Г. Костырченко - Тайная политика Сталина. Власть и антисемитизм.

• Название: Тайная политика Сталина. Власть и антисемитизм.
• Автор: Г. Костырченко
• Издательство: «Международные отношения»
• Жанр: История
• Год: 2003
• ISBN: 5-7133-1071-Х

Первое фундаментальное научное исследование об использовании антисемитизма как одного из инструментов осуществления тоталитарного Сталинского режима. Базируется на документальной основе с привлечением ранее засекреченных материалов из архивов высших органов КПСС и советского государства. Прослеживаются два тесно связанных между собой процесса: сосредоточение абсолютной власти в руках Сталина и его перераставшие в юдофобию целенаправленные практические действия, усиливавшееся стремление списать реальные политические проблемы на происки «еврейских националистов».

Исследование содержит обоснованные выводы о необходимости преодоления антисемитизма как формы национальной нетерпимости с целью дальнейшей этнополитической интеграции народов России.

---

Письмо попало к Маленкову, который направил его «для принятия необходимых мер» в НКВД СССР. Там этим вопросом занялся начальник Главного управления исправительно-трудовых лагерей и колоний В.В. Чернышов, чиновник, по воспоминаниям знавших его людей, рассудительный и осторожный. 19 декабря он сообщил в ЦК, что по жалобе евреев-спецпереселенцев была проведена проверка, в ходе которой сообщенные ими факты «частично подтвердились». Как докладывал генерал, были приняты меры «для устранения выявленных недочетов», по улучшению санитарного обслуживания спецпереселенцев и привлечению виновников их тяжелого положения к уголовной ответственности. В феврале — марте 1941 года центральный аппарат НКВД вновь заинтересовался проблемой архангельских спецпереселенцев и проверил на сей раз положение дел в Плесецком районе, где было выявлено 11 случаев проявления антисемитизма со стороны работников леспромхозов и членов их семей. С началом войны условия режима, установленного для спецпереселенцев, были несколько смягчены: им было разрешено покинуть спецпоселки и свободно проживать в пределах Архангельской области[484].

Проблемой беженцев, разумеется, не исчерпывались трудности, с которыми столкнулись власти, налаживая жизнь более 2 млн. евреев с вновь приобретенных территорий. Почти все они в отличие от остальных 3 млн. евреев СССР, имевших за плечами более чем 20-летний багаж советской жизни, практически не подверглись ассимиляции, сохранив в большинстве своем приверженность к традиционному укладу жизни, национальной культуре и родному языку. Принимая это во внимание, советское руководство пошло на открытие в Западной Белоруссии и на Западной Украине довольно значительного количества еврейских школ. К началу 1940 года их насчитывалось, скажем, в Барановичской области — 46, в Вилейской[485] — 32, Пинской — 18, Волынской — 33. Такими же причинами было обусловлено и увеличение в августе 1940 года тиража издававшейся на еврейском языке в Киеве газеты «Дер штерн»[486][487]. Для этих новых граждан СССР ушла в прошлое введенная в 1932 году при Ю. Пилсудском в высших учебных заведениях Польши так называемая numerus clausus («процентная норма») для евреев. Ранее ограниченные в своем праве на получение высшего образования, теперь они обладали таковым наравне с основными национальностями СССР. Предоставлялись им во всей полноте и политические права. Но поскольку таковые гарантировались советским законодательством лишь формально, в результате состоявшихся 24 марта 1940 г. на присоединенных западных территориях выборов в Верховный совет СССР в числе 55 вновь избранных депутатов евреев вообще не оказалось, хотя их немало проживало в таких крупных городах, как Львов, Гродно, Белосток[488].

Тем не менее, усматривая в событиях 1939–1940 годов залог грядущего обновления еврейской национальной жизни, известный литературовед и критик И.М. Нусинов, выступая в Москве, отмечал, что рост еврейского населения в Советском Союзе благодаря освобождению западных областей Украины и Белоруссии «должен повлечь там за собой бурное возрождение еврейской культуры, а оттуда это возрождение должно перекинуться сюда». Чтобы на месте ознакомиться с проблемами еврейства вновь присоединенных территорий, Нусинов, который до 1939 года руководил еврейской секцией в Союзе советских писателей, вместе со своим преемником на этом посту поэтом П.Д. Маркишем, а также с другими еврейскими литераторами — А.Д. Кушнировым, Л.М. Квитко, С.З. Галкиным и И.М. Добрушиным — выехал в феврале 1940-го в Белоруссию. В Минске они были приняты первым секретарем ЦК КП(б)Б П.К. Пономаренко, присланным в 1938 году из Москвы руководить этой республикой. Потом в сопровождении секретаря еврейской секции ССП Белоруссии поэта З.М. Аксельрода московская делегация отправилась в Белосток. Там в честь столичных гостей был организован «большой еврейский вечер», на который пришли представители местной еврейской общественности. А на следующий день москвичам показали ряд еврейских школ и культурно-просветительных учреждений. Душой этой поездки был упомянутый выше Аксельрод, который активно пытался убедить белорусские власти в необходимости содействия развитию еврейской культуры в западных областях республики, мотивируя это тем, что вновь созданным там культурно-просветительным очагам будет сподручней заниматься «социалистической перековкой» «зараженного мелкобуржуазной психологией» местного еврейского населения. Во многом благодаря его усилиям была учреждена еврейская секция при Институте литературы и языка[489] в Минске и начала выходить новая газета на идиш «Белостокер штерн», которую он же и редактировал. На беду Аксельрода такая его активность была истолкована властями как проявление национализма. Вскоре поэта арестовали, препроводив в минскую тюрьму, где он и погиб в 1941 году.

Возвратившись в Москву, Нусинов и другие побывавшие в Белоруссии литераторы стали ходатаями по жалобам, поступившим от местных жителей. Ими было составлено письмо в правительство с просьбой о прекращении выселения в административном порядке польских евреев в северные районы СССР. Тогда же, в начале 1940 года, Нусинов вместе с Маркишем побывали на приеме у заместителя наркома иностранных дел С.А. Лозовского[490] и проинформировали его о том, что к проживавшим в Белостоке евреям обращаются многочисленные родственники из варшавского гетто и умоляют их помочь выехать в Советский Союз. В ответ Лозовский пообещал помочь[491]. Правда, вряд ли он был уверен в положительном результате. Ведь ему, высокопоставленному чиновнику, было известно, что высшее руководство страны не только не заинтересовано в оказании помощи «чужим» евреям, пусть даже и оказавшимся под нацистским господством, но с некоторых пор все более подозрительно относится к «своим» собственным.

ФАКТОР НАЦИСТСКОГО ВЛИЯНИЯ.

Заключив в конце августа 1939-го сделку с Гитлером, Сталин помимо трезвого расчета и прагматизма проявил еще и те качества, за которые в свое время Наполеон назвал Александра I «настоящим византийцем». Желая выиграть время и накопить достаточно сил для ведения большой войны и потому стремясь как можно долее не ввязываться в неизбежную схватку со своим новоиспеченным непредсказуемым союзником, претендовавшим на лавры Карла Великого — покорителя континентальной Европы, советский вождь должен был не только прибегать к политическим мистификациям, но и в который уже раз поступиться принципом большевистского интернационализма. Еще до того как пакт Молотова — Риббентропа стал политической реальностью, Сталин решил отмежеваться в глазах Гитлера от его главных внутренних врагов — немецких коммунистов. 3 июля 1939 г. политбюро распорядилось прекратить издание в Москве газеты немецких антифашистов «Die Deutsche Zeitung», редактор которой был вскоре арестован. Тем самым через казавшуюся еще вчера непреодолимой идеологическую пропасть стал наводиться связующий оба режима мост обоюдовыгодного компромисса. На устроенном 26 июля приеме в честь советских дипломатических представителей в Берлине эксперт германского МИД по вопросам экономики Восточной Европы К.Ю. Шнурре отметил позитивные, с точки зрения германского руководства, изменения, «произошедшие в русском большевизме в последние годы». Конкретизируя свою мысль, он пояснил следом, что в СССР «Коминтерн уже заменен политбюро, которое следует теперь совершенно другой политике»: «Слияние большевизма с национальной историей России, выражающееся в прославлении великих русских людей и подвигов (празднование годовщины Полтавской битвы Петра Первого, битвы на Чудском озере Александра Невского), изменило интернациональный характер большевизма… особенно с тех пор, как Сталин отложил на неопределенный срок мировую революцию». А 2 августа глава МИД Германии И. Риббентроп прямо заявил приглашенному для беседы временному поверенному в делах СССР Г.А. Астахову:

«Не кажется ли Вам, что национальный принцип в Вашей стране начинает преобладать над интернациональным? Это вопрос, который наиболее интересует фюрера…»[492].

Настоящим подарком для фюрера стала передача германским властям немецких и австрийских политэмигрантов (в том числе и еврейского происхождения), взятых под стражу НКВД начиная с 1937 года. Эта акция приняла массовый характер в первые месяцы 1940-го. В том же году в сталинском руководстве серьезно обсуждалась и возможность роспуска Коминтерна, но его ликвидацию решено было отложить, чтобы это не выглядело как явная уступка немцам.

Соответствующим образом перестраивалась и советская пропаганда. С осени 1939 года стали запрещаться печатные издания, кинофильмы, радиопередачи, театральные постановки, обличавшие фашизм или содержавшие антигерманские выпады. Существенный импульс этой кампании был дан выступлением 31 октября на заседании Верховного Совета СССР Молотова, который осудил Англию и Францию, ведущих «войну» за «уничтожение гитлеризма»[493], и тем самым как бы дал понять, что существовавший до августа 1939 года антагонизм между СССР и Германией носил не столько идеологический характер, сколько межгосударственно-политический. Именно это выступление главы советского правительства подвигло студентов ГИТИСа В. Королева и О. Левина обратиться к нему 13 ноября и сообщить, что готовившаяся к постановке в Московском еврейском театре пьеса П.Д. Маркиша «Пир» «подставляет национал-социалистскую Германию», так как «не может не вызвать ярость зрителя, в особенности еврейского, против нее». Тем более, как доносили студенты, представители Комитета по делам искусств, присутствовавшие на предпремьерном прогоне спектакля, заявили им, что эта постановка является ответом театра на еврейские погромы в Германии в 1938 году. Однако в ходе произведенного по этому «сигналу» расследования ничего крамольного в пьесе, посвященной событиям гражданской войны на Украине, не обнаружилось. Председатель Комитета по делам искусств М.Б. Храпченко сообщил тогда в Кремль, что обвинения, выдвинутые авторами письма против сотрудников его ведомства, являются необоснованными[494]. Премьера «Пира» с большим успехом прошла 16 ноября, и в тот же день в «Вечерней Москве» даже появился весьма благожелательный отзыв на нее. Вместе с тем другую пьесу того же автора «Клятва», принятую было к постановке на сцене ГОСЕТа, зритель так и не увидел: ее сюжет о тяжелой судьбе еврейской семьи, бежавшей из гитлеровской Германии в Палестину, вряд ли понравился бы в Берлине[495]; По той же причине потерпели неудачу и попытки Л.Р. Шейнина, руководящего сотрудника Прокуратуры СССР, автора популярного в те годы детектива «Записки следователя», начать съемки художественного фильма по написанному им на основе архивных документов сценарию о знаменитом судебном процессе 1913 года в Киеве над Менделем Бейлисом, обвиненным в ритуальном убийстве русского мальчика Андрея Ющинского. В картине должны были сниматься актеры ГОСЕТа, а за ее постановку брался С.М. Эйзенштейн, который вместе с Шейниным обратился в Агитпроп за соответствующим разрешением. Но 11 января 1941 г. кинорежиссеру позвонил Жданов и сказал, что предлагаемая им тематика «не представляет интереса».