Г. Костырченко - Тайная политика Сталина. Власть и антисемитизм.

• Название: Тайная политика Сталина. Власть и антисемитизм.
• Автор: Г. Костырченко
• Издательство: «Международные отношения»
• Жанр: История
• Год: 2003
• ISBN: 5-7133-1071-Х

Первое фундаментальное научное исследование об использовании антисемитизма как одного из инструментов осуществления тоталитарного Сталинского режима. Базируется на документальной основе с привлечением ранее засекреченных материалов из архивов высших органов КПСС и советского государства. Прослеживаются два тесно связанных между собой процесса: сосредоточение абсолютной власти в руках Сталина и его перераставшие в юдофобию целенаправленные практические действия, усиливавшееся стремление списать реальные политические проблемы на происки «еврейских националистов».

Исследование содержит обоснованные выводы о необходимости преодоления антисемитизма как формы национальной нетерпимости с целью дальнейшей этнополитической интеграции народов России.

---

«В самом начале следствия я давал правдивые показания и заявлял следователям, что не чувствую за собой никакого преступления… После этого меня вызвал к себе министр госбезопасности Абакумов и сказал, что если я не дам признательных показаний, то он меня переведет в Лефортовскую тюрьму, где меня будут бить. А перед этим меня уже несколько дней «мяли». Я ответил Абакумову отказом, тогда меня перевели в Лефортовскую тюрьму, где стали избивать резиновой палкой и топтать ногами, когда я падал. В связи с этим я решил подписать любые показания, лишь бы дождаться дня суда».

Вышло так, что Юзефович, хотя и был закален еще царской пенитенциарной системой (прошел через Варшавскую цитадель, Ломжинскую и другие тюрьмы), тем не менее, не выдержав зверских пыток советских тюремщиков, все же в конце января 1949 года подписал протокол с вынужденными наветами на Лозовского, чем облегчил расправу «органов» с последним[981].

А в это время этот бывший заместитель министра иностранных дел и руководитель Совинформбюро допрашивался в ЦК как главный фигурант так называемой крымской истории, которой суждено было стать ключевой в «деле ЕАК».

КРАХ МЕЧТЫ О КРЫМЕ И АРЕСТ ЛОЗОВСКОГО.

Планы организации еврейской автономии в Крыму появились, как нам уже известно, еще в 20-е годы. В 30-е от них вроде бы отказались. Однако во время Второй мировой войны этот проект вновь привлек внимание еврейской общественности и советского руководства. Новому всплеску вожделений к благодатному полуострову в какой-то мере способствовало то, что с началом гитлеровского вторжения вокруг него стали нагнетаться националистические страсти. 16 июля 1941 г. на совещании, проведенном Гитлером с руководством рейха по вопросу о целях войны против СССР, было заявлено, что «Крым должен быть очищен от всех чужаков и заселен немцами». Подобные притязания подкреплялись исторической теорией о германских племенах крымских готов, создавших в III–IV веках свое государство в Северном Причерноморье. Вместе с тем, подыгрывая союзному Берлину, радио Рима передало 6 сентября провокационное сообщение о том, что большевики намерены изгнать из Крыма всех мусульман и помешать этому способны только итало-германские «освободители». Лишить Россию Крыма не прочь были и турецкие власти. Известие о полном захвате полуострова немцами летом 1942 года вызвало в Анкаре взрыв ликования. Впрочем, новые хозяева Крыма вряд ли намерены были делиться с Турцией своей добычей. В июле того же года гауляйтер Таврии Г. Фрауенфельд предложил Гитлеру переселить на крымские земли южных тирольцев, что-де способствовало бы урегулированию давнего конфликта с Италией[982]. Эти экзотические идеи, впрочем, не пошли дальше благих пожеланий. В 1943 году Красная армия, одержав ряд решающих побед над гитлеровцами, не оставила им практически никаких шансов закрепиться на захваченных территориях. Именно в то переломное в ходе войны время в Москве в кругах еврейской элиты заговорили о необходимости возрождения крымского проекта 20-х годов[983]. Советское руководство тогда официально не поддерживало, но и не пресекало подобные устремления, прагматично полагая, что под воздействием крымского миража американские евреи будут щедрее жертвовать доллары для нужд Красной армии. Отсюда становится понятным почему, прибыв летом 1943 года в США, Михоэлс и Фефер располагали санкцией Молотова на ведение переговоров с американскими сионистами о материальной поддержке еврейского переселения в Крым после изгнания оттуда нацистов. Показателен в этой связи и тот факт, что на всех беседах руководителей ЕАК с таким, например, давним приверженцем крымского проекта в США, как Д.Н. Розенберг, постоянно присутствовал советский генеральный консул в Нью-Йорке Е.Д. Киселев. На первой такой встрече, состоявшейся в конце июня на вилле Розенберга, последний вначале посетовал на то, что «в 20-30-х годах уже «ухлопал» 30 млн. долларов на создание еврейских колоний в Крыму, который так и не стал еврейским», но потом смягчился и от имени «Джойнта» согласился взять на себя частичное финансирование переселенческого плана ЕАК. Столь быстрая положительная реакция американцев объяснялась тем, что Крым, в силу тогдашней неясности с будущим Палестины, рассматривался руководством «Джойнта» как возможное послевоенное пристанище не только для советских евреев, но и для еврейских беженцев со всей Европы[984].

Возвратившись в СССР в конце 1943 года, Михоэлс и Фефер, полные впечатлений от Америки и радужных планов на будущее, сразу же направились домой к Лозовскому и проинформировали его о результатах поездки, в том числе и о договоренности с Розенбергом. Лозовский поддержал идею создания еврейской республики в Крыму. Однако когда Михоэлс и Фефер стали обсуждать этот вопрос с членами президиума ЕАК, то выяснилось, что существуют и другие мнения. Скажем, писатель Бергельсон и входившие в ЕАК литераторы Дер Нистер (П.М. Каганович) и И.М. Добрушин не видели альтернативы дальнейшему развитию Еврейской автономной области на Дальнем Востоке. В свою очередь, поэт П.Д. Маркиш предложил расселить евреев в Поволжье, откуда в начале войны было выслано местное немецкое население. Как вспоминала впоследствии его вдова Э.Е. Маркиш, такое решение он считал актом «величайшей исторической справедливости». А член ЕАК Эренбург вообще выступал против каких-либо кардинальных переселенческих проектов, полагая, что евреи должные возвратиться из эвакуации на прежние места обитания[985].

После недолгой внутренней дискуссии руководство ЕАК остановилось на компромиссном варианте, предусматривавшем создание еврейской автономии где-либо в европейской части СССР, предпочтительно в Крыму (в этом случае ожидалась американская помощь) или на месте бывшей Республики немцев Поволжья. Окончательное решение должен был принять Сталин и политбюро, в котором к ЕАК наиболее благожелательно относились Молотов, Каганович и Ворошилов. Но прежде чем выносить вопрос о будущей еврейской республике на правительственный уровень, Михоэлс, Фефер и Эпштейн добились при содействии Лозовского аудиенции у Молотова. Тот встретил их «радушно». Так, во всяком случае, показалось Феферу, который впоследствии на суде припомнил и другие детали этого визита:

«Он (Молотов. — Авт.) нас принял… и мы поставили вопрос о создании еврейской республики в Крыму или на территории, где была Республика немцев Поволжья. Тогда нам это нравилось и красиво звучало: где раньше была республика немцев, должна стать еврейская республика. Молотов сказал, что это демагогически хорошо звучит, но не стоит ставить этого вопроса и создавать еврейскую республику на этой территории, так как евреи — народ городской и нельзя сажать евреев за трактор. Далее Молотов сказал: “Что касается Крыма, то пишите письмо и мы его посмотрим”»[986].

Получив такой не совсем определенный ответ, руководство ЕАК тем не менее форсировало события. Не за горами был третий пленум комитета, открытие которого намечалось на 27 февраля. Предполагалось, что на его обсуждение будет вынесено уже принятое к тому времени решение правительства о Крыме. Началась лихорадочная подготовка соответствующей записки в «инстанцию», один вариант которой составляли Фефер и Эпштейн, а за другой по просьбе Михоэлса взялся Шимелиович. Когда оба проекта были готовы, их представили Лозовскому. Написанное Шимелиовичем тот отверг сразу же за резкость тона, «эмоциональность» и, самое главное, за явную и весьма рискованную попытку изобличения власти в государственном антисемитизме[987][988].

За основу был взят более умеренный текст Фефера и Эпштейна, который после некоторого редактирования[989] был подписан ими вместе с Михоэлсом и в виде записки направлен 15 февраля 1944 г. Сталину. В этом послании предлагалось:

«… 1. Создать еврейскую советскую социалистическую республику на территории Крыма» и «2. Заблаговременно, до освобождения Крыма, назначить правительственную комиссию с целью разработки этого вопроса…»[990].

На всякий случай, чтобы быть уверенными в том, что письмо не затеряется в бюрократическом лабиринте, 21 февраля его копия была направлена Молотову через П.С. Жемчужину, с которой Михоэлс как со своим «большим другом» имел соответствующую предварительную беседу. Известно, что, получив это послание, Молотов проконсультировался по существу поднятой в нем проблемы с Маленковым, Микояном, Щербаковым и Вознесенским[991]. Сталин, если судить по дальнейшему ходу событий, скорее всего также ознакомился со своим экземпляром, хотя, как и в других подобных деликатных случаях, предпочел, по своему обыкновению, не фиксировать этого на бумаге.

Что же обусловило появление на свет «крымского письма», которое до сих пор одними исследователями воспринимается как вопль народного отчаяния, а другими — как проявление национального эгоизма? Думается, что ответ следует прежде всего искать в обостренной эмоциональной реакции лидеров ЕАК на ту крупномасштабную катастрофу, которую принесла евреям Вторая мировая война. В то же время нельзя не признать, что предложенный ими способ преодоления национальной трагедии явно отдавал большевистской (да и не только большевистской) догматикой. Ведь находясь под властью коммунистической идеологии и являясь убежденными сторонниками ленинско-сталинской теории формирования и развития нации и будучи тесно связанными с советской партийной номенклатурой, лидеры еврейской общественности и культуры уже давно тяготились призрачной, чисто номинальной автономией в виде захолустной и малонаселенной Еврейской автономной области с центром в Биробиджане и видели будущее своего народа в создании полноценной еврейской социалистической республики в европейской части СССР, где-нибудь в пределах бывшей черты оседлости. Ближайший друг Лозовского Юзефович, имевший непосредственное отношение к составлению «крымского письма», потом признал на суде: