Вирджиния Вулф - По морю прочь

• Название: По морю прочь
• Автор: Вирджиния Вулф
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-7516-099

Вирджиния Вулф (1882–1941) — всемирно известная писательница, критик и теоретик модернизма. «По морю прочь» — первый роман Вулф. Его персонажи отправляются за океан, чтобы отдохнуть на побережье Южной Америки. Главная героиня, юная Рэчел Винрэс, сталкивается с разными людьми — политиками, писателями, учеными. Она узнает жизнь, испытывает первое чувство, а потом и настоящую любовь и начинает понимать, что в человеческих отношениях ценно, а что — не более чем мишура.

Перевод: Артем Осокин

---

— Здесь мой зять, Эмброуз, ученый (полагаю, вы о нем слышали), его жена, мой старый друг Пеппер, тихий малый, но, говорят, знает все на свете. Вот и все. Компания очень небольшая. Я их оставлю на побережье.

Миссис Дэллоуэй, чуть склонив голову набок, постаралась вспомнить, кто такой Эмброуз — это ведь фамилия? — но не смогла. После того что она услышала, она почувствовала себя самую малость не в своей тарелке. Она знала, что ученые женятся на ком попало — на девушках из деревень, где они читают популярные лекции, или на маленьких женщинах с окраин, которые всегда недовольно бурчат: «Знаю, я вам не нужна, вам муж мой нужен».

Но тут вошла Хелен, и миссис Дэллоуэй с облегчением отметила, что, хотя в облике миссис Эмброуз просматривается некоторая эксцентричность, она опрятна, хорошо держится, а в голосе ее звучит та особая струна, которую Кларисса считала признаком настоящей леди. Мистер Пеппер не побеспокоился сменить свой чистый, но гадкий нарядец.

«В конце концов, — думала Кларисса, входя вслед за Винрэсом в столовую, — любой человек безусловно интересен».

За столом ей эта уверенность пригодилась, особенно когда появился Ридли, который опоздал, выглядел откровенно неряшливо и тут же угрюмо уткнулся в тарелку с супом.

Муж и жена обменялись незаметными для посторонних сигналами, означавшими, что они владеют положением и намерены стойко держаться друг друга. Почти не допустив паузы, миссис Дэллоуэй повернулась к Уиллоуби и начала:

— Что на меня в море навевает тоску, так это отсутствие цветов. А представляете: поля роз и фиалок посреди океана! Это было бы божественно!

— Да, но чревато опасностями для мореплавания, — вступил басом Ричард, будто фагот после изящной скрипичной трели. — Ведь водоросли порой доставляют большие неприятности, правда, Винрэс? Помню, как-то мы пересекали Атлантику на «Мавритании», и я спросил капитана Ричардса, вы знали его? — «Скажите, капитан Ричардс, каких опасностей для своего корабля вы страшитесь больше всего?» — ожидая услышать об айсбергах, «Летучем Голландце», о тумане и всяких таких штуках. Ничего подобного. Я навсегда запомнил его ответ. «Sedgius aquatici», — вот что он сказал; это, кажется, что-то вроде ряски.

Мистер Пеппер стрельнул своим быстрым взглядом и уже собирался задать какой-то вопрос, но беседу продолжил Уиллоуби:

— Да, нелегко им приходится, этим капитанам! Три тысячи душ на борту!

— Да-да, правда. — Кларисса со значительным видом повернулась к Хелен. — Не правы те, кто считает, что больше всего изнуряет труд. Ответственность — вот что действительно тяжело. Думаю, по той же причине повару всегда платят больше, чем горничной.

— Ну, тогда няням следует платить вдвойне, но не платят же, — сказала Хелен.

— Верно, но подумайте, какое удовольствие проводить все время с детьми, а не с кастрюлями! — Миссис Дэллоуэй с бо́льшим интересом посмотрела на Хелен, заподозрив, что у той есть дети.

— Я бы предпочла быть поваром, чем няней, — ответила Хелен. — Ни за что не возьму на себя ответственность за детей.

— Матери всегда преувеличивают, — вступил Ридли. — Хорошо воспитанный ребенок не требует никакой ответственности. Мы с нашим проехали всю Европу. И ничего, только пеленай потеплей да укладывай в люльку.

Хелен рассмеялась. Миссис Дэллоуэй воскликнула, глядя на Ридли:

— Вы настоящий отец! Мой муж точно такой же. И после этого еще говорят о равенстве полов.

— Кто говорит? — вставил мистер Пеппер.

— Да-да, есть такие! — прокричала Кларисса. — Во время прошлой сессии мужу приходилось каждый день проходить мимо одной гневной дамы, которая только об этом и вещала.

— Она сидела у здания парламента, было так неловко, — подтвердил Дэллоуэй. — В конце концов, я набрался смелости и сказал ей: «Милейшая, вы тут только мешаете. Мне не даете пройти и себе вред причиняете!»

— Тогда она ухватила его за пальто и чуть не выцарапала ему глаза, — добавила миссис Дэллоуэй.

— Ну-у, это уж преувеличение, — сказал Ричард. — Нет, признаться, мне жаль этих людей. Сидеть на ступеньках, вероятно, страшно неудобно и утомительно.

— Так и поделом им, — коротко высказался Уиллоуби.

— О, здесь я с вами совершенно согласен, — отозвался Дэллоуэй. — Крайняя глупость и бессмысленность подобного поведения вряд ли у кого вызовут большее осуждение, чем у меня. А что касается этой шумихи, то, знаете ли, дай мне Бог сойти в могилу раньше, чем женщины в Англии получат избирательное право! Это все, что я могу сказать.

Торжественность, с которой ее муж произнес последние слова, подействовала на Клариссу, и она приняла серьезный вид.

— Немыслимо! — сказала она. — Но вы ведь не сторонник равноправия, правда? — обратилась она к Ридли.

— Да мне абсолютно все равно, — ответил Эмброуз. — Если люди так наивны, что полагают, будто избирательное право хоть чем-то улучшит их жизнь, так пусть получат его. Тогда скоро сами поймут, что к чему.

— Вижу, вы не политик, — улыбнулась Кларисса.

— Слава Богу, нет.

— Боюсь, ваш муж меня не одобряет, — сказал Дэллоуэй в сторону, обращаясь к миссис Эмброуз. Тут она вдруг вспомнила, что он ведь раньше был членом парламента.

— Неужели это дело никогда не казалось вам скучным? — спросила она, толком не зная, что ей следует говорить.

Ричард простер перед собой руки, как будто ответ был начертан на его ладонях.

— Вы меня спрашиваете, казалось ли мне когда-нибудь это дело скучным, и я, пожалуй, отвечу: да, бывало. Если же вы меня спросите, какую из всевозможных карьер для мужчины я считаю, беря в целом, со всеми за и против, самой увлекательной, самой завидной, не говоря уже о более серьезных ее сторонах, то я, конечно, скажу: карьеру политика.

— Да, согласен, — кивнул Уиллоуби. — В адвокатуре и в политике усилия вознаграждаются как нигде.

— Реализуются все способности человека, — продолжал Ричард. — Может быть, я сейчас затрону опасную тему, но что я, в общем, думаю о поэтах, художниках: когда речь идет о вашем деле — тут, конечно, с вами не потягаешься, но в любой другой области — увы, приходится делать скидки. А я вот ни за что не примирился бы с мыслью, что кто-то для меня делает скидку.

— Я не вполне с тобой согласна, Ричард, — сказала миссис Дэллоуэй. — Вспомни Шелли. В «Адонаисе», мне кажется, можно найти все и обо всем.

— Очень хорошо, читай «Адонаиса», — согласился Ричард. — Но всегда, услышав о Шелли, я повторяю про себя слова Мэтью Арнольда: «Что за круг! Что за круг!»

Это привлекло внимание Ридли.

— Мэтью Арнольд! Самонадеянный сноб! — фыркнул он.

— Пусть сноб, — отозвался Ричард, — но, с другой стороны, человек, живший в реальном мире. Мы, политики, несомненно, кажемся вам, — он с чего-то решил, что Хелен представляет искусство, — толпой пошлых обывателей, но мы-то видим и другую сторону, мы можем быть несколько неуклюжи, но мы стараемся охватить жизнь в целом, во всей ее полноте. Когда ваши художники видят, что мир погружен в хаос, они пожимают плечами, отворачиваются и возвращаются в свой мир — возможно, прекрасный, — но хаос-то остается. Мне это кажется уходом от ответственности. Кроме того, не все рождаются с художественными способностями.

— Ужасно! — промолвила миссис Дэллоуэй, которая о чем-то размышляла, пока ее муж говорил. — Когда я общаюсь с художниками, я так остро чувствую, как это чудесно — отгородиться от всего в своем собственном маленьком мире, где картины и музыка и все так прекрасно, но потом я выхожу на улицу, и при виде первого же нищего ребенка с грязным и голодным личиком я встряхиваю головой и говорю себе: «Нет, не могу я отгородиться, не могу я жить в собственном мирке. Я бы отменила и живопись, и литературу, и музыку, пока такое не исчезнет навсегда». Вы не ощущаете, — она повернулась к Хелен, — что жизнь — это вечное противоречие?

Хелен на мгновение задумалась.

— Нет, — сказала она. — Едва ли.

Последовала довольно неловкая пауза. Миссис Дэллоуэй слегка поежилась и попросила принести ее меховую накидку. Кутая шею в мягкий коричневый мех, она решила сменить тему.

— Признаться, мне никогда не забыть «Антигону». Я видела ее в Кембридже много лет назад, и с тех пор она не оставляет меня. Вы согласны, нет произведения более современного? — спросила она Ридли. — Я знаю, пожалуй, не меньше двух десятков Клитемнестр. Например, престарелая леди Дитчлинг. Я ни слова не смыслю по-гречески, но слушать могу бесконечно…

Тут внезапно подал голос мистер Пеппер:

В мире много сил великих,
Но сильнее человека
Нет в природе ничего.
Мчится он, непобедимый,
По волнам седого моря,
Сквозь ревущий ураган…[10]

Миссис Дэллоуэй смотрела на него, поджав губы. Когда он закончил, она сказала: