Джеймс Лавгроув - Дни

• Название: Дни
• Автор: Джеймс Лавгроув
• Издательство: Иностранка
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2005
• ISBN: 5-94145-263-2

Джеймс Лавгроув (р.1965) – современный английский писатель, признанный мастер мистики и хоррора. За роман «Дни» удостоен премии Артура Кларка.

Фрэнк Хаббл боится зеркал, потому что они не хотят показывать его отражение, как будто он и не существует. Он Призрак: так называется его должность в отделе Тактической безопасности гигамаркета «Дни». Ему предстоит последний рабочий день. Роман изобилует мистической символикой. Обычный, казалось бы, день наполняется атмосферой загадочности и абсурда, а неожиданные повороты сюжета создают увлекательную интригу.

---

Ну, будущим он займется, когда оно наступит. А пока приходится довольствоваться сегодняшним днем – четвергом.

Фрэнк вставляет ломтик хлеба в хромированный тостер, который контурами и расположением отверстий напоминает старый автомобиль. Включает портативный телевизор, стоящий на столе рядом с тостером. Излишне говорить, что на корпусах и телевизора, и тостера виднеется все тот же логотип «Дней» – две слипшиеся спинами буквы D.

Телевизор запрограммирован так, что при включении автоматически настраивается на канал телемагазина «Дней». На экране две женщины неопределенного возраста с восковыми лицами разливаются соловьем над ожерельем искусственно выращенного жемчуга в три нити из «Ювелирных изделий», а за ними, вызывая тошноту, раскачивается туда-сюда компьютерное изображение интерьера этого первого и (возможно) крупнейшего гигамаркета в мире.

Нажатием кнопки на пульте управления Фрэнк переключается на новостной канал и смотрит репортаж о возведении в Австралии первого в мире терамаркета с официальным названием «Чертовски Большой Магазин». До завершения строительства «Чертовски Большого Магазина», который призван обслуживать не только Австралию и Новую Зеландию, но также страны Океании и Юго-Восточной Азии, остается предположительно восемнадцать месяцев, но даже и в нынешнем скелетоподобном виде он уже превосходит размерами своего ближайшего соседа – гору Айерс-Рок.

Тостер выбрасывает готовую продукцию – поджаренный хлебец. В углу ломтика бросается в глаза зарумяненное дочерна полукружие, сросшееся со своим нетронуто-белым близнецом. Этот-то уголок Фрэнк намазывает маслом и откусывает прежде всего.

Ест Фрэнк мало. Он даже тост не доедает. Наливает себе еще одну кружку кофе, выключает телевизор и направляется в гардеробную.

По холлу с высоким потолком он проходит мимо дверей в комнаты, которыми редко пользуется. Безупречная и дорогостоящая обстановка этих комнат покрылась бы толстым слоем пыли, если бы не исправные старания уборщицы – Фрэнку ни разу не доводилось ее видеть. С одной стороны вдоль стены холла тянутся полки с книгами, которых Фрэнк не читал, а на другой стене висят картины, которые он давно перестал замечать. За Фрэнка – воспользовавшись на свое усмотрение его «иридиевой» карточкой – эти книги и картины, а также остальные предметы обстановки выбрал декоратор интерьеров, служащий «Дней» с суетливыми пальцами. Фрэнк до сих пор не выплатил сумму, превысившую лимит карточки, поэтому, уйдя с работы, он должен будет возвратить магазину почти все свое имущество. Но расставаться со всеми этими вещами ему ничуть не жаль.

В гардеробной его уже ждет наряд для четверга: каждый предмет одежды аккуратно вывешен или выложен. Вчера вечером, перед тем как отправиться спать, Фрэнк положил под пресс брюки от четвергового костюма. К утру складки обрели приятную жесткость.

Фрэнк одевается размеренно и методично, после каждого действия отпивая кофе. Он натягивает прохладную на ощупь хлопчатобумажную рубашку в тонкую голубую полоску с простыми белыми пуговицами, повязывает вокруг шеи темно-бордовый шелковый галстук. Надевает грифельно-серый пиджак и такие же брюки, поверх темно-синих носков обувает черные башмаки с мягкой стелькой, скорее удобные, чем элегантные. Затем сверяется с зеркалом в человеческий рост, стоящим под небольшим наклоном в углу комнаты.

Он терпеливо, по кусочкам, собирает свой портрет.

Одежда помогает ему. Ведь говорят же, что одежда делает человека, – и Фрэнк, вырядившись в лучшее, что только предлагалось в отделе «Мужской одежды» гигамаркета, чувствует себя и впрямь только что сделанным. Вначале проступают изящные линии костюма. Пустоты вскоре заполняют галстук, рубашка и обувь. Последними показываются голова, шея и руки Фрэнка – их изображение вызвать труднее всего. Боже, он ведь иногда совсем не может вспомнить, как выглядит его собственное лицо! Как только оно появляется в зеркале, его очевидная знакомость укоряет недавнее бессилие памяти, но пока еще Фрэнк тщится вспомнить хотя бы единую черту, он искренне опасается, что окончательно выпал за грань бытия – скользнул вбок, в лимб, превратился из профессионального призрака – в самого настоящего.

Он нарочно сверяется с часами – 6.34, – делая мысленно пометку в воображаемом памятном альбоме. Ведь в 6.34 утра каждого рабочего дня, плюс-минус минута, он стоял здесь, заново облачившись в костюм, каждый предмет которого изнутри имел ярлычок с вытканной парочкой близнецов-полукружий – черного и белого – повыше инструкций по стирке и глажке. Но завтра он уже не будет стоять на этом месте. В одном из шкафов его гардеробной приготовлен запакованный чемодан. На флуоресцентной розовой бирке, прикрепленной к ручке чемодана, проставлен номер рейса и трехбуквенный код аэропорта в Соединенных Штатах. На чемодане лежит авиабилет первого класса. Завтра в 6.34 утра Фрэнк будет сидеть в салоне серебристого пассажирского самолета, паря над створоженной облачной гущей, мчась вослед солнцу. Без возврата – билет в один конец. Он замирает – все еще не в силах поверить, что сможет унестись прочь от этого города, порвав связь с единственным местом, которое он когда-либо называл своим домом, совершенно не зная, что ждет его впереди. Едва слышный внутренний голос спрашивает, не сошел ли он с ума, но тут же более громкий, сильный голос со спокойным убеждением возражает: Нет.

Нет. Уехать отсюда – вот, пожалуй, самое здравое решение, какое он когда-либо принимал. Но в то же время и самое жуткое.

Вернувшись на кухню, Фрэнк наливает себе третью порцию кофе, наполняя кружку до краев и опустошая кофейник.

Выпив до половины эту последнюю порцию утренней дозы кофеина, Фрэнк ощущает легкий позыв в нижней части живота и удовлетворенно направляется в ванную комнату, чтобы занять там сидячее положение и освободить кишечник; испражнения оказываются скудными, твердыми и сухими, и тем не менее освободиться от них приятно. На каждом листике сверхмягкой трехслойной туалетной бумаги, которой Фрэнк пользуется, пропечатаны едва заметные сдвоенные полукружия. Когда-то, в молодости, Фрэнк относился к логотипу «Дней» с почти религиозным благоговением. Эта вездесущая эмблема, как икона, излучала какую-то мощь. Фрэнк гордился, что и он причастен этому символу. Но если в былые годы его бы покоробило от подобного святотатства, то теперь он совершенно спокойно этим символом подтирается.

Перейдя в спальню, Фрэнк довершает свой наряд единственным аксессуаром – наручными часами от «Дней» (золотой корпус, лакированный кожаный браслет, швейцарский механизм). Прежде чем положить бумажник во внутренний карман пиджака, он проверяет, на месте ли «иридиевая» карточка, – и не потому, что опасается, не украдена ли она, а потому, что проделывал это ежеутренне в 6.41 на протяжении тридцати трех лет.

Он извлекает из бархатного футляра свой «иридий». Карточка переливается разноцветным сиянием, будто прямоугольный кусочек перламутра. Поднеся ее к свету и слегка выгнув, Фрэнк наблюдает, как по ее поверхности одна за другой пробегают радуги, рябясь вокруг выпуклых букв его имени и цифр номера карточки, вокруг зернистого логотипа «Дней». Трудно поверить, что столь легкая и плоская вещица способна давить, как мельничный жернов. Трудно поверить, что столь красивая вещица способна быть источником стольких несчастий.

Он снова прячет карточку в футляр, футляр – в бумажник. Теперь он готов к выходу. Его здесь больше ничего не удерживает.

Разве что…

Он расходует свою вторую «свободную» минуту, бродя по квартире и трогая различные вещи, которые пока принадлежат, но уже завтра перестанут принадлежать ему. Кончики пальцев скользят по тканям, по лакированным и стеклянным поверхностям, он переходит из комнаты в комнату, двигаясь по жилому пространству… Несмотря на всю эмоциональную привязанность Фрэнка к этой квартире, она немного напоминает музей.

Как он умудрился скопить столько собственности, столько мебели и предметов искусства, – для самого Фрэнка оставалось загадкой. Он смутно припоминает, как в течение последних тридцати трех лет доставал свой «иридий», чтобы расплатиться за покупки, выбранные в считанные секунды, но его память упорно отказывается сообщить, вправду ли он покупал некоторые предметы – вроде этой вот вазы в стиле «арт-деко» или вон того турецкого ковра-килима, – не говоря уж об их стоимости. Наверное, некоторые предметы обстановки, о которых Фрэнк ничего не помнит, приобретал за него и доставлял сюда все тот же декоратор интерьеров из «Дней», – но не все же! Вот, значит, как мало значили для Фрэнка эти вещи, какими нереальными они казались. Он делал покупки, повинуясь рефлексу, то есть не потому, что хотел покупать, а потому, что «иридиевая» карточка внушала ему, что он способен покупать, – и теперь он влез в такие долги, что ему понадобится работать еще лет десять, чтобы полностью расплатиться с ними.