Татьяна Назарова - Первые шаги

• Название: Первые шаги
• Автор: Татьяна Назарова
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1957

---

Демьяну век жить в Родионовке, они с Акимом уедут. Не станет же Демьян позорить себя с детьми, раскрывая грех отца. Только бы остальные двое ничего не узнали.

«В город переедем, доктора подлечат. С Натальей больше путаться не буду, еще поживу, глядишь. А Марфе царствие небесное, закажу сорокоуст — перестанет мерещиться. Ей там лучше», — думал он, почти успокоившись.

2

Демьян вместе с Полагутиным и Аксютой вернулся на следующий день после раздела.

Аксюта соскочила с повозки в начале Саратовской улицы — хотела прежде всего забежать к матери, — а Андрея Мурашев подвез к дому.

— Ну, Демьян Петрович! Стал ты у нас теперь первый хозяин: подписал тебе вчера отец все хозяйство, мельницу и денег отвалил десять тыщ, — сказал Денис Лукич, здороваясь.

— Ишь как торопится! И меня не дождался, — нахмурился Демьян и ничего не ответил Полагутину.

Андрей, войдя в дом, сразу стал рассказывать о всех событиях в городе. Когда он сообщил, что Федора с Кириллом увезли в Омск, Татьяна отчаянно зарыдала.

— Не плачь, Таня! Отец плакать не велел. Когда-нибудь вернется вместе с хорошей жизней, — подойдя к жене, ласково говорил Андрей. — Матери мы поможем…

— Хворает больно она. Удушье замучило, — перебив мужа, прошептала Татьяна.

Андрей изменился в лице.

«И эту, подлецы, убили. Не дождется, видно, Прасковья Палыча. Мы им за всех отплатим и сейчас и после…»

Наскоро пообедав, он сказал:

— Схожу к Егору. Надо мужикам привет от Палыча с Кирюхой передать.

Аксюта, поплакав с матерью и с младшей сестренкой, поспешила домой. Встречавшиеся по дороге бабы, низко кланялись ей, но не пытались заговаривать. Такой измученный у Окси вид, что без слов все понятно.

Дома ее встретила Евдоха с Танюшкой на руках. Свекровь, подавая Аксюте девчушку, взглядом спрашивала о сыне.

— Отправили их в Омск, матушка! Долго не увидимся, — сообщила Аксюта и прильнула к дочке.

Танюша, смугленькая, большеглазая, напоминала ей мужа, и, целуя дочку, она улыбалась ей сквозь слезы.

— Как же мы жить-то будем? — спрашивала Евдоха. Все эти дни у ней не просыхали глаза.

Тоскуя, Евдоха пошла было к брату, но Горпина повернулась к ней спиной, прошипев:

— Еще эта тут шляется, да с выплодком арестанта…

Параська заскочила разок вечерком, поплакала вместе с матерью и быстро убежала: не велит ей муж ходить в дом арестованного брата. Галька и вовсе глаз не показывала. Сходила к свахе, но та лежит сама чуть живая, и старуха с внучкой провели все дни в одиночестве.

— Спасибо свахе Таньке — прибегала проведать и корову подоить, а то с ума бы можно сойти, — плача, рассказывала Евдоха Аксюте.

— Ничего, мама, не пропадем! — утешала ее Аксюта, укладывая дочурку в зыбку. — Сколько б ни ждали, а дождемся и тятю и Кирюшу, — говорила она бодро, стараясь побороть собственную тоску.

— А как же с посевом? — спросила Евдоха, покачивая зыбку.

— Буду сеять с дядей Егором вместе. По домашности ты сама управишься. Не уйдешь ведь от меня?

— Куда идти-то? — вырвалось у старухи.

Ее все время мучил страх: а вдруг и Аксюта бросит, уйдет к матери, не иначе, как Христа ради придется побираться. «Видно, и правда любит Кирюшу, вот и от матери его не отказывается», — думала она, благодарно глядя на сноху.

Аксюта, проходя мимо свекрови, обняла одной рукой ее, а другую положила на одеяльце, закрывавшее дочку, и, наклонясь над зыбкой, сказала:

— Будем до возвращения Кирюши жить втроем, а может и четвертый появится.

Евдоха откачнулась от нее.

— Это кто ж четвертый-то? — чуть слышно спросила она.

— Мама! Да не то ты подумала, — засмеялась Аксюта. — Ведь я уже два месяца в тягости. Рожу сына — будет и четвертый.

— Ох, дочечка ж моя родная! Да как же с двумя без него, соколика, жить-то будем? — запричитала Евдоха.

— Ничего, матушка! Кирюша будет радоваться, что у него тут сын с дочерью растут. Давай поснедаем, да надо к дяде Егору сбегать, узнать, когда пахать начнем…

Но пахать Аксюте не пришлось. Батраки Демьяна Мурашева вспахали и засеяли поля Федора и Кирилла.

— Уедут отец с Акимом — пойди, дочка, поблагодари Демьяна Петровича, — говорила Прасковья, еле передвигаясь по кухне. Она вся опухла и часто надсадно кашляла. Десятилетняя Маша старалась сама сделать все по дому.

Аксюта ничего не ответила матери. К Демьяну у ней было двойственное отношение: со дня ареста отца и мужа видела от Демьяна только добро и была очень благодарна ему, но ведь он Мурашев, сын врага… В поселке одни Демьяна хвалили, другие в чем-то сомневались, третьи открыто порицали: отец так богато наградил, а он супротив идет…

Аксюте некогда было прислушиваться к разговорам, и, кроме посева, дел много весной. Одну лошадь отца она отдала Лаптеву: ведь у него четыре надела, сыновья растут. Пока Егор управлялся с посевом, Аксюта на своей и второй лошади отца вспахала огороды и себе, и матери, и Лаптевым. Сажали они вместе с Акулиной Лаптевой, да сестренка Маша помогала.

Работа и Танюшка спасали Аксюту от тоски. Исчезли черные круги под глазами, на загорелых щеках появился румянец, незаметная пока беременность округлила стан, и, покрытая по-девичьи платком, Аксюта снова зацвела. Вечерами она часто бегала к Полагутиным. Там теперь собирались мужики.

— Гляди, бабы, Кирюшкина-то Окся вновь заневестилась, — сказала своим товаркам Аннушка Юрченко, увидев быстро идущую по улице Аксюту.

Скоро по селу поползли слухи, что Окся Железнова с женатыми мужиками погуливает.

Когда разговоры дошли до саратовского конца, где жила беднота, Надежда Родионова подняла шум.

— Сами шлюхи поганые, а хотят чистую замарать! Молодая бабенка работает за мужика, мужа-то съели, живоглоты проклятые! — кричала она, остановившись с подругами возле Кондратова двора. — По себе, видно, судят об Оксе…

— Не прикусят языков, так мы им косы-то по своему расчешем! — грозили другие.

Бабы неспроста шумели у богатого двора Юрченко: пусть Горпешка со своей сношенькой послушают, да и другим скажут. Все село знало, что задиристые саратовки коль за кого возьмутся, так спуску не дадут и старались не связываться с ними. И теперь богачки живо языки прикусили. На время сплетни замолкли.

3

Нежданный-негаданный приезд в Родионовку богатого городского купца Павла Петровича Мурашева всполошил и заинтересовал все село.

— Ведь ни разу после женитьбы не приезжал Павка к отцу, даже на похоронах матери не был и вдруг прикатил на тройке, — говорили родионовцы. — Ой, неспроста побеспокоился!

— Как Демьян устроится, хочу посмотреть, да и папашу на своих конях увезу. Болеет ведь он, — говорил Павел односельчанам.

Держался он важно, мало кто к нему и лез с разговорами. В гостях побывал только у напарников брата по мельнице, но те всю богатую родню собрали на торжество в честь дорогого гостя.

Возвращаясь с гулянки, все охотно рассказывали, что Павел Петрович, кроме сладкого вина, в рот ничего не брал, да как он богато, по-господски одет. Но о новостях, привезенных купцами, ничего не сообщали.

Из Мурашевых, кроме Павла, никто на гулянках не был: Аким сборами занят, Демьян на полях — сев-то не кончен, — а сам Петр Андреевич совсем разнемогся.

С приездом младшего сына главе Мурашевых стало намного хуже. Он совсем не вставал с кровати, на глазах таял.

В первое мгновение встреча с Павлом обрадовала Петра Андреевича. Сын заботливо расспрашивал его о здоровье, говорил, что скорей надо ему переезжать в город — врачи будут помогать, и Петр Андреевич, слушая его, счастливо улыбался. Но когда Аким вышел, Павел тем же тоном добавил:

— Еремеевна ведь может помочь, когда кого на тот свет требуется отправить, вон как маму. — И глянул отцу в глаза. У Петра Андреевича на лбу выступил холодный пот. А Павел, будто ничего не замечая, продолжал: — Конечно, папаша, тебе виднее! Может, телом страдая, душе облегчение ищешь, но, по-моему, все же для тебя с Акимом легче будет, чем с Демьяном…

«Знает и Павка все. Сказал Демка, — бились мысли в голове старика. — Видно, Акиму пока не сказали, жалеют его…»

Он поглядел на сына глазами затравленного зверя и чуть слышно прошептал:

— Увези к Акиму!

— Хорошо, папаша! Вот поговорю с хозяевами да с Демьяном о новом законе, и поедем.

Павел ушел от отца. До отъезда он к нему больше и не заглянул, ссылаясь на то, что дел много.

Сначала Демьяну, а потом и другим богачам Павел советовал скорей проситься на хутора: лучшие земли им выделят, цельными участками. К ним потом прикупить можно, казна справным хозяевам и добавляет и продает, а хлеб и скот — пожалуйста, они с тестем будут забирать без слова. Демьян ничего не ответил брату.

«Думать будет. Он такой, не поторопится. Отец еще его мучает. Акиму и впрямь пока можно не говорить, а там видно будет, коль понадобится… Впрочем, отцова песенка спета, видно, отбил ему печенки Матвей, да и страх терзает. Сам за мамашей не за долгим пойдет», — размышлял Павел, направляясь к Никите Дубняку.