Генрих Бёлль - Крест без любви

• Название: Крест без любви
• Автор: Генрих Бёлль
• Издательство: Текст
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2004
• ISBN: 5-7516-0360-5

Первый роман замечательного немецкого писателя, лауреата Нобелевской премии Генриха Бёлля, написанный им сразу после войны (1946–1947). Герой книги — молодой человек из обычной немецкой семьи, призванный на фронт. Любовь к женщине и ненависть к нацизму, радости обретения и горечь утраты — все, о чем впоследствии с такой силой писал Бёлль в своих произведениях, в полной мере присутствуют в этом романе, вышедшем в Германии лишь через полвека после окончания Второй мировой войны.

На русском языке издается впервые.

---

— Могу я вас кое о чем спросить?

В этот момент зазвонил телефон, мужчина раздраженно отмахнулся, сказал в трубку несколько непонятных слов, повесил ее на рычаг и брюзгливо спросил:

— Да?

— До горы Виктора еще далеко?

— Хотите с кем-то повидаться у воинского эшелона? — Мужчина перестал хмуриться и, не дожидаясь ответа, сказал уже мягче: — Минутку. — Он повертел какую-то ручку и поднял трубку: — Говорит девятый блок, сколько еще простоит у вас этот эшелон?.. Да? Нет… Да? До пяти, хорошо. Спасибо. — Положив трубку на рычаг, он свернул бумажку, чтобы прикурить от печки, и сказал: — Вы небось слышали — до пяти, еще два часа, значит. Может, погреетесь немного?

Конечно, ей очень хотелось хоть чуточку побыть в тепле, но она воскликнула:

— Нет-нет, покажите мне, пожалуйста, дорогу туда.

Только вновь оказавшись на насыпи, исполосованной рельсами, она почувствовала, какой стоял холод. Поскольку мужчина показал ей, куда идти, она теперь ясно видела: неподалеку от нее насыпь под рельсами расширялась, там было чуть посветлее, и ей показалось, что оттуда доносится пыхтение паровоза. Она зашагала быстрее, ах, ей вдруг вновь стало совсем тепло, а как радостно встрепенулась душа! Она даже, забыв про страх, побежала рысцой по узенькой тропинке, протоптанной между рельсами, уходящими в бесконечность, и склоном насыпи. Наконец она увидела вагоны, несколько составов, и красные хвостовые фонари. Она побежала еще быстрее и внезапно оказалась между вагонами; тусклые лампочки слабо освещали пространство между этими немыми коробками из дерева и железа. Видно никого не было, но тут до нее донеслись из вагонов приглушенные голоса и еще какие-то звуки, и она наконец нашла такой, дверь которого была приоткрыта. Она поднялась на цыпочки, прислушалась, потом увидела несколько сигаретных огоньков и услышала усталый голос, который сказал: «Передай мне бутылку, Хайн». Она робко окликнула: «Эй!» — и перепугалась, когда из темноты прямо перед ней вынырнула голова — серое пожилое лицо, пилотка надвинута на лоб, дымящаяся трубка во рту:

— Да?

— Знаете ли вы солдата по фамилии Бахем? — спросила она дрожа: ей вдруг опять стало так холодно!

Солдат с серым лицом поднялся и куда-то отошел, она увидела, что в середине вагона топилась печурка. Через некоторое время он вернулся и покачал головой:

— Бахем? Нет, не знаем такого. А какая рота?

— Третья… Да, третья.

— Погодите-ка. — Он задумался. — Это, наверно, где-то в самом начале состава… Может, в двадцатом или двадцать пятом вагоне отсюда; а что, часового там нет? — Он высунул голову и громко крикнул: — Юпп, а Юпп! — Но никто не откликнулся. — Видно, где-то дрыхнет, свинья, без задних ног. О, простите.

Фрау Бахем подняла руку с парой сигарет, но солдат в ту же секунду вновь растворился в темноте, и, когда она еще раз позвала, ответа не последовало. Она осторожно стала пробираться по узкой тропинке между составами; острые камешки так и впивались в подошвы; ах, до чего же длинные вагоны! Да и составу нет ни конца ни края! Из некоторых вагонов доносился страшный шум — кто пел, кто кричал, а один раз возле самой ее головы заржал конь, так что она отшатнулась; ей было страшно идти по этой узенькой тропинке между высокими вагонами. Наконец она наткнулась на группу притоптывающих от холода фигур в сером. Они хотели было расступиться и пропустить ее, но она остановилась и спросила у того, кто стоял к ней поближе: «Может, это и есть третья рота?» — «Нет, — ответили ей хором голоса, — третья несколькими вагонами дальше». Тот молодой солдатик, которого она спросила, пошел впереди и, обернувшись к ней, крикнул: «Идите за мной! Я там кое-кого знаю. — И спросил на ходу: — А кого вы ищете?» Когда она назвала свою фамилию, он остановился и воскликнул: «О, да я его знаю, он стоит там и ждет!» — «Где?» — недоуменно спросила она, но, подойдя к нему поближе, увидела, что он улыбается, этот незнакомый, бледный, низкорослый солдатик, похожий на подростка. «Идите за мной», — сказал ее проводник. Он молча повел ее по длинной узкой тропе между составами, пока они не обогнули пыхтящий и стонущий паровоз. Затем солдат громко крикнул: «Эй, Бахем! Идите сюда!» И она наконец-то услышала голос Кристофа!

Несмотря на темень и длинную бесформенную шинель сына, она сразу узнала его по небрежной походке. Кристоф обнял ее, молча и взволнованно, и лишь выдохнул: «Ах, мама!» Потом забрал у нее из рук сумку и осторожно подтолкнул ее обратно в проулок между составами поближе к топке паровоза. «Здесь, по крайней мере, тепло, ведь ты наверняка замерзла». Он взял ее руки в свои и стал растирать, она только сейчас почувствовала, что пальцы ее совсем окоченели. Мать и сын молча смотрели друг на друга при слабом свете, падавшем из кабины машиниста. И взгляды их разделяло облако слез. Их очень похожие, узкие лица выражали страдание. Но тут мать сделала над собой усилие и улыбнулась, однако он не откликнулся на ее натужную, слабую улыбку.

— Может, ты достанешь то, что я принесла? — хрипло спросила она.

— Нет, покамест не надо… Я не голоден.

Фрау Бахем весело рассмеялась.

— Ты — и не голоден? — с удивлением спросила она. Но и эта шутка не смягчила хмурого выражения его лица.

— Нет ли у тебя немного курева?

Она протянула ему вынутую из кармана пачку сигарет, и он торопливо закурил; она заметила, что руки его дрожали. «Что с тобой?» — тихо спросила она и положила руку ему на плечо; он ответил не сразу, и она почувствовала, что ее вопрос утонул в пустоте. Немного погодя он сказал совершенно спокойно чужим и немного циничным тоном: «У меня просто пропала охота…» Голос его словно угас от ужасной усталости; Кристоф глубоко, жадно затянулся и выпустил изо рта тонкую, как нить, струйку дыма. «Нет. Просто пропала охота…» И опять не договорил, высокая его фигура как-то съежилась. Несколько секунд, чувствуя свое бессилие и не зная, как помочь ему справиться с мучившей его скорбью, она тягостно молчала. Но потом крепко ухватила его за плечо и спросила громко:

— К чему пропала охота?

— К жизни, — ответил он и равнодушно добавил: — Разве мы только для того родились, чтобы валяться в грязи? Тащиться через всю Европу и маршировать с этими идиотами, мерзнуть на грязных вокзалах и зарываться в землю, чтобы спастись от холода и смерти? — Он затоптал окурок.

Возмущение, мало-помалу нараставшее в его голосе, вдруг разом опало. — Знаешь, мама, мне так хочется хоть две недели просто пожить с чисто вымытыми руками, поспать в нормальной постели… Все эти жуткие мелочи, эта вечная неустроенность… — Он слабо кивнул в сторону вагонов. — Я не так уж многого хочу, всего лишь несколько недель побыть со своей женой… Ах… — Он устало махнул рукой и отвернулся, чтобы не смотреть на мать, но она мягко развернула его к себе лицом, и он почувствовал, как под ее грустным взглядом исчезла вся его строптивость. Уверенность в ее глазах сказала ему больше, чем слова.

— Ты ведь лучше меня знаешь, что на это надо ответить, верно? Ты знаешь лучше, потому что больше страдал и еще больше страданий у тебя впереди… Ведь так?

Он сник, как побитый, и прошептал:

— Иногда мне кажется, что Христос меньше страдал, чем мы.

Мать улыбнулась в ответ, но он не заметил, каких усилий ей стоила эта улыбка.

— Знаешь, не грусти так сильно; откуда нам знать, как страдал Бог каждую секунду своей жизни в образе человека. И знаешь, я совершенно уверена, что ты уцелеешь на этой войне и мы с тобой еще увидимся. А вот Ганса я больше не увижу.

Его серое от усталости лицо сразу оживилось.

— Что с Гансом? — взволнованно спросил он и добавил: — Я как-то не сообразил спросить обо всех.

— Ганс вчера уехал, тоже в Россию, я знаю, что больше его не увижу. — И быстро заговорила, словно желая поскорее выложить все печальные вести: — Отец все еще болен, а муж Греты погиб в первый же день. Она только теперь получила известие: ранение в голову, умер на месте.

Кристоф взглянул на нее спокойно и задумчиво:

— Да, мама, так оно и есть: большинство умирает от ранения в голову… Почему бы и нет? — Он вдруг язвительно засмеялся, потом смущенно потупился.

Царившее вокруг них молчание нарушалось лишь пением дурацких песенок вдалеке и нетерпеливо-сдержанным пыхтением паровозов. Неожиданно паровоз с резким свистом выбросил в сторону струю пара, так что узкий просвет между эшелонами заполнился теплым влажным облаком; они оба перепугались, и Кристоф дернул мать в сторону. На них никто не обращал внимания, и он в душевном порыве быстро прижал мать к себе.

— Наверное, это хорошо, что так случилось с Гансом, разве ты не согласна? На фронте он наконец-то перестанет верить в этот обман. — Он говорил совершенно спокойно, и мать возмущенно подняла на него глаза:

— Ты что, в самом деле хочешь, чтобы твой брат погиб?