Г. Костырченко - Тайная политика Сталина. Власть и антисемитизм.

• Название: Тайная политика Сталина. Власть и антисемитизм.
• Автор: Г. Костырченко
• Издательство: «Международные отношения»
• Жанр: История
• Год: 2003
• ISBN: 5-7133-1071-Х

Первое фундаментальное научное исследование об использовании антисемитизма как одного из инструментов осуществления тоталитарного Сталинского режима. Базируется на документальной основе с привлечением ранее засекреченных материалов из архивов высших органов КПСС и советского государства. Прослеживаются два тесно связанных между собой процесса: сосредоточение абсолютной власти в руках Сталина и его перераставшие в юдофобию целенаправленные практические действия, усиливавшееся стремление списать реальные политические проблемы на происки «еврейских националистов».

Исследование содержит обоснованные выводы о необходимости преодоления антисемитизма как формы национальной нетерпимости с целью дальнейшей этнополитической интеграции народов России.

---

Свой вклад в сбор материалов для персонального досье на членов первой израильской дипломатической миссии в Москве внесла и советская внешняя разведка в лице Комитета информации. 8 сентября 1948 г. по сведениям, полученным от первого советского резидента в Тель-Авиве В.И. Вертипороха[939], первый заместитель председателя этого комитета П.В. Федотов представил Абакумову аналитические характеристики на Меир («убежденная сионистка с большим стажем практической работы, не знает русского языка»), советника миссии Намира (Немировского) Мордехая Ицхаковича («бывший руководитель правых сионистов-социалистов в Одессе. В Советском Союзе подвергался репрессиям, настроен антисоветски… Мейерсон и Намир имеют персональное задание от руководства партии МАПАЙ наладить контакт с евреями в Советском Союзе и найти путь для включения их в активную общесионистскую деятельность»), военного атташе Ратнера Йоханна («…уроженец Одессы, профессор архитектуры, бывший солдат Третьего Самарского гренадерского полка Московской дивизии в царской армии. В Палестине находится 29 лет, из них 20 лет служит в еврейской военизированной организации «Хагана»… Имеет звание полковника генерального штаба. Назначение Ратнера в Москву связано якобы с необходимостью максимально точно и квалифицированно обрисовать истинное военно-стратегическое положение Израиля непосредственно перед советским правительством. Характеризуется положительно») и других израильских дипломатических представителей в Москве.

В качестве чрезвычайного посланника и полномочного министра Государства Израиль Г. Меир 7 сентября была принята Молотовым, а спустя три дня вручила верительные грамоты в Кремле заместителю председателя президиума Верховного Совета СССР И.А. Власову. Однако, будучи профессиональным политическим пропагандистом, она придавала неформальному общению с советским еврейством куда большее значение, чем этим и другим протокольным мероприятиям. Уже 11 сентября, то есть в первую субботу своего пребывания в советской столице, Меир посетила хоральную синагогу, где от нее в торжественной обстановке были приняты привезенный из Израиля свиток Торы и благодарственное пожертвование за теплый прием в сумме 3500 рублей. Как докладывал потом Молотову председатель Совета по делам религиозных культов И.В. Полянский, далее события развивались следующим образом:

«…По просьбе советника посольства г-на Намира мужчины — члены посольства были приглашены к чтению Торы, а посол г-жа Мейерсон, находившаяся, как этого требует религиозная традиция, во время чтения молитвы на «женской половине» (на хорах), по окончании ее сошла в главный зал, подошла к раввину, церемонно поклонилась ему, произнесла на древне-еврейском языке приветствие и заплакала»[940].

В московской синагоге Меир потом была неоднократно, и каждый ее визит туда сопровождался значительным наплывом ликующего еврейства. Массовым столпотворением был отмечен и приезд израильского посланника 16 сентября в Московский еврейский театр. Эти наглядные выплески еврейского национализма, разумеется, обратили на себя внимание Сталина, который мириться с подобной самодеятельностью, конечно, не собирался и потому, видимо, уже тогда стал задумываться об ответных радикальных мерах[941].

Первым признаком надвигавшейся антиеврейской грозы стал арест в Киеве 16 сентября поэта и члена президиума ЕАК Д.Н. Гофштейна, который незадолго до этого направил Меир телеграмму о том, что мучило его начиная с 20-х годов — о необходимости возрождения иврита в СССР. Однако в Москве пока никого не трогали. Сталин, видимо, еще колебался, стоя перед выбором между силовыми методами, за которые ратовало МГБ, и бескровным сценарием административного решения еврейской проблемы, который предлагали чиновники со Старой площади.

ЭРЕНБУРГ И ЕГО ВЫБОР.

В попытке справиться со стихийными проявлениями растущего еврейского самосознания сторонники умеренной линии в советском руководстве сделали ставку на Эренбурга, который, будучи, по словам поэта Д.С. Самойлова, «крайним западным флангом сталинизма»[942], пользовался не только благорасположением вождя (в апреле 1948-го получил Сталинскую премию первой степени за роман «Буря»), но авторитетом и доверием как в международных и отечественных интеллектуальных кругах, так и у простых людей.

Последние часто обращались к нему за советом и помощью. В мае 1948 года домой к Эренбургу пришла группа еврейской молодежи, просившая его выступить в печати с призывом к советским евреям принять участие в борьбе за независимость Израиля. От такого предложения писатель, разумеется, сразу же отказался, а одному из молодых людей, студенту факультета восточных языков МГУ Л.Ф. Выдрину[943] посоветовал не обращаться больше с подобными просьбами к другим писателям и общественным деятелям, которые, по его словам, все равно на них не откликнутся. Напоследок он по-свойски предостерег молодого человека в том роде, что не надо ходить и заниматься такой опасной самодеятельностью, иначе все может очень плохо закончиться.

О степени популярности Эренбурга среди советского еврейства свидетельствовал хотя бы тот факт, что тогда в сотнях списков ходили по рукам приписываемые ему неумело скроенные, наивные стихи, в которых звучала вечная тема еврейского национального самопознания. По форме они представляли собой своеобразный поэтический диалог между Эренбургом и поэтессой М.И. Алигер, которая говорила словами из своей поэмы «Твоя победа», опубликованной в 1945 году в журнале «Знамя» (№ 9). В начале этого смоделированного коллективным народным творчеством разговора о национальной судьбе евреев слово брала Алигер:

В чужом жилище руки грея,
Я не осмелюся спросить:
— Кто мы такие? Мы — евреи.
Как это смели мы забыть?!
Я спрошу у Маркса и Эйнштейна,
Что великой мудрости полны.
Может, им открылась эта тайна:
Нации пред вечностью войны?

Разве все, чем были мы богаты,
Мы не отдали без лишних слов?
Чем же перед миром виноваты
Эренбург, Багрицкий и Свердлов?..
Отвечайте же во имя чести
Племени, проклятого в веках,
Мальчики, пропавшие без вести,
Юноши, погибшие в боях.

Вековечный запах униженья,
Причитанья матерей и жен,
В смертных лагерях уничтоженья
Наш народ расстрелян и сожжен.
Танками раздавленные дети.
Этикетка «юде», кличка «жид»,
Нас уже почти что нет на свете,
Нас уже ничто не оживит…

Затем в разговор как бы вступал Эренбург[944]:

На ваш вопрос ответить не сумею.
Сказал бы я: нам беды суждены.
Мы виноваты в том, что мы евреи,
Мы виноваты в том, что мы умны.
Мы виноваты в том, что наши дети
Стремятся к знаниям и мудрости живой.
И в том, что мы рассеяны по свету
И не имеем родины одной.

И сотни тысяч жизней не жалея,
Прошли и мы, достойные легенд,
Чтоб после услыхать: «Кто, кто, евреи?
Они в тылу сражались за Ташкент».
Чтоб после мук и пыток Освенцима,
Кто смертью был случайной позабыт,
Кто растерял всех близких и любимых,
Услышать мог: «Вас мало били, жид!»…

Нас задавить хотели в грязных гетто,
В печах спалить и крови утопить.
Но верю я, что несмотря на это,
Товарищ Алигер, мы будем жить…
И сотни тысяч новых Маккавеев
Мы возродим грядущему в пример.
И я горжусь, горжусь и не жалею,
Что я еврей, товарищ Алигер[945].

Это были не просто стихи. За приведенными строчками без труда угадывались мучительные попытки маленького народа ответить на вопросы, порожденные войной и усилившимся антисемитизмом, стремление к самовыживанию и обретению новой национальной перспективы, причем явно вне рамок советского патриотизма и директивной ассимиляции, а на путях национально-исторического возрождения.

Наибольшую активность в этих поисках проявляла еврейская молодежь. Мало кто знает, что в сентябре 1948 года в Московском государственном университете возникла неформальная общественная группа, в которую вошли главным образом студенты-евреи старших курсов: М.А. Акивис, В.А. Эдельштейн, А.Х. Лившиц, Н.Я. Гиндина, Л.В. Гольдштейн, O.K. Будневич и другие. Лидером стал студент пятого курса механико-математического факультета Эдельштейн, член партии, инвалид советско-финляндской войны (отморозил пальцы левой стопы) и участник Великой Отечественной, на которую пошел вместе с народными ополченцами Краснопресненского района столицы. Он подготовил устав группы, ее гимн, предложил название («Тесное содружество»), эмблему и девиз. Собрания носили характер приятельских вечеринок и проходили поочередно у кого-нибудь на квартире, обычно в праздники и дни рождения. В ноябре на одной из таких встреч читалось и обсуждалось воспроизведенное выше стихотворение. Особого секрета из всего этого молодые люди не делали, беспечно полагая, что ничего противозаконного они не совершают. Однако университетское начальство, узнавшее об этих «подозрительных» посиделках в марте 1949 года, расценило их по-иному, изгнав очень скоро всех евреев, принимавших в них участие, сначала из партии и комсомола, а потом и из университета. Несогласный с таким решением Эдельштейн стал добиваться его отмены. В конце концов он дошел до заместителя председателя КПК при ЦК ВКП(б) М.Ф. Шкирятова, которого в ходе состоявшейся между ними беседы, стал наивно упрашивать положить конец антисемитизму, царившему в стенах университета. Но партийный бонза, происходивший из крестьян Тульской губернии и имевший за плечами лишь начальное образование, сразу же прервал посетителя риторическим вопросом: «Почему же все-таки русский не обижается, когда, допустим, украинец обзовет его кацапом, а еврей впадает в истерику, если его назовут жидом?» После столь циничной фразы надежды Эдельштейна на торжество справедливости и на то, что его восстановят в партии и позволят закончить университет, моментально улетучились. Так и произошло. Только в 1970 году ему все же удалось получить диплом о высшем образовании[946].