Иоанна Хмелевская - Лесь (вариант перевода Аванта+)

• Название: Лесь (вариант перевода Аванта+)
• Автор: Иоанна Хмелевская
• Издательство: Аванта+
• Жанр: Иронический детектив
• ISBN: 5-86529-007-X, 5-86529-005-3

Лесь, архитектор и художник, — личность весьма одаренная и небанальная, а потому «не написать о нем было просто невозможно», — вспоминает Иоанна Хмелевская. Уже после появления книги к Лесю пришел успех — он сделался известным художником. С книгой он никогда не расстается, повсюду возит ее с собой, почитая за счастливый талисман.

Вариант перевода, начинающтйся со знаменитой фразы «Лесь Кубарек решил убить кадровичку».

---

Зав мастерской после долгих и пытливых раздумий, поддержанных советами кое-кого из сотрудников, как раз накануне пришел к выводам, весьма лестным для Леся. Зав признал: у него в мастерской талант, и его, зава, обязанностью является культивировать оный и помочь ему расцвести. Зав оценил великий творческий Лесев порыв, понял оригинальность этой артистической души и решил испробовать новый метод воздействия.

Пани Матильду деликатно проинструктировали насчет поблажек в рабочей дисциплине, а Лесю присудили премию по поводу государственного праздника, который, правда, уже состоялся сколько-то времени назад, но в финансовом выражении отмечался только теперь.

Решившись на такие начинания, зав созвал собрание с целью информировать сослуживцев насчет присужденных премий. Зав сделал приятное выражение лица, произнес краткую речь по случаю, после чего, полный симпатии и доброжелательства, обратился к Лесю, которому на этом собрании отводилась главная роль.

— Я очень рад, пан Лесь… — сердечно заговорил он и осекся.

Дикий, перепуганный Лесь, чей безумный взгляд то и дело рыскал среди присутствующих, гробовая, бледная физиономия забеспокоили зава и он сбился.

— Я очень рад, — повторил он вяло и неуверенно. — Я рад…

Паника, охватившая Леся, достигла зенита. Он ни слова не понимал из того, что говорилось. Только по направлению взгляда уразумел, что обращаются к нему, а молчание, когда зав сбился, вынудило его ответить. Хоть что-нибудь сказать. Открыл рот, еще раз и все безрезультатно, наконец ему таки удалось подать голос.

— Где Збышек?!.. — хрипло простонал он в непередаваемом отчаянии.

Зав почувствовал, как его бросает в странный жар. Паническое состояние Леся передалось и ему. Он вперился в Леся остолбенело и с ужасом.

— Я рад… — повторил он, смутно представляя бессмысленность высказанного, но не в силах овладеть собой.

— Я рад… Как это где Збышек… Что? Да здесь Збышек! — поспешил он сообщить, с огромным облегчением увидев входившего главного инженера.

Главный вошел, не опасаясь никакой напасти, и удивился — все присутствующие молча уставились на него. От растерянности он остановился в дверях, и в этот момент все физические и умственные способности вернулись к Лесю.

— Дорогой мой!!! — рявкнул он душераздирающе и пал в объятия несостоявшейся жертвы, тыкаясь в лицо и плечи безумными поцелуями.

Главный в первый момент совсем ошалел. Он пытался увернуться от такой бури чувств, но не тут-то было: Лесь держал его крепко и изо всех сил прижимал к груди.

— Любимый мой!!! — орал он, почти рыдая от счастья.

— Дорогой!!!..

Главного мороз продрал по коже, зародилось ужасное подозрение, что Лесь, помешавшись, заодно утратил способность различать половые признаки и объектом своих чувств, по странному совпадению, выбрал именно его. Поскольку решительные протесты, отчаянные и бесполезные усилия ни к чему не привели, он воззвал к онемелым и застывшим сослуживцам.

— Да встанет ли кто-нибудь, черт вас возьми! — рявкнул он яростно. — Уймите этого извращенца!!! Пан Лесь, вы что, с ума сошли! Убирайтесь к дьяволу!!

Суматоха, возникшая в результате совместного, всем коллективом, отрывания возгоревшегося пылкой любовью Леся от его жертвы, улеглась лишь через четверть часа. Зав мастерской, несколько охолонув от впечатлений, заново приступил к незаконченной теме премий и поощрений. Объяснение Леся, дескать, видел страшный сон с инженером в главной роли, пусть и хаотичное, всех убедило. Только он сам все еще не мог обрести равновесие, не мог и удержаться от влюбленных взглядов, то и дело бросаемых на главного инженера.

Зав ^мастерской снова подошел к нему и протянул руку.

— Я рад, пан Лесь, искренне рад, что мы смогли, наконец, выразить признательность за вашу работу, — он сердечно пожал Лесю руку. — Надеюсь, это не в последний раз. Я уверен, мы неоднократно будем иметь подобный повод…

Ошеломленный Лесь с трудом оторвал взгляд от главного инженера, взглянул на зава в благоговейном умилении.

— Больше никогда, — возвестил он торжественно и с силою. — Ни за какие сокровища! Больше никогда!..

Зав мастерской, едва пришедший к выводу, что Лесь уже больше ничем и никогда не сможет его удивить, услышав эти клятвенные слова, усомнился в своих умственных способностях.

Часть вторая. Налет столетия

С некоторого времени над мастерской навис несомненный финансовый крах.

Началом и непосредственной причиной этого печального положения вещей стал великолепный монументальный конкурс, в котором зав мастерской решил принять участие вместе с родным коллективом.

Искушение было велико: предлагалось разработать большой курортно-туристический комплекс для разбивки в самых живописных уголках отечества — от комфортных зданий до эстетичных, радующих глаз мусорных контейнеров. Весьма подбадривал и дополнительный стимул: комплекс предназначался скорее на экспорт, нежели на отечественную реализацию. Призеров ждали слава, почет, да и немалые денежки!

Зав мастерской загорелся с первого момента: очами души созерцал он толпы восторженных иностранцев, заполнивших прекрасные гостиничные, им спроектированные строения; заморские гости плескались в живописных бассейнах, скользили в танце на паркетах ресторана и кафе, орали от восхищения и визжали от восторга на каждом шагу; пожелтелые от зависти лица и вытаращенные глаза иностранных архитекторов маячили в его сновидениях. Заголовки хвалебных статей в отечественной и зарубежной прессе мелькали повсюду — на стенах и потолках, причем на мыслимых и немыслимых языках, а однажды привиделась лестная надпись арабскими закорючками; правда, расшифровать ее он не смог, но сердце подсказало, что она самая хвалебная из всех. Вот он в окружении государственных мужей, поздравляющих его: пиджак оттягивают всевозможные медали и ордена. Под конец приснился сам премьер, затормозивший около него черный «мерседес»: первый сановник страны вышел из машины и публично, на весьма людной улице, выразил ему глубочайшее уважение.

Это видение из высших сфер воодушевило его до крайности, и зав без особого труда заразил своим энтузиазмом весь коллектив.

Три с лишним месяца шла адова работа. На три с лишним месяца двенадцать подвижников забросили текучку, изощряясь в точнейшем черчении, лепке, рисунке, обрамлении и расчетах, выкладывая на поставленную цель последние гроши, вкалывая по ночам до потери пульса. Настал звездный час зава: окрыленный великим порывом, он хотел как можно искусней воплотить блистательное провидение и до последней минуты изменял, улучшал, дополнял, не обращая внимания на приближение неумолимого срока. И вот время выкинуло обычный свой фортель — остались последние сутки.

Последние сутки — конец света, землетрясение и Дантов ад, вместе взятые.

В семь вечера на импозантный макет туристического комплекса наводили последний глянец. Януш и Каролек сбивали из досок ящик, в коем шедевр уезжал во Вроцлав, волевая Барбара, с трудом сдерживая лихорадочное нетерпение, тщательно и тонко засыпала последние газоны порошковой зеленой краской, Влодек-электрик феном для волос просушивал фотооттиски, а зав топал ногами и бушевал в переплетной мастерской, где обрамляли цветные таблицы.

В девять вечера выяснилось, что на таблице одного из интерьеров отклеилась целая стена, выложенная клинкером. В половине одиннадцатого кто-то сигаретой прожег последние страницы пояснительной записки к проекту, старательно выпестованной пани Матильдой. В одиннадцать при упаковке макета оторвалась труба котельной. В одиннадцать тридцать весь коллектив зашелся в истерике — в машине Влодека-электрика не включалось зажигание, а именно этому средству передвижения выпала почетная обязанность доставить ценный груз в экспедицию на Центральном вокзале. Машина зава не годилась, ящик с макетом можно было впихнуть только в «вартбург-комби», принадлежавший Влодеку. Поиски грузового такси поздним вечером — дело гиблое, равно как поиски шофера-филантропа. Надо заметить, что истощились все капиталы коллектива, самоотверженно вложенные в конкурс.

Ровно в полночь кончался срок сдачи конкурсных работ.

Зав призывал бороться до конца. К тому же стоящая рядом с ним, локоть к локтю, пани Матильда — олицетворение административного усердия — выкрикивала нечто мало вразумительное, но безусловно ободряющее:

— Дата… Сегодняшнее число! Через мой труп!.. Число!..

В час ночи на улице перед зданием мастерской слышался согласный рев:

— Эх… взяли! Эх… взяли! Да пихай же, черт подери, чего стоишь, корова! Эх… взяли! Третью включай, баран, третью!!! До вокзала тебя толкать?!

Доведенный до отчаяния коллектив победил, наконец, капризы зажигания.