Владислав Романов - Дождь

• Название: Дождь
• Автор: Владислав Романов
• Жанр: Научная Фантастика

---

Вера Васильевна тайно была влюблена в Чугунова. Тайно и безответно. Ну, во-первых, она педагог, классный руководитель и старше Чугунова на шесть лет и два месяца, что в общем-то совсем не страшно, такое бывает, сколько угодно, тем более что выглядела Вера Васильевна лет на девятнадцать-двадцать, особенно когда снимала очки. Правда, у нее минус шесть и без очков она ничего не видит, но это не главное! Главное то, что он красив, а она совсем нет. Но теперь ее сердце не так болит, - он страдает, и она, как старший товарищ, просто обязана ему помочь. Но как это сделать?

Вера Васильевна вздыхала и начинала обдумывать вариант нечаянной встречи на улице. К примеру, она прогуливается, и вдруг идет он с авоськой из магазина: хлеб, молоко, яйца, конфеты. Он, конечно, огорчен, и вид уныл. На чистом ангельском лике хмурая тень.

- Что поделываешь, Вадик? - спрашивает Вера Васильевна.

- Да вот, учу физику, - он кивает на авоську. - Надо питаться...

- Да, с таким энергетическим материалом физику не одолеешь! - замечает Вера Васильевна. - Пойдем-ка, я тебя накормлю!..

И она ведет его к себе, кормит бульоном, котлетами... Или нет! Делает отбивную! Он же мужчина! Да, отбивную, чесночный соус. Или нет: отбивную с жареным луком! Это блеск! Он, насытившись, благодарит ее, она ставит пластинку Вивальди, они переходят в комнату, потом она предлагает ему помочь подготовиться по физике, они готовятся, спорят, читают стихи, он ее провожает, уже вечер... Они прощаются у подъезда, она подает руку, и он особенно пожимает ее... Они дружат, он сдает экзамены, начинает готовиться в институт, она ему помогает, они по-настоящему узнают друг друга, он поступает, часто заходит к ней и однажды зимой, когда он, замерзший, забежал к ней после института согреться, попить чаю, узнать, как ее дела, увидеть, он вдруг говорит ей: "А ты знаешь, Вера, я ведь люблю тебя, и уже давно, с того самого летнего дня, когда ты встретила меня с авоськой..."

- И накормила! - улыбнется она.

- Да. И я еще тогда отметил: какая ты красивая... - Он подойдет к ней, снимет очки и... поцелует ее.

- Не надо, Вадик, я старше тебя на шесть лет, не надо!..

- Я люблю тебя и буду любить всю жизнь! Всю жизнь!

- Вадик, не надо!..

Он задушит ее в своих объятиях, зацелует...

- Вера Васильевна, что это с вами? - Елизавета Михайловна, математичка, в упор смотрела на нее. - Вы что это шепчете?

- Я шепчу? - удивилась Вера Васильевна.

- Да, - прокуренным, глухим голосом сказала Елизавета, - шепчете: "Не надо, не надо" - и сжимаетесь вся, будто бить хотят. Сны наяву, голубушка! Начитаетесь всякой ерунды в этих журнальчиках и бог знает что себе воображаете! И детей портите... Поэтому они и по алгебре ни бум-бум!

Вера Васильевна встала и ушла. Пройдя квартала два, она услышала рев мотоцикла и оглянулась. Перед ней на красной "Яве" восседал, точно Аполлон, Чугунов и улыбался.

- Хотите прокачу, Вера Васильевна?

- Меня?.. - удивилась она.

- Вас, конечно! Садитесь! Вот шлем! - И он, не дожидаясь ее согласия, надел на нее шлем и кивнул на сиденье сзади.

Она села.

- Обхватите меня и держитесь крепко! - крикнул он, перекрывая рев мотора. - Вперед!

Она обхватила, прижалась к нему, и они понеслись. Уже давно Вера Васильевна не испытывала ничего похожего на столь рискованное, но в то же время до головокружения радостное состояние души. Она летела! Летела, прижимаясь к нему, и ей вдруг - на миг - захотелось разбиться. Да-да, разбиться, чтобы их тела нашли рядом, вместе, чтобы они лежали обнявшись. Обнявшись навсегда.

- О-хо-хо-хо! - закричал он, и она тоже закричала. Они летели по загородному шоссе, и горячий воздух бил им в лица.

Он поцеловал ее сразу же, как только они вошли к нему в дом. Грубо привлек и поцеловал в пыльные губы.

- У тебя на губах песок, - отплевываясь, сказал он. - Иди умойся.

Вера Васильевна колебалась.

- Иди, иди, - подтолкнул он. - Не стесняйся, родители на даче.

Она пошла умылась, и он снова поцеловал ее. Она не сопротивлялась. Полеты на мотоцикле вконец ее измотали. Он повел ее в спальню, и только здесь она очнулась и попыталась оказать сопротивление, но он вдруг сказал ей:

- Я люблю тебя! Я люблю тебя с первого класса!

- С восьмого, - поправила она.

- Пусть с восьмого. Люблю и буду любить всю жизнь! Ты красивая! Ты самая красивая из всех, ты чудная, ты не знаешь, какая ты, ты...

И она сдалась. Она сдалась, ибо ей показалось, что уже прошло полгода, уже зима и он вбежал к ней замерзший после института...

Потом они пили чай. Пришел Крупенников. Она была не совсем одета, а Крупенников открыл дверь собственным ключом и вошел так тихо, что она не услышала. Он вытаращил от удивления глаза, застыв как изваяние.

- Здрасте, Вера Васильевна, - пробормотал Крупенников.

- Здравствуй, Сережа, - грустно сказала она. Ей хотелось плакать. И сколько бы она себя ни уговаривала, что они уже не ее ученики и больше никогда не встретятся с нею на уроках, сколько бы ни убеждала себя в том, что ничего особенного не произошло, эти уговоры лишь прибавляли грусти и стыда. Она ушла в ванную, оделась и ушла. В комнате громко звучала музыка, Чугунов с Крупенниковым слушали какой-то ансамбль, и ей удалось выскользнуть незаметно.

К вечеру она даже успокоилась и стала ждать его. Ведь он сказал, что любит, значит, придет. У нее не было телефона, но адрес он знал: несколько раз заходил к ней. У него почему-то не оказалось дома Блока, а потом Заболоцкого, Вера Васильевна их задавала, и Чугунов брал книги на вечер, аккуратно возвращая на следующий день. О Блоке он сказал:

- Ну, это уже устарело, к тому же там много о пьянстве, а пить сейчас нельзя, так что я не понимаю, зачем вы нам его задавали...

Правда, Заболоцкий ему понравился, и это обрадовало Веру Васильевну. Она даже простила ему нелюбовь к Блоку.

Он не пришел ни в шесть, ни в восемь. Но было еще светло, еще стрижи так высоко кружили в безоблачном небе, предвещая и завтра сухую погоду, что она верила:

он придет в девять или в десять. Она знала, что он придет. И она мягко, но тактично поговорит с ним о будущем.

- Я понимаю, ты любишь меня, ты любишь сейчас, но это отчасти еще и потому, что я твой педагог, а в учителей положено влюбляться... Но это пройдет. И, кроме того, я все же старше тебя на шесть лет...

Он фыркнет, он встанет, он скажет: какое это имеет значение!

- Все так, Вадим, но мы не должны, не можем, я не имею права ошибаться. Мы должны проверить себя, а лучший судья - это время, поэтому я хочу предложить тебе дружбу...

Вера Васильевна задумалась. Она вдруг подумала, что если он подойдет к ней и обнимет, то что будут стоить ее слова?.. И она улыбнулась и снова заплакала, но уже светло и радостно. Нет, подумалось ей, она его просто любит, и любит так, как любят впервые в жизни, ведь то, что было в институте, это не в счет... А тут она любит. Любит!

Баратынский перехватил Дождя у подъезда. Он схватил его за рукав, потащил в сторону.

- Помоги, а? - захрипел он. - Ты видишь, что происходит!.. Что я сделал-то вам? Ну, что?..

- Я не понимаю, о чем вы? - удивился Дождь.

- Кто меня околдовал?!. Это ты, ты и твоя ведьма, с которой летаешь, это вы развели тут притон колдовской!.. Ну, ничего, я вас всех выведу на чистую воду! Вы у меня еще попляшете!

- Пустите меня, - попросил Дождь.

- Ну, что тебе стоит, а? - заскулил Баратынский. - Ну, помоги! Ну, травки, скажи, какой попить, а?..

Дождь уже шагнул в подъезд, но, обернувшись, вдруг сказал:

- Ты только сам себе можешь помочь! Искупи то зло, что причинил людям, и, может быть, небо и простит тебя...

- Чево? - окислился Баратынский. - Колдун чертов! - прошептал он. - Да я лучше сдохну, чем некоторым одно место лизать начну! Тьфу!

Баратынский даже повеселел после этого разговора. "Ну, погоди! проскрежетал он зубами. - Я на тебя еще милицию натравлю! У нас не Запад, здесь эти идейки не пройдут! Мы тебя живо скрутим и - улицу подметать! Верно, Евграфыч?" - прошептал он, подмигнув вышедшему из подъезда дворнику.

- Я тебе скручу, - сурово заметил Евграфыч. - Ты Ленку и парня этого не трожь, понял?!.

- А ты чо, кум или сват?! Чо лезешь?!.

- Мало тебя, Митька, отец драл! - вздохнул Евграфыч. - Ох, мало! Иди, не порти воздух!..

- Чево?!. - Но Евграфыч уже пошел дальше.

Баратынский постоял немного, и так жалко ему стало себя, что он застонал. Душа болела. Поплакаться бы кому, выговориться, может быть, и полегчало бы, но он был один, один на весь мир. "Стоп! - вдруг сказал себе Баратынский. А Валька-то? Валька Кузин?!."

Баратынский оглянулся и быстро побежал в жэковскую слесарку.

Кузин был на аварии. Прорвало трубу, и Валька один барахтался в подвале.

- Давай помогу! - крикнул Баратынский и вдруг обнаружил, что он крикнул, а не прошептал.

- Ты же больной! - отмахнулся Кузин.

- Да ерунда, насморк, - вздохнул Баратынский и поплыл навстречу другу.

Баратынский боролся со стихией, а Вера Васильевна еще ждала. Отсутствие воды ее огорчило, но она знала, что аварию ликвидируют и воду дадут попозже. В чайнике вода есть, и они смогут попить чаю. Она думала, что он снова примчится на мотоцикле, поэтому вздрагивала от каждого приближающегося шума мотора, бежала к окну и, краснея, выглядывала из-за занавесок.