Эдгар По - Убийство в улице Морг

• Название: Убийство в улице Морг
• Автор: Эдгар По
• Издательство: Журнал «Живописное обозрение»
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1895

Таинственное и крайне жестокое убийство в доме на улице Морг вдовы и ее дочери ставит в тупик полицию Парижа. На помощь полицейским приходит мосье Дюпэн, человек с необычайно развитыми аналитическими способностями.

---

Мы поднялись, наконец, в ту комнату, в которой было найдено тело девицы Лэпанэ. Оба трупа лежали здесь, и ничто кругом их не было прибрано, все оставалось в прежнем беспорядке, как это обыкновенно требуется расследованием. Я не нашел ничего, кроме известного уже всем по отчету «Судебного листка», но это не помешало Дюпэну подробно оглядеть все предметы, не исключая и самих трупов. Потом мы прошли в другие комнаты, осмотрели и двор за домом, причем нас всюду сопровождал полицейский. Смеркалось уже, когда мы пошли домой: по дороге, мой приятель зашел еще на минуту в редакцию одной ежедневной газеты.

Как я уже заметил, у Дюпэна было не мало странностей, которым я отчасти потакал. Так было и теперь: во весь вечер он не проронил ни одного слова об убийстве, поэтому молчал и я; но, на следующий день, он вдруг спросил меня, заметил ли я что-нибудь особенное в обстановке злодейства.

– Ничего «особенного», – ответил я, – то есть, ничего, кроме описанного в газетах.

– Газеты, – сказал он, – не отметили необыкновенной свирепости в злодеянии. Мне кажется, что они считают факт неразъяснимым именно по той самой причине, которая дает ключ к разгадке. Полиция недоумевает перед видимым полным отсутствием повода к убийству, – лучше сказать, к зверству, с которым оно совершено, – и ее ставят тоже в тупик слышанные всеми два голоса, равно как исчезновение преступников, которым не было, однако, другого выхода из квартиры, кроме лестницы, уже занятой собравшимся народом. Страшный беспорядок в комнате, труп, всунутый в каминную трубу головою вниз, безжалостно изуродованное тело старухи, все это, вместе с вышеприведенными обстоятельствами, заставило опустить руки пресловутую французскую сыскную полицию. Она впала в обыкновенную людям ошибку, смешав необычное с непонятным. Между тем, именно всякое уклонение от обычного указывает рассудку на тот путь, который ведет его к истине. В занимающем нас деле важен не вопрос о том, «что произошло», а вопрос о «различии происшедшего с тем, что обыкновенно происходит в подобных случаях».

Я смотрел на Дюпэна в немом изумлении. Он продолжал, поглядывая на дверь:

– Я поджидаю одного человека, который, может быть, не виновен в этой бойне, однако причастен к ней с известной стороны. Вполне вероятно, что все самое ужасное в этом преступлении – дело не его рук и именно на этом предположении основываю я свою надежду добиться от него разгадки происшествия. Может он и не придти, разумеется, но вероятнее, что придет… И если он явится, надо будет его задержать, без сомнения… Вот, на этот случай, два пистолета; мы оба умеем с ними обращаться.

Я взял один из пистолетов, сам не сознавая хорошенько, что делаю, и не уясняя себе речей Дюпэна. Он продолжал, между тем, очевидно обращаясь ко мне, но глядя, по своему обыкновению, куда-то в пространство:

– Голоса, слышанные всеми, были не женские, это подтверждается всеми свидетельствами, следовательно, нечего и опровергать предположение о том, что старуха могла убить сначала свою дочь, а потом покончить и с собою. Я упоминаю о таком предположении лишь ради методичности, потому что у г-жи Лэпанэ не достало бы силы втиснуть труп девушки в трубу, а изуродованное тело ее самой исключает всякую мысль о ее самоубийстве. Стало быть, можно считать установленным, что преступление совершено другими и заслышанные голоса принадлежали именно этим другим. Все свидетели упоминают о двух голосах, но нет ли чего «особенного» в этих показаниях, по вашему мнению?

Я сказал, что все свидетели утверждают единодушно, что один из голосов, именно грубый, принадлежал французу, а насчет другого, визгливого, дают показания разноречивые.

– Так, – возразил Дюпэн, – но дело, собственно, не в самом факте этого разноречия, а в том, что все свидетели, – итальянец, англичанин, голландец, испанец, француз, – утверждают, что второй голос принадлежал какому-то иностранцу, указывая, при этом, на нацию, язык которой им, свидетелям, неизвестен. Так, француз полагает, что этот визгливый голос принадлежал испанцу, и что он, свидетель, разобрал бы слова, если бы сам говорил по-испански. Голландец уверяет, что говорил француз; – сам он по-французски ни слова не знает. Англичанин, не говорящий по-немецки, думает, что голос принадлежал немцу; испанец, не знающий английского языка, судит, по интонации, что говорил англичанин; итальянец, никогда не разговаривавший с русским, нашел даже говор русским… Следует подумать, что этот резкий голос был очень странен, если уроженцы пяти или шести европейских государств не отличили в нем ни одного родственного звука! Вы скажете мне, что голос мог принадлежать какому-нибудь азиату или африканцу; но азиаты и африканцы большая редкость в Париже; сверх того, обратите еще внимание на то, что одни из свидетелей называют голос скорее сиплым, нежели визгливым, а другие торопливым, неровным… И все говорят о тембре, никто не запомнил членораздельных звуков, каких-либо слов… Не знаю, какое впечатление выносите вы из всего этого, но мне кажется, что какой-либо обоснованный вывод должен вытекать именно из этих общих свидетельств о двух различных голосах, грубом и визгливом, и он должен указать на ключ к загадке. Я сказал «обоснованный вывод», но это выражение еще не вполне выясняет мою мысль; я разумею здесь, что этот вывод, пока, единственный логичный и что он неизбежно рождает известное подозрение. Я еще не скажу вам, в чем оно состоит, но попрошу вас припомнить общий вид той комнаты, которую мы осматривали. Прежде всего, каким путем могли скрыться убийцы? Надеюсь, что вы не верите в сверхъестественное, как и я, и потому мы не можем допустить, что эти несчастные умерщвлены какими-то демонами. Дело совершено злодеями материальными и которые должны были скрыться материальным путем. Ясно, что в то время, когда люди, привлеченные криками, поднимались по лестнице, убийцы находились в той комнате, в которой была найдена девица Лэпанэ, или в соседней с нею. Поэтому нам следует заняться только этими двумя комнатами. Полиция разворотила все стены, потолки и полы в квартире, но не нашла никакого потаенного выхода. Две двери, выходящие на лестницу, были заперты изнутри и ключи их торчали в замках. Печные трубы слишком узки для прохода человеческого тела. Остаются окна. Убийцы не могли уйти через фасадные, не будучи замечены толпою, стоявшею на улице; следовательно, преступники скрылись не иначе, как через окна, выходящие на двор. Таков неоспоримый вывод из всего нашего рассуждения, и нам нечего останавливаться перед кажущеюся затруднительностью такого пути. Она вовсе не так велика. Одно из этих подъемных окон не заставлено ничем, другое закрыто наполовину изголовьем придвинутой к нему кровати. Первое окно заперто наглухо, посредством большого гвоздя, всаженного в глубокое отверстие, пробуравленное в подъемной раме. Поднять ее оказалось невозможно, несмотря ни на какие усилия. Тот же опыт был повторен со вторым окном, запертым тем же способом; оно не подалось, и следственная власть, на основании этого, сочла излишним вытаскивать гвозди и отворять окна… Я взглянул на дело иначе, начав рассуждать «a posteriori».

Убийцы ушли этим путем, через окна. Но окна оказались запертыми изнутри. Следовательно, окна запирались как-либо сами собою. Иначе оно не могло быть. Я подошел к незаставленному ничем окну, вытащил гвоздь с некоторым трудом и попробовал поднять раму. Она не двигалась с места, что подтвердило мою догадку о существовании какой-нибудь тайной пружины, хотя присутствие гвоздей оставалось тогда все же необъяснимым. Но, вглядываясь пристальнее, я нашел пружину, надавил ее, и этого было для меня достаточно; я не стал поднимать оконницы, но всадил снова гвоздь и стал тщательно его рассматривать. Если убийцы скрылись через это окно и опустили оконницу, пружина могла захлопнуть ее, но гвоздь не мог вставиться сам собою. Было очевидно, что они ушли не через это окно. Так как, по всей вероятности, пружины у обоих окон были одинаковы, то различие могло существовать только между гвоздями. Я принялся разглядывать все во втором окне: пружина оказалась, действительно, совершенно подобною первой; гвоздь был, по-видимому, тоже подобен первому и укреплен тем же способом…

Вы полагаете, разумеется, что я был сбит с толку, но ведь до сих пор, догадки мои подтвердились; я знал, что иду по верному следу. Что-нибудь да не так в этом гвозде, решил я и тронул его. Шляпка гвоздя с кусочком стержня осталась у меня в руках, между тем как длиннейшая часть стержня сидела, по-прежнему, в своем месте. Видно было, что гвоздь был сломан уже давно (судя по ржавчине на изломе), вследствие удара молотком, вероятно. Я вложил отломанную часть гвоздя на прежнее место, надавил пружину, и оконница стала подниматься вместе с обломком гвоздя. Тайна была разгадана, таким образом: преступники скрылись через это окно, которое запиралось потом само собою (или было заперто ими) и удерживалось пружиною, между тем как полиция считала задержкою гвоздь.