Татьяна Назарова - Первые шаги

• Название: Первые шаги
• Автор: Татьяна Назарова
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1957

---

— Да ты Хатиза уже перерос, — смеялся Григорий, похлопывая Карима по плечу. Тот поднял на него карие узкие глаза: «Товарищ Григорий помнил еще мальчишкой…»

— Ну, Григорий Иванович, рассказывай, что нового на свете, — попросил Степаныч, когда уселись вокруг стола.

— Может, и не много расскажу, товарищи, — заговорил Григорий. — Но одним могу порадовать вас: рабочий класс начал распрямляться, поднимать голову. В центре опять начались забастовки. Алексей, как доберется до места, пришлет тебе, Степаныч, письмо от «племянника» со всеми новостями. Расскажет и про «дядю Володю». Мы, в нашем захолустье, слышали, что Владимир Ильич воюет с меньшевиками и всеми их прихвостнями…

Рассказав о политических новостях, дошедших до ссыльных иль услышанных во время пути, Григорий, по просьбе друзей, подробно поведал о годах ссылки.

— Полиция всех разогнала по болотам, да мы находили способ сообщаться, мужички помогали, — с прежней задорной усмешкой говорил он. — Мужики теперь другие, даже в вологодской глухомани…

В юмористических тонах рассказывал Григорий о том, как сумели они соединиться с Алешей Шохиным и одновременно бежать. Только при воспоминании о Федоте Мухине он сурово нахмурился и вздохнул: жаль товарища, загнали его в недоступные дебри…

Потом Григорию подпольщики рассказывали о событиях в Петропавловске. Память о прошлом лучше сохраняет хорошее, чем плохое, и в комнате часто слышался смех. Наконец Степаныч спросил, что им сейчас делать. Вон из Кривозерного допытываются, когда же опять листовки печатать начнут…

— Нужно хорошенько все продумать, Егор Степанович, — ответил Григорий. — Главное указал вам в своем письме «наш товарищ», вы, пожалуй, чересчур робко выполняете его советы. По-моему, надо быть смелее: растить борцов не только на железной дороге, но и в городе, нельзя забывать и о мелких ремесленниках, и о крестьянах. Над прокламациями мы вместе поработаем, в Кривозерном печатать можно. Но долго мне под носом господина Илюхина не следует болтаться. Как считаете, товарищи?

Григорий оглянул сидящих и прищурился.

— А что, если мне уехать в Акмолинск? Возможно, там я займу место Антоныча, а он нелегально вернется сюда… — вопросительно произнес он.

Степаныч оживился, Катя пристально смотрела на мужа, о чем-то думая.

— Коль его тут, в Петропавловске и поймают, так ведь выйдет, что он на месте ссылки живет, — сказала она.

— А меня там никто не знает. Липа надежная, — подхватил Григорий.

— Неплохо придумал, — отозвался Мезин. — Недельки через две жду оттуда своего паренька, с ним и уедешь. А пока больше будешь у меня или у Хасана и нам поможешь. О твоем возвращении никто, кроме нас, знать пока не должен. Может, сам в Кривозерное съездишь.

Все приняли предложенный план и разошлись. Григорий шел вслед за женой, но к ней не подходил. Если схватят, она пойдет вперед, не оглядываясь. Документы у него были надежные. Вышлют Клима Галкина, а Катерина Потапова будет ни при чем. Добрались благополучно. Сыновья с волнением ожидали родителей. Маленькие рабочие были готовы ко всему…

Зато как сияли лица ребят, когда мать, а затем отец появились в доме! Быстро поужинав, потушили свет, и опять вся семья собралась вместе на лежанке. Столько хотелось рассказать друг другу!

3

Через несколько дней после встречи с Григорием, выехавшим в Кривозерное, чтобы на месте наладить печатание листовок, к Степанычу днем зашел незнакомый человек. С первого взгляда он не понравился старому казаку. Невысокий, но широкоплечий, по виду лет около тридцати, с плутовато щурившимися карими глазами, в одежде явно с чужого плеча, незнакомец показался жуликом. Увидев Степаныча, вышедшего к калитке на громкий стук, и услышав бешеный лай барбоса, он сказал:

— Ишь пес-то у вас какой, незваным не войдешь, — и подмигнул левым глазом.

— Что надо? — неласково спросил Мезин.

Неизвестный значительно мигнул и спросил:

— Вас зовут Егор Степанович Мезин?

— Будто так, — внимательно всматриваясь, ответил Степаныч.

— Дружка своего Палыча с его зятем Кириллом не забыли?

— А вы отколь их знаете? — неожиданно для себя спросил Мезин, сразу заволновавшись.

Не походил гость на товарищей, но, услышав имена друзей, Степаныч забыл про осторожность. Два года от них не было весточки.

— В одном доме жили, — щуря правый глаз, ответил незнакомец и, сунув руки в карманы истрепанного пальто, принял надменную позу. — Видно, Кирюшка ошибся. Не больно ты мне обрадовался, у ворот держишь, — сказал он, делая вид, что хочет уйти.

— Что ты, что ты! — тоже перейдя на «ты», горячо заговорил Степаныч, схватив его за рукав. — Айда в дом! «Видно, с Палычем и Кирюшкой в тюрьме одной сидел, уголовник, поди», — подумал он.

Когда вошли в кухню, гость, поздоровавшись с хозяйкой, сразу же снял пальто и бросился к печке.

— Ой, и замерз! От Омска на тендере ехал, а шуба моя рыбьим мехом подбита, — сказал он добродушно.

Феона Семеновна кинулась ставить самовар.

— Звать-то как тебя? — спросил Степаныч.

— Васька Кулагин! К вашим услугам! — с дурашливой важностью крикнул гость, прильнув к печи.

— Может, Вася, с дороги щец поешь, чай-то потом? — предложила хозяйка.

По-женски наблюдательная, Феона Семеновна прежде мужа заметила, какой у гостя истощенный вид. «Оголодал, видно, да и замерз», — думала она с жалостью, быстро накрывая на стол.

— Садись кушай, — пригласил и Степаныч. — У тебя от них ничего нет?

— Как же! Кирюшка неделю писал, сколь бумаги я ему собирал по камерам, а от Палыча одна записочка.

Кулагин, оторвавшись от горячей печки, схватил пальто.

Семеновна уже поставила на стол миску с дымящимися щами. Василий, вытаскивая из разных мест исписанные клочки бумаги, потянул носом вкусный запах.

На первом клочке Мезин увидел почерк Карпова и чуть не вырывал каждую писульку. Передав хозяину восьмой листок, Кулагин сказал: «Все!» — и жадно поглядел на стол.

— Садись, Вася, друг ты мой любезный, подкрепляйся, — ласково предложил ему Степаныч. — Мать, корми вкусней, а я пойду почитаю. Да стопочку с дорожки поднеси гостю дорогому!

— Нет, Кирюша не обманул меня, вижу, — плутовски подмигнул Кулагин, садясь за стол.

Казак поспешно ушел в соседнюю комнату. Хотелось скорей прочитать письма друзей. «Душа изболелась. Увезли жандармы — и как в воду канули. Если бы с Омском связь не порвалась, давно бы знали про них», — думал он, стараясь разобрать местами стертые слова.

«Дорогой друг! Мне писать трудно, следят очень. Кирюше легче. Скоро мы будем с ним вместе. Посланному верь! Хоть в воровстве его обвинили, а парень добрый…» — прочитал он наспех нацарапанные строчки на грязном обрывке бумаги. Ни его, ни своего имени Федор не писал.

«Знает, что почерк его не забуду, — взволнованно подумал Мезин, перечитав несколько раз записочку и бережно свертывая. — Аксюте надо переслать — пусть своими глазами прочитает отцовы слова…»

Из семи записок Кирилла пять предназначались Аксюте. Прочитав на маленьком листочке первые слова: «Любушка моя, солнышко ясное», Степаныч бережно откладывал его в сторону, понимая, кого так называет молодой друг.

В двух последних, адресованных друзьям, Кирилл сообщал, что после двухлетнего терзания в тюрьме их осудили на ссылку в Нарым и с первым этапом отправят. Он просил не беспокоиться о них: закалились и в тюрьме тоже нашли друзей, с некоторыми вместе и в далекий край пойдут.

«От нас добивались, кто из Петропавловска посылал нам прокламацию. Многое вам расскажет В. Нужда загнала его в тюрьму. Поддержите парня, человеком станет…» — писал Кирилл.

Не один раз прочитал Степаныч скупые слова записок, стараясь понять сказанное между строк, пока Кулагин пришел к нему из кухни, разомлевший от сытного обеда и тепла. Он начал было рассказывать про Федора и Кирилла, но глаза у него помимо воли закрывались.

— Вот что, паря! Ложись-ка, поспи малость. Устал, видно, а потом поговорим, — сказал Степаныч, заметив его состояние.

— Как вышел, не спал еще. Боялся с письмами попасть к легавым в руки, — совсем засыпая, прошептал Кулагин.

Семеновна раскрыла постель, и, поддерживаемый хозяином, Василий, дойдя до кровати, свалился, как сноп. Мезин заботливо снял с него дырявые валенки и прикрыл теплым одеялом.

Кулагин проспал мертвым сном подряд четырнадцать часов.

Утром следующего дня Степаныч подошел и тронул его за плечо. Вася мгновенно вскочил со словами: «Сейчас, сейчас, ваше благородие, все будет сделано!» — и, уже стоя, открыл глаза, взглянул на Степаныча и рассмеялся.

— Фу, черт! Приснилось, что опять в тюрьме и надзиратель будит, — говорил он, заразительно смеясь. — Пять лет ведь оттрубил…

Мезин добродушно улыбался, глядя на него. «Чего это он мне вчера жуликом показался? — думал. — Человек как человек».