Джеймс Лавгроув - Дни

• Название: Дни
• Автор: Джеймс Лавгроув
• Издательство: Иностранка
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2005
• ISBN: 5-94145-263-2

Джеймс Лавгроув (р.1965) – современный английский писатель, признанный мастер мистики и хоррора. За роман «Дни» удостоен премии Артура Кларка.

Фрэнк Хаббл боится зеркал, потому что они не хотят показывать его отражение, как будто он и не существует. Он Призрак: так называется его должность в отделе Тактической безопасности гигамаркета «Дни». Ему предстоит последний рабочий день. Роман изобилует мистической символикой. Обычный, казалось бы, день наполняется атмосферой загадочности и абсурда, а неожиданные повороты сюжета создают увлекательную интригу.

---

Отряд сотрудников Зверинца продирается к нему через джунгли. Он слышит, как они перекрикиваются между собой. Они одеты в кольчужные комбинезоны и вооружены винтовками с транквилизирующими пулями. Они уведут его отсюда, проводят в безопасное место.

Ручей с журчаньем бежит по своему каменистому руслу, образуя длинные, петлистые, мелководные извивы; то здесь, то там на ровной поверхности неожиданно собираются и лопаются пузыри. Из оросительных труб со свистом вырывается туман водяных капель, окропляет Фрэнку голову, превращая его волосы в скопление плоских, свалявшихся крысиных хвостиков. Природа уже подхватила свою дирижерскую палочку, и птицы Зверинца снова пробуют голос; насекомые тоже подобрали инструменты и начали пиликать.

В руке Фрэнк держит свой сломанный, раздавленный «сфинкс». Внимательно вглядывается в треснувшее стекло экрана. Вглядывается с восторгом и легким удивлением.

Работники Зверинца сейчас подойдут.

Скоро он отсюда выберется.

42

Семидневная лихорадка: при возвратном тифе – остром инфекционном заболевании, возбуждаемом спирохетой, переносимой клещами или вшами; характеризуется повторяющимися приступами, между которыми бывают периоды ремиссии, длящиеся также около семи дней

16.30

Процедура дознания сама по себе оказалась не очень страшной. Строгий шотландец-коротышка, который ее проводил, вел себя сурово, но не грубо. В отличие от многих людей, по роду службы каждый день сталкивающихся вплотную с человеческими проступками, он не вполне утратил уважение к другим людям. Он обошелся с ними достаточно вежливо, за что Линда была ему благодарна. Она нашла в этом хоть слабое, но утешение: на нее не смотрели как на существо, лишившееся всякого достоинства.

В тесной будке Триветты с приставленной к ним охранницей сидели по одну сторону стола, а чиновник – по другую. Он слушал, как Линда рассказывает свою версию происшествия с Призраком в «Часах». Она излагала все как можно доверительнее, смягчая острые углы, однако при допросе не могла отрицать ни того, что тайком пронесла в магазин баллончик с перцовой жидкостью, ни того, что напала на сотрудника. И хотя тогда она не знала, что он – сотрудник, это не снимало с нее вины. Едва ли помогло ей и то, что совершенное ею нападение, наблюдавшееся из «Глаза», было записано на пленку. «Глаз» никогда не лжет. Моррисон (это он вел дознание) показал Линде тот фрагмент записи, где она брызжет спреем прямо в лицо Призраку. Да, так это выглядело в смазанной черно-белой передаче. Непоправимо.

Развернув монитор обратно, Моррисон сообщил Линде, что, ввиду имеющихся свидетельств против нее, у него нет иного выбора, кроме как навсегда приостановить счет Триветтов и пожизненно изгнать их из «Дней». Причем обоих. Линду – за ее проступок, а Гордона – потому, что он является совладельцем счета и, таким образом, автоматически виновен.

Хотя Линда и ожидала подобного приговора, слова чиновника прозвучали для нее будто похоронный звон. У Гордона все еще гудело в левом ухе, поэтому ему пришлось несколько раз переспрашивать Моррисона, пока он не понял сути. Похоже, он нисколько не расстроился.

Моррисон попросил Линду передать ему карточку и вызвал у себя на экране все данные, касающиеся их счета. Несколькими быстрыми нажатиями клавиш он снимает с их общего банковского счета значительные средства, которые должны покрыть числящийся за ними долг. А потом, заявил он, придется заплатить дополнительную сумму, как только будет подсчитана стоимость ущерба, нанесенного «Музыкальным инструментам Третьего мира». Поскольку общая сумма делится поровну между всеми участниками погрома (а их было около четырехсот), то доля Триветтов вполне впишется в рамки их финансовых возможностей, хотя ничтожной ее не назовешь.

Самый неприятный момент наступил, когда Моррисон вернул Линде «серебро» и в придачу – тупоносые безопасные ножницы.

– Мы предпочитаем, чтобы покупатели сами делали это, – пояснил он.

Разрезая карточку пополам, Линда едва не расплакалась. Но сумела сдержаться.

После этого им с Гордоном оставалось только выйти из будки, усесться на одну из скамей в общей комнате и ждать, когда их выведут из магазина. Здесь они и остаются в течение последнего получаса в компании угрюмой и необщительной охранницы. Это, пожалуй, самая унизительная часть процедуры – сидеть тут рядом с преступниками и случайными простофилями, хотя, разумеется, Линда считает, что они с Гордоном не попадают ни в ту, ни в другую категорию. Линде хочется думать, что они с Гордоном принадлежат к третьей, совсем иной, группе людей – злосчастных неудачников.

Наконец другой охранник выкликает их имена. Приставленная к ним охранница выводит их из Следственного отдела и ведет по узкому коридору, который заканчивается коротким маршем бетонных ступенек. Над ступеньками – невзрачного вида металлическая дверь, снабженная рядом замков и засовов. Когда все замки разомкнуты, все засовы открыты, дверь с трудом подается внутрь, а за ней обнаруживается еще одна короткая лесенка.

– Выходите, – говорит охранница, распахивая дверь пошире, и Линда с Гордоном выходят. Дверь за ними с лязгом захлопывается.

Вот они и снаружи. Ступеньки ведут на Площадь «Дней». Когда они поднимаются на уличный уровень, оказавшись на виду у десятков «витринных мух», на них налетает сильный ветер. Линда мысленно собирается с духом, готовясь к граду насмешек и издевок, однако «витринным мухам» зрелище изгнанников магазинного рая, нервно озирающихся по сторонам, не кажется ни особенно новым, ни более интересным, чем события, разворачивающиеся внутри любимой витрины. Впрочем, кто-то один, заметив их, все же улыбается и говорит: «Добро пожаловать в наш клуб».

Щеки Линды вспыхивают от негодования. Она шагает прочь, Гордон плетется следом.

Возле ближайшего входа на кольцевой развязке припаркованы такси, поджидающие толпу, которая хлынет в час закрытия. Линда подходит к первой же машине, вначале бросив беглый взгляд на водителя и удостоверившись, что это не он утром привез их с Гордоном сюда. Это было бы чересчур. Последняя капля. Она бы сгорела со стыда. Хотя, если хорошенько подумать, она была бы не прочь перемолвиться парой ласковых с тем самым таксистом, который подговорил ее купить перцовую жидкость…

Шофер такси с неохотой соглашается принять наличные.

– Совсем растратились, да? – спрашивает он.

Линда, оставив его слова без внимания, сообщает ему адрес, а потом плотно задвигает окошко в перегородке, отделяющей передние сиденья от задних.

– Ну, вот и все, – громко говорит Гордон, когда такси отъезжает от первого и (что за наглая, беспардонная, отъявленная ложь!) крупнейшего гигамаркета в мире.

– Что ж, – отвечает Линда, кивая. – Зато приятно провели время. – Она хочет бросить прощальный взгляд назад, но не может. Нельзя этого делать.

– Что-что?

– Я говорю, приятно… Ну, да ладно. Как твое бедное ухо?

– Что-что?

– Я говорю…

– Да понял. Просто пошутил.

Линда тычет ему пальцем в ребра.

– Ну так что – мы усвоили урок, а? – спрашивает он, прислоняясь к спинке сиденья и осторожно кладя руку Линде на плечо. Когда же она не сбрасывает его руку (как обычно это делала раньше), он принимается медленно поглаживать ее плечо, постепенно подбираясь к затылку. – Больше – ни за что, да?

– Да, больше – ни за что, – соглашается она. – Хотя, – задумчиво добавляет потом, – всегда же остается «Евро-Март».

Гордон прекращает поглаживание.

– Линда…

Но та принимается говорить быстро-быстро. Лучше заронить семя как можно раньше.

– Как только мы расплатимся с «Днями», можно будет вскоре взять кредит и подать туда заявление. Ты подумай. Мы могли бы совершать однодневные поездки в Брюссель. Покупали бы билеты по льготным ценам. Или короткие шоп-туры. Останавливались бы в дешевых гостиницах…

– Линда…

Она улыбается ему, в ее глазах – легкая грусть.

– Ну, я же просто мечтаю, Гордон. Просто мечтаю.

– Разве что так. Пусть это остается только мечтой! – Он возобновляет поглаживание.

Но, медленно прокручивая план в уме, Линда решает, что, пожалуй, он и вправду может осуществиться. Конечно, на это уйдет время, но в конце концов она сумеет уговорить Гордона. Терпение и стойкость – вот ее сильные черты. Она одолеет его словами. Может, на это уйдет еще пять лет, ну и что? Результат того стоит.

Но на этот раз она уже не удовлетворится каким-то там «серебром». Когда они подадут заявление в «Евро-Март», Линда Триветт не согласится ни на какой другой счет ниже «золота».

43

Весы: седьмой знак Зодиака, изображаемый в виде двух чаш весов

17.00

О закрытии было объявлено еще четверть часа назад, потом – еще раз, пять минут назад, а с третьим и последним объявлением, ровно в пять часов, те покупатели, что до сих пор медлили, устремляются к выходам. Одни доходят до вестибюлей, спускаются на лифтах на семиэтажную подземную автостоянку и расходятся по своим машинам; другие гуськом тянутся к четырем выходам, неся свою добычу в пакетах, и выходят на улицу, во внешний мир, окрашенный в шафрановый цвет лучами заходящего солнца. Покупателей, замешкавшихся в надежде сделать еще одну, последнюю покупку перед уходом, охрана выгоняет из торговых отделов и препровождает к выходам.