Татьяна Назарова - Первые шаги

• Название: Первые шаги
• Автор: Татьяна Назарова
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1957

---

Уже сев в дрожки, уездный оглянулся на казаха. Тот, оскалив улыбкой белые зубы, закивал головой, крича:

— Кош! Аманбол! Джолын болсын![14]

— Чему радуется дурак? До чего глупы эти «дети природы»! А Мокотин хочет из них революционеров сделать! — бросил с усмешкой уездный.

Николка захохотал: начальник пришел в хорошее настроение, надо поддержать…

Но тонкий слух охотника уловил отдельные слова из сказанного и главное: «Макота». Он все понял. Пусть ищут в Караганде Макоту!

Сдерживая нетерпение, Бостан ехал трусцой, пока долетал стук колес, потом пустил повода, наклонился к луке и тихо свистнул. Каурый взвился и наконец показал, чего он стоит. Подобно стреле, пущенной из лука, конь летел прямиком по степи к родному аулу, широко раздувая ноздри. Хозяин время от времени подбадривал его свистом: через три часа друг Макота получит бумагу, все услышит и будет хвалить его, умного и хитрого жигита. «Тот, Акшаш, Макота, Вана казахов любят, не скажут „глупые дети“», — думал радостно Бостан.

* * *

На закате Каурый донес своего хозяина до жайляу рода Куандык, к которому принадлежал и Бостан. Солнце уже наполовину скрылось за линией горизонта, но огненные пучки лучей еще захватывали полнеба. В летнем ауле шумно кипела жизнь. Возле юрт, под котлами, горели огни, пока неяркие, малозаметные. Женщины доили коров и коз, звеня струйками молока о ведра. Кобылиц уже подоили.

Общий шум увеличивали дети. Смуглые, будто вылитые из бронзы, мальчики боролись в обхват, перетягивали друг друга на палках; некоторые бегали, ловили жеребят, провожая косяк кобылиц на ночевку, с криком, радостным визгом, а иногда и с громким плачем.

Только возле богатой белой юрты, стоящей на самом берегу озерца, они не осмеливались носиться под ногами взрослых. Там на кошмах, расшитых орнаментом, сидели важные аксакалы, и шла чинная беседа, запиваемая пьянящим кумысом.

И Бостан тоже не поехал в ту сторону. К становищу он подъехал шагом, замешавшись в табуне кобылиц, не привлекая ничьего внимания. Соскочив с коня у крайней юрты, жигит снял седло и, потрепав по шее жеребца, отпустил его в степь, потом осторожно оглянулся вокруг.

— Апа! Тамыр кайда?[15] — спросил он пожилую женщину, хлопотавшую возле костра.

Она показала рукой на ближайшую юрту.

Низко нагнувшись у входа, Бостан пролез внутрь юрты. Возле низенького круглого столика, полулежа на раскинутой серой кошме, двое мужчин играли в шашки. При входе Бостана один из них, одетый, как и его партнер, по-казахски, но с синими глазами и пышными рыжеватыми усами, радостно вскочил, рассыпав костяшки.

— Бостан! Где задержался? Второй день ждем тебя, — живо говорил он, пожимая обе руки юноши. Был он среднего роста, широкоплеч, и в его быстрых, четких движениях чувствовалась военная выправка.

— Макота, друг! Вот письмо от Акшаша… — начал Бостан, вытаскивая из-за пазухи серый конверт.

Но Мокотин перебил его.

— От кого, от кого? — смеясь, спрашивал он. — Акшаш! Неплохо! Значит… мой приятель получил уже казахское прозвище. Ну ладно! Давай письмо от Акшаша…

Бостан, смутившийся от неожиданного смеха друга, подал письмо.

— Только читать потом, вперед слушай, — предложил он и рассказал о своей встрече в степи.

Мокотин и третий собеседник, Сатай, старший брат Бостана, слушали его с серьезным вниманием, иногда переглядываясь. Но когда Бостан, образно описав путников, дословно передал их разговор между собой и с ним и то, как они, спеша в Нельды, покатили в Караганды, Мокотин с хохотом повалился на кошму. Оба брата также засмеялись.

— Та-ак! Знакомые лица, друзья! Это же сам господин уездный начальник, а рябой — мой старый знакомый Николка, шпик, провокатор, карманный воришка и к тому же дурак, — перестав смеяться, сказал Мокотин. — Ты, Бостан, умный жигит! Ты очень хорошо обманул их, — продолжал он, будто не замечая, как краснеет от удовольствия юноша. — Но, может, они случайно встретят какого-нибудь глупого муллу, вроде того, что сидит сейчас у белой юрты, и вернутся сюда…

— Что следует делать, акем[16]? — спросил Сатай.

— Придется нам с тобой скорей уехать к вашим друзьям, а Бостан пусть съездит к Исхаку и Ивану, потом присоединится к нам. Кстати, гости вашего бая мне не нравятся, потому в юрте и сидим. Не надо и тебе, Бостан, на глаза им попадаться: вдруг тот начальник тебя узнает, когда сюда приедет…

Сатай встал — надо готовиться в путь…

— Скажи приятелю твоему Бейсену по секрету, что мы с тобой уедем на Кара-Нуру, а Бостан до сих пор не вернулся от имантайцев, — приказал ему Мокотин.

Все трое засмеялись: болтливость Бейсена давно вошла в поговорку среди куандыкцев. Сатай ушел.

— А где я буду вас искать? — спросил Бостан.

— У сармантайцев, — коротко ответил Мокотин. — Кушай, отдыхай, а я почитаю письмо и напишу Ивану…

Через час из юрты незаметно вышел Бостан. Оседлав Каурого, легко вскочил на жеребца, и тот рысцой подался в степь.

Его брат Сатай и русский друг выехали из аула позднее. Жамиля, жена Сатая, до отъезда накормила их бесбармаком[17], привязала к седлам по турсушку кумыса и мешочки с баурсаками[18].

Бейсен уже успел всем «по секрету» сообщить, что Сатай с русским гостем едут на Кару-Нуру. К юрте братьев собралось множество людей. Они желали отъезжающим благополучного пути, приглашали Мокотина:

— Еще приезжай к нам, друг! Почему уезжаешь?..

Многие говорили, что Бостан, вернувшись, будет жалеть — без него уехал Макота.

Трофим шутя отвечал, что едет поискать себе жену. Казахским языком он владел в совершенстве.

Выехав из аула, путники трусцой двинулись по дороге на Кара-Нуру, но когда юрты затерялись в степи, залитой мягким светом полной луны, они резко повернули на юго-запад, к Каркаралинским степям, и пустили своих скакунов бешеным галопом.

2

— Андрюша! Знаешь, что мне хочется? — ласкаясь к мужу, говорила Ольга.

Был воскресный день, они только что закончили неторопливый праздничный завтрак.

— Если скажешь, обязательно узнаю, — смеясь, ответил Андрей.

Он лежал на диване, согнув левую руку, правой ощупывал крепкий комок мускулов и, отвечая, не обернулся к жене. Ольгу его смех обрадовал, но она с деланно рассерженным видом принялась трепать русые кудри мужа, приговаривая:

— Вот тебе, вот тебе, невежа! И взглянуть на меня не хочешь…

— А, ты так! — Андрей быстро вскочил и, подхватив жену на руки, высоко поднял ее.

— Андрюша, уронишь! — закричала Ольга, притворяясь испуганной.

— Проси прощения, а то целый день будешь висеть под потолком, — пугал жену Андрей, но тут же сел на стул и, не выпуская ее из рук, спросил: — Так чего же моя Олечка хочет?

— Пойдем гулять на поляну… Может, мы там твоих друзей встретим. Я хочу познакомиться с ними, и… зайдем в киргизские бараки, — прошептала Ольга, спрятав лицо на груди мужа.

…Нелегко и не сразу Олечка Костенко пришла к решению познакомиться с друзьями мужа — простыми шахтерами и даже… казахами. Многое ей пришлось пережить, по-новому осмыслить.

На Успенский рудник родители привезли Олю, когда ей исполнилось четырнадцать лет. В родном городе она успела окончить только трехклассную приходскую школу. На новом месте учиться дальше было негде. Первое время отец еще пытался заставлять девочку читать, но интересных книг ни у кого из рудничных не нашлось, да и сам он был не из начитанных, а про мать и говорить нечего.

Мать считала, что грамоты дочери за глаза хватит, и заботилась лишь о том, чтобы Оля к хозяйству приучалась, да готовила для нее приданое.

— Не успеем оглянуться, как невестой станет. Только бог жениха хорошего послал бы! — вздыхая, говорила она мужу. Женихов-то пока и не предвиделось подходящих.

В шестнадцать лет Ольга и сама начала смотреть на молодых людей как на будущих женихов, научилась несложному кокетству, наряжалась — в общем стала барышней.

Следуя примеру родителей и окружающих, Ольга считала за людей лишь тех, кто дослужился хотя бы до мастера, встречаясь с шахтерами, гордо отворачивалась, а рабочих-казахов называла презрительной кличкой, как делало и большинство привилегированных жителей поселка.

Прошло еще два года — девушке исполнилось восемнадцать лет, пора замуж выходить, а женихов нет. Ольга заскучала. В это время она и встретилась впервые с шахтером Андреем Лескиным, когда тот заставил ее отца ночью идти в рабочий барак.

Красавец шахтер, смелый, веселый, произвел на нее двойственное впечатление: она возмутилась его отношением к отцу и любовалась им. Таких Ольга еще не встречала.

Когда после забастовки Лескина, по распоряжению Фелля, назначили мастером, фельдшер сказал:

— Этот далеко пойдет, я сразу заметил. Надо только, чтоб от прежних товарищей держался подальше.