты докопался, Дим? — Лиза Морозова аккуратно сложила письмо со стихами и засунула его обратно в конверт. — Мы что, не можем полчасика посидеть, расслабиться?

— Вы так расслабляетесь? — поинтересовался Самолетов.

— Да, говорящая стена! — хихикнула Лиза.

— Может, вам профориентацию сменить? Устройтесь санитарками в психушку, целыми днями расслабляться будете, — проворчал Дима.

— Святая Живержеева! — воскликнула, поднимаясь с кресла, Глаша. — Как ты здесь сидишь?!

Ваня бросил Смоляка в конце сентября. Против ожиданий, катализатором неизбежного процесса стала не девица, а какой-то Ванин однокурсник по фамилии Лаврентьев. Смоляк собирался его убить.

— Ты бы видела этого урода! — рыдал он у меня на кухне, то и дело опрокидывая стопки с водкой, которые я ему заботливо наполняла. — Это такое чмо! Просто уродское ничтожество, поганый гомосек! Какой-то полулысый, в очках! Ты можешь себе представить, Саша, он в очках! И называет сам себя Лаврентий. И этот дебил Ваня тоже так его называет! Они, оказывается, уже полтора месяца трахаются, два ублюдка. Господи, за что ты так меня наказываешь?! — Смоляк воздел руки к окну, за которым уже начало темнеть. — За что?!!

— Паш, ну все, все, — я ласково взяла Смоляка за руки, — не надо так убиваться. Он тебя никогда не стоил, он действительно дебил. Не знаю, утешит тебя это или нет, но если бы ты не был гомиком, я бы была только с тобой. Мне ни с кем никогда так легко и хорошо не было.

— Спасибо, Живержеева, хорошая моя, — Смоляк начал целовать мою ладонь, заодно орошая ее слезами, — ты мой самый лучший друг, почему ты не мальчик? Ты была бы таким красивым мальчиком!.. Добрым, веселым… А я просто вонючий жирный неудачник. У меня всю жизнь была и будет такая хуйня с такими вот Ванями и Лаврентиями. Я ни на что не годен, ни на что! И никому не нужен. Даже тебе, моя милая. Я уеду в свой сраный Питер, где вообще нет ни одного нормального человека, одни психопаты, и ты обо мне забудешь, я знаю, так и будет!..

— Никогда я о тебе не забуду! — возражала я. — Мы с тобой никогда уже не расстанемся, мы всегда будем дружить, ездить друг к другу, звонить. Я же по тебе все время скучаю.

— И я по тебе тоже! — Смоляк выпил еще водки и полноценно, как старая толстая баба, получившая похоронку, зарыдал.

— Да что ж такое! — в сердцах воскликнула я.

— Все, все! — Смоляк яростно тер глаза кулаками. — Я больше не буду плакать. Что ты там рассказывала про Египет? Вот, я поеду в Египет, и пусть меня там ебут арабы. Как ты думаешь, они будут меня ебать?

— Не знаю… — протянула я с сомнением.

— Ну, ничего! Даже когда арабы отвернутся от Павла Смоляка и скажут: убирайся на хуй, свинья раздолбанная, даже тогда у меня останется надежда. Я вернусь в туалет, я так решил. Завтра пойду и куплю билет до Питера, меня в этом проклятом городе уже ничего не держит.

В таком духе мы беседовали еще четверть часа, пока Смоляк не заснул за столом. Я убрала водку и открыла на кухне форточку. А потом пошла спать. Что касается Смоляка, то он просыпался несколько раз за ночь, заново нажирался и звонил то Ване с рыданиями, то Лаврентию с угрозами. Под утро он переполз ко мне и, дыша затхлой сладковатой смесью водки и кока-колы, начал исповедоваться.

— Саш, ты спишь? — спросил Смоляк, усаживаясь рядом со мной на кровать.

— Нет, благодаря тебе, — ответила я, зевая.

— Я чувствую, еще немного, и я сойду с ума, — серьезно сказал Смоляк. — Меня что-то пожирает изнутри. Мне все время снится, как на меня падает огромная плита и давит меня. Я лежу под ней и не могу пошевелиться.

— Это любовь, Смоляк. Так надо было бы сказать, если бы мы не жили своей сраной жизнью, а играли в романтической комедии. Ну или в мелодраме.

— И что мне делать? — Смоляк тупо на меня уставился.

Все говорило о том, что с минуты на минуту он опять начнет плакать. Меня это почему-то ужасно разъярило.

— Да откуда я знаю?! — закричала я. — Как ты можешь спрашивать об этом у меня? У меня?! Посмотри на меня! Ты же не станешь спрашивать у пьяного бомжа на вокзале, как тебе разбогатеть и править миром, почему ты спрашиваешь у меня совета, что делать с любовью? Я — больной и глубоко несчастный человек, на меня западают одни стареющие извращенцы, и так было всегда, я никогда не могла построить отношения ни с одним мужчиной, и, видимо, никогда не смогу. Какую жизненную мудрость ты хочешь от меня услышать? Меня никто никогда не любил, меня только имели и трахали, и я совершенно не представляю, что с этим делать дальше… В моей жизни, судя по всему, был и есть только один мужчина. Его зовут Алексей Николаевич, хотя я не знаю, жив ли он вообще. Дня не проходит, чтобы я его не вспомнила… Иногда я ползу в пробке и вспоминаю его в таких подробностях, как будто все это было вчера. И как он выглядел, и какой у него был свитер, и как пах его одеколон… И ты не представляешь, в такие моменты мне так хочется его найти, посмотреть на него… Я даже подумывала, не воспользоваться ли мне «Одноклассниками». Если сейчас он на свободе, то вряд ли пренебрег этим замечательным сайтом съема. И чем дольше я о нем думаю, Паша, тем больше мне кажется, что я просто спятила, реально спятила.