Владимир Файнберг - Итальянская записная книжка

• Название: Итальянская записная книжка
• Автор: Владимир Файнберг
• Жанр: Современная проза

---

«Впервые летит заграницу, в ту же Европу, а уже командует», — подумал Артур, надевая куртку и увидел, как из затопленного ярким искусственным светом разноцветного «фри–шопа» вышел старик со своими дюжими спутниками.

Старик отвинтил пробку с плоской бутылки, приложился к горлышку, затем пустил её по кругу.

— Хочу сбегать купить мороженного, — вдруг сказала Маша. — Пожалуйста, дайте мне денег.

Деньги, оба паспорта и билеты хранились у Артура в бумажнике. Практика показала, что это существо вечно что‑нибудь теряет и, кроме того, безусловно принадлежит к категории граждан, привлекающих первоочередное внимание воров и мошенников.

Он запустил руку в боковой карман, похолодел. Бумажника не было.

— Да вот же он! — Маша нагнулась со своего кресла и подняла его с ворсистого покрытия пола. — Выпал, пока вы снимали куртку.

Вынимая деньги, Артур отметил про себя, что не увидел такой крупной вещи, как выпавший бумажник.

В этот момент по радио объявили просадку на чартерный рейс «Москва–Римини».

— Бог не хочет, чтоб я поела мороженного, — Маша поднялась, вручила Артуру его сумку, подхватила свои.

«Правильно делает Бог, — думал Артур, шагая за Машей среди других пассажиров по тёмной кишке–коридору ко входу в «боинг». — Целых тридцать пять дней жить в другой стране…»

Поневоле вовлечённый в ритм всеобщей ненужной спешки, он почувствовал боль в левой ноге и потому, забросив сумку в верхний багажный отсек и пропустив Машу к сиденью у иллюминатора, рад был опуститься рядом на означенное в билете кресло. Светлый салон «боинга» оказался заполнен меньше, чем наполовину.

Златозубый старик с компанией свободно расположились чуть впереди в среднем ряду. Артуру видно было, как фляжка продолжала переходить из рук в руки, как старик снова закурил.

Стал слышен свист запускаемых турбин.

— Хотите снять куртку? — спросила Маша. — Помочь вам?

— Спасибо. Пока не жарко.

Хотя за иллюминатором сияло солнечное аэродромное утро, откуда- то из‑под верхних панелей лился ток холодного воздуха.

Пробегающая по проходу стюардесса подсчитывала оставшиеся пустыми места. Артуру показалось, что это та самая блондинка, которую он видел в аэровокзале. «Впрочем, все они в своей синей форме похожи друг на друга, как куклы Барби.» — подумал он и взглянул на Машу. Вот уж кто никак не походил на этот стандарт женственности.

— Будьте добры, пожалуйста, не курите, — раздался голос стюардессы. — Видите, табло уже зажглось.

Старик продолжал невозмутимо курить. Белый волокнистый дым поднимался к потолку салона.

— Я что вам сказала? Вроде, пожилой человек, разве вы не знаете, курить нельзя. Особенно при взлёте.

— Уберите от меня эту проститутку! — воззвал старик.

Один из парней, тот самый, жирный, поднялся во весь рост, пригнулся к стюардессе.

— По–хорошему просят, отойди.

— Да как вы смеете обзывать, — голос её на миг прервался. — Самолёт не взлетит, пока не прекратите курение!

— Кто‑нибудь уберёт от меня эту проститутку?! Граждане, за что я плачу ему три тысячи баксов? Если через секунду он её не уберёт, уволю бездельника! — старик снова выпустил клуб дыма.

— Вы — хам, — стюардесса заплакала. — Прекратите курить!

Артур видел в жизни всякое, казалось бы, ко всему привык. И все‑таки странно стало ему, что до сих пор никто не вмешался.

— Сейчас же сядьте обратно, — сказала Маша. — Без вас разберутся.

И действительно, зарёванная стюардесса уже вела за собой командира воздушного корабля — настоящего богатыря в отглаженной белой рубашке, чёрном галстуке.

— Что тут происходит? сейчас вызову милицию, и вас выкинут с борта!

— Не шуми, начальник, — старик поднялся, достал из кармана зеленоватую купюру, ленивым жестом всунул её в нагрудный карман рубашки пилота.

Тот оторопело вынул её, разглядел и, схватив за рукав кителя стюардессу, направился с ней к пилотской кабине.

Через полтора часа полёта та же стюардесса со своей напарницей, как ни в чём не бывало, подкатили тележку с обедами и к тому ряду, где сидел старик. Он спал. Его компания азартно разобрала подносы с едой.

…Самолёт летел, как сообщили по радио, маршрутом Москва — Киев — Бухарест — Гарц — Римини.

Маша, пообедав, уснула. Артуру удивительно было, что она нисколько не взволнована тем, что впервые летит заграницу, совсем скоро окажется в Италии. Для него же этот полет казался сейчас злой гримасой судьбы. Оказаться на итальянской земле совсем беспомощным, да ещё с этим неуклюжим существом в качестве поводыря… Он уже бывал в Испании, Франции, во многих странах. Мог видеть, всюду ходить, ни от кого не зависеть. И вот теперь он летел в Италию.

Все хорошее случается слишком поздно. Он был уже не тот. Женщина не та. Только Италия оставалась, наверное, вечно той же прекрасной страной, о которой писали авторы школьных учебников, классики литературы, снимал фильмы Федерико Феллини.

Коль самолёт должен был прилететь в Римини, где похоронен этот человек, которого Артур считал одним из своих учителей, он решил перед тем, как пересесть с Машей на поезд и отправиться на юг итальянского сапога в неведомый городок Барлетгу, купить цветы, хоть одну розу, отыскать кладбище и положить её на могилу недавно умершего гения.

«Кажется, Феллини был последним живым человеком в духовно умирающей Европе, — думал Артур. — Хотя в последних фильмах уже ничего не искал, не пытался прорваться к Богу. Просто констатировал трагизм жизни по принципу — «улыбайся и слезы утирай».

Лишь сейчас, сидя в кресле самолёта, Артур осознал, до чего права откинувшаяся затылком на подголовник спящая рядом Маша, когда на третий или четвёртый раз после своего появления жёстко упрекнула его, сказала, что он опустился. Что ни болезнь ноги, ни беда с глазами ничего не извиняют. Ни того, что в кухне грязно, ни того, что углы окон поросли паутиной….Что с того, что книги его теперь выходили в свет одна за другой. Что со всех краёв получал он пачками восторженные письма. Изредка Артур принимал у себя тех, кто специально добирался до Москвы для того, чтоб только встретиться с ним, задать свои вопросы.

Он старался держаться мужественно. Не все, кто замечал на письменном столе Артура пятикратную лупу, догадывались, что без неё он уже неспособен прочесть ни строчки.

Два месяца назад, как раз после поездок в клинику, к нему позвонила Маша. Он, конечно же, сразу вспомнил двухлетней давности историю с волшебным возвращением крестика, пригласил её в гости.

Маша сразу обратила внимание и на лупу, и на протёкший потолок в кухне, и на рукав рубахи, на котором была оторвана пуговица.

Для начала она потребовала иголку и нитки, затем — веник.

Она стала навещать Артура сперва раз в неделю, потом два. Всегда приволакивала пакет с купленной по дороге провизией.

«Вы в отчаянии, потому что потеряли доверие к Богу.» — заявила она однажды, выкладывая на стол хлеб, помидоры и сыр.

Артур скрупулёзно возвращал ей затраченные деньги. Она брала их, не разыгрывала из себя благодетельницу.

Довольно быстро он понял — Маша нуждается. Работает секретаршей в какой‑то фирме, получает двести долларов и половину зарплаты вынуждена отдавать за жилье. Снимает комнату у старушки–алкоголички.

Она сама была крайне неблагополучна, неустроенна, эта тридцатитрехлетняя одинокая женщина. Никого у неё не было, кроме мамы в Киеве, которую Маша с размеренностью маятника посещала раз в два месяца на субботу и воскресенье.

Маша была хорошим человеком, но тем более раздражала Артура её яростная борьба с паутиной и пылью, что он их, вообще‑то говоря, просто не замечал, не видел. Она ни на что не спрашивала позволения. Явившись во второй или третий раз, сама отыскала в кладовке пылесос. С тех пор его грозный рокот стал знаком её присутствия в доме.

Уши прожужжала о том, что буфет в кухне облезлый, дряхлый, что необходимо купить стиральную машину, что нет смысла чинить рваные рубашки и свитера — придётся их выбросить. И выбросила. Она не слышала никаких возражений. Будучи ему никем, командовала, толкала на вовсе не необходимые, как ему казалось, траты.

Вот уже год он работал над новой книгой. Как и все предыдущие, Артур должен был «кормить» её. То есть приучился поддерживать себя на том материальном минимуме, только чтоб изо дня в день быть в рабочем состоянии.

Он чувствовал: то, что он знает — знают многие. Но никто не может выразить. Порой Артур ощущал себя авторучкой в незримой руке миллионов одиноких, разобщённых людей…

Поэтому так раздражали продиктованные самыми лучшими намерениями попытки Маши вовлечь его в то, что Артур про себя называл «пошлостью жизни», суетой.

Он должен был спешить. Пока жив, пока глаза ещё видят появляющиеся из‑под кончика авторучки собственные каракули, которые все труднее править, разглядывая в лупу.