Юрий Цыганков-Серебряков - Сын эпохи

• Название: Сын эпохи
• Автор: Юрий Цыганков-Серебряков
• Издательство: Янтарь
• Жанр: Проза
• Год: 2013
• ISBN: 978-966-678-482-0

В эту книгу вошли автобиографические (кроме двух — «В лодке» и «Двадцать копеек») произведения. Преимущественно это произведения про далёкие, временами трудные и непростые детские годы автора — Ю. В. Цыганкова-Серебрякова, а также небольшая повесть, в которой изображена жизнь невыдуманных героев на фоне бурных событий в стране.

---

Юрий Цыганков-Серебряков СЫН ЭПОХИ

ПРАВДА, ИДУЩАЯ ИЗ СЕРДЦА

Имя Юрия Васильевича Цыганкова-Серебрякова известно не только на Луганщине, но и, надеюсь, далеко за пределами нашего края. Имя этого автора можно увидеть на нескольких поэтических сборниках. Это и замечательная любовная лирика, и зрелая поэзия гражданского звучания, и стихи о природе родного края. Что есть родной край для Юрия Васильевича Цыганкова-Серебрякова? Это город Ефремов Тульской области, где он родился, это и город Балашов, где довелось семье прожить несколько лет, это и Донбасс, Луганск, куда семья переехала в 1948 году. И ни одно из упомянутых мест не забыто — в каждом из них он оставил частичку своего сердца, каждое из них обогатило, одарило его эмоциями, впечатлениями, напитало энергией.

Кроме большой любви к поэзии в его сердце вмещается и огромная любовь к паровозам («это с детства», — признаётся Юрий Васильевич). 54 года жизни было отдано работе на предприятии, сегодня известном как ПАО «Лугансктепловоз».

Юрий Васильевич — неутомимый исследователь истории одного из крупнейших паровозостроительных предприятий, им написано множество интереснейших книг по истории завода, среди которых особо хочется отметить последние книги «Паровозный завод на Лугани. 1896–1956» и «Металлурги в истории завода. 1896–1956». Он неутомимо продолжает работать с архивными документами, чтобы в своих новых книгах попытаться разгадать тайны и прочесть неизвестные страницы истории завода.

Моё знакомство с Юрием Васильевичем Цыганковым-Серебряковым произошло в созданном им клубе ЛИНК, уже более 13 лет собирающемся под его руководством на свои ежемесячные встречи. Как раз накануне нашего знакомства ЛИНКовцы выпустили коллективный сборник в миниатюрном формате «Большое в малом». Подборка текстов Юрия Цыганкова-Серебрякова в этом сборничке состояла из нескольких стихотворений и небольшого рассказа «Цыганка». Этот щемящий рассказ поразил меня своим, казалось бы, бесхитростным сюжетом — картинкой из далёкого босоногого детства. Но сколько в нём эмоций, переживаний, щемящей грусти. Героиня рассказа — коза по имени Цыганка. Она была строптива, досаждала мальчику тем, что её нужно было пасти в то время, как ребятня резвилась на лужайке, да и просто он её боялся. Так случилось, что в связи с отъездом семьи на далёкий Донбасс Цыганку пришлось продать. Прощаясь с родными местами, мальчишка бродил по родным местам и вдруг увидел её, Цыганку.

«Я упал перед ней на колени и крепко обнял её за шею, а она тёплой мордочкой уткнулась в мою грудь. Мы плакали» — так заканчивается этот захватывающий рассказ.

Рассказ ведётся от лица мальчишки — мы понимаем, что автор пересказывает странички собственной жизни. Замечателен язык рассказа, простой, понятный, трогательный.

Этот рассказ вместе с другими, такими же яркими и запоминающимися, вошёл в книгу Юрия Васильевича Цыганкова-Серебрякова «Сын эпохи». Все рассказы (кроме рассказов «Двадцать копеек» и «В лодке») автобиографичны, несмотря на то, что в некоторых из них имена героев изменены.

Помимо рассказов в этот сборник включена повесть «Сын эпохи». На судьбах героев (а это несколько поколений Данилкиных) отразилась вся мятежная и порой сумбурная история страны. Чудесны описания природы, быта, обычаев простых людей, живших на нашей земле. Конечно же, один из главных героев — Данилкин Пётр — заводчанин, паровозостроитель. Оговорюсь, что я редактировала эту книгу и как-то заметила Юрию Васильевичу, что текст несколько перегружен специфическими описаниями, связанными с паровозами и их строительством, что, дескать, это может отпугнуть читателя от художественного повествования. Однако выслушав его доводы и зная, как он самозабвенно любит свою работу, в особенности исследовательскую, я поняла, что ему трудно расстаться с этими драгоценными для него строками. И, полагаю, читатель с пониманием отнесётся к такому неравнодушию автора, которое заслуживает исключительного уважения.

Именно из таких повествований и складывается объективная история, ведь это всё написано не по заказу, а по велению сердца, всё это выстрадано, пережито, прочувствовано.

В таких повествованиях и есть настоящая правда.

Любовь Цай

РАССКАЗЫ

Цыганка

Молодая строптивая коза Цыганка была чёрная-пречёрная. Ни единого светлого пятнышка от кончиков ушей до кончика хвоста. А ещё она была такая бодливая, что просто не приведи Господь! Так и хотелось ей что-то поддеть, кого-то боднуть.

Мы держали её в сенях, и путь от порога наружных до порога внутренних дверей находился в сфере её досягаемости. Едва я входил в сени, как она, круто выгнув шею, мгновенно припечатывала меня к стене. Я орал не столько от боли, сколько от страха.

Мать, заслышав крик, выскакивала в сени и разводила нас, выговаривая ей:

— Ах, ты, дьявол тебя возьми-та! Ты, что же это никак не угомонишься? Бестолочь такая!

Стадо было не для Цыганки. Пастухи отказались от неё на следующий же день. Сладу с ней не было никакого.

Я был обречён!

В то время, когда мои сверстники играли на нашей широкой улице, я должен был пасти это чудовище.

Позади больших огородов, прилегающих к нашим усадьбам, находился довольно-таки глубокий овраг с крутыми склонами и пологими спусками, с ложбинами и лужайками сочной травы.

По дну оврага протекал чистой воды ручей. Весной земля в овраге просыхала раньше, чем на открытой местности, и трава зеленела раньше, чем в других местах.

В этот овраг приводили меня с Цыганкой и оставляли надолго наедине с ней. И никого вокруг, никого! Как будто в целом мире никого!

В такие минуты я чувствовал себя совсем маленьким и беззащитным, всеми покинутым, и такая жалость пробуждалась к самому себе, что хоть плачь.

Я ложился навзничь на тёплую землю и смотрел в небо, по которому плыли и плыли облака. В их очертаниях моё воображение рисовало то фигуры людей, то каких-то диковинных животных, то громады дворцов и замков, а мне хотелось только одного — избавиться от этого наказания, от Цыганки.

И только тогда, когда я пошёл в школу, в первый класс, меня освободили от Цыганки.

Голод и безысходность гнали народ с насиженных мест в иные края на поиски иной, лучшей доли. За какую-то половину года с нашей улицы уехало с десяток семей.

С наступлением осенних холодов и в нашей семье стали поговаривать об отъезде.

И когда после первых пространных разговоров намерение об отъезде на Донбасс стало необратимым, судьба Цыганки была решена.

На рынке Цыганку взяли, не торгуясь.

И скучно нам стало без Цыганки, и грустно.

А осень тем временем наступала с каждым днём.

То ли увядание природы пробуждало в моей душе какую-то неясную тревогу, то ли сборы и беспокойство предстоящего отъезда передались и мне, но я теперь не спешил из школы после уроков, как обычно, домой, а шёл довольно долго кружными путями, хотя привычная дорога домой для меня была минутным делом.

Предчувствуя невозвращение в этот город, я прощался с крутыми и пологими склонами оврага, с его кустарниками и деревьями, с его чистой воды ручьём. Я прощался с исхоженными мной местами — я прощался с детством.

Однажды, выйдя из школы, я пошёл краем оврага совсем в противоположную от дома сторону — в сторону длинного и узкого пешеходного моста, соединившего крутые склоны оврага.

На моём пути, несколько поодаль от него, жалобно блеяла чья-то коза, привязанная к вбитому в землю колышку.

Серый день и безлюдье придали мне ощущение одиночества и сиротства.

Я миновал было безучастно козу, как вдруг, словно молния пронизала меня! И коза, и её печальный голос показались мне знакомыми!

— Цыганка! — крикнул я и кинулся к козе.

Цыганка рванулась навстречу, верёвка резко дёрнулась, Цыганка взвилась, но устояла на задних ногах и громко закричала, о чём-то жалуясь мне.

Я упал перед ней на колени и крепко обнял её за шею, а она тёплой мордочкой уткнулась в мою грудь.

Мы плакали.

Тёрн

Намаявшись по чужим углам да по чужим дворам, в которых шагнуть да стукнуть лишний раз — упаси Бог, а уж стукнуть да грюкнуть — и подавно, наша большая семья наконец-то обрела собственный угол. Это был небольшой бревенчатый домик с низким потолком, с двумя окошками на улицу, да с двумя — во двор. Вход вовнутрь домика пролегал через тонкостенные холодные сени. Ближе к зиме их утеплили плотным плетнём и обмазали глиной, замешанной на соломе.

Вечерами семья собиралась за единственным столом, освещаемым керосиновой лампой. Чтобы фитиль лампы сильно не коптил, а ещё и с целью экономии керосина, его убавляли, отчего в комнате стоял полумрак.