Чайна Мьевиль - Посольский город

• Название: Посольский город
• Автор: Чайна Мьевиль
• Жанр: Космическая фантастика
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-699-65985-2

В далёком будущем люди колонизировали планету Ариеку, обитатели которой владеют самым уникальным языком во Вселенной. Лишь немногие из землян, и то специально модифицированные, способны общаться с этими существами. После долгих лет, проведённых в глубоком космосе, на планету возвращается Авис Беннер Чо. Она не может говорить на языке ариекаев, но она — неотделимая его часть, давно превращённая в фигуру речи — живое сравнение. Когда в результате сложных политических махинаций на Ариеку прибывает новый посол, хрупкое равновесие между людьми и аборигенами резко нарушается. Вот-вот разразится катастрофа, и Авис разрывается между противоречивыми привязанностями: к мужу, которого она больше не любит, к системе, которой она больше не доверяет, и к своему месту в языке, на котором она не может говорить, но который говорит через неё, нравится ей это или нет…

Впервые на русском языке!

Мнения о книге:

«Настоящее произведение искусства»

Урсула Ле Гуин

«Вкусно задумано… «Посольский город» похож на словесную головоломку, и большую часть удовольствия от понимания логики и истории вымышленного мира испытываешь, когда постепенно попадаешь в резонанс между изобретёнными автором и заимствованными им словами».

The New York Times Book Review

«Умение Мьевиля наносить такие размашистые оплеухи вызывает восхищение. Это Научная Фантастика Больших Идей, которая заставляет себя читать».

Entertainment Weekly

«Чайна Мьевиль — один из самых интересных писателей-фантастов современности».

Los Angeles Times

«Самая увлекательная книга, которую я прочёл в этом году, и самое последнее доказательство того, что блестящую, сложную, достойную прочтения прозу самого высокого качества, можно найти в отделе «Фантастики» книжного магазина, а не только — в отделе «Современной литературы».

Джим Хиггинс, Milwaukee Journal Sentinel

«Оригинальная, сложная, изобилующая разрушительными идеями, и наполненная незабываемыми образами инопланетян… удивительная, иногда жестокая рапсодия на тему языка».

The Christian Science Monitor

---

Что я могла ему рассказать? В тот первый раз, когда «Оса», поплескавшись, погрузилась, я была под защитой поля повседневного, и иммер меня даже не задел. По правде говоря, теснее связь с иммером я ощущала в Послограде, когда стажёркой садилась в гнездо иммерскопа, и тот вдвигался в его пространство, как пустой стакан, который опускают в воду донышком вниз. Вот тогда я заглядывала в его глубину, видела его совсем близко, и это изменило меня. Но и тогда я не смогла бы ничего описать, даже если бы меня попросили.

«Оса» входила в иммер жёстко. У меня не было опыта, но, сжав зубы, я справилась с тошнотой, которая накатила, несмотря на все тренировки. Даже в нежных объятиях поля повседневного я ощущала каждый рывок непривычного ускорения, когда мы входили туда, где нет направлений, а принесённый нами обманчивый пузырь гравитации, как мог, амортизировал толчки. Но я слишком волновалась и не могла не корить себя за то, что дала волю восторгу. Это пришло позже, когда с привилегиями новичков было покончено и началась бешеная работа начального этапа погружения, и даже ещё позже, когда она завершилась и корабль вышел на походную глубину.

Мы, иммерлётчики, умеем не только сохранять стабильность, сознание и здоровье во время погружения, мы не просто не утрачиваем способности ходить и говорить, питаться и испражняться, слушать и отдавать приказы, принимать решения и работать с параинформацией, приближающей расстояния и условия иммера к привычным, не сходя при этом с ума от близости вечного. Хотя и это уже не мало. Дело ещё в том, что нам присуща, как утверждают одни (и опровергают другие), определённая неразвитость воображения, которая не даёт иммеру заворожить нас собой до полного бесчувствия. Чтобы путешествовать в иммере, мы изучили его капризы, а знание, полученное одним человеком, всегда может усвоить и другой.

Находясь в поле обыденного, корабли — я имею в виду корабли Терры, на судах экзотов, бороздящих просторы иммера, я никогда не была и ничего не знаю о способах их движения, — представляют собой тяжеленные ящики, набитые людьми и всякой всячиной. При погружении в иммер, где все неуклюжие линии корабля преобразуются в соответствии с заданной целью, корабль становится единой структурой, а мы — её функциями. Да, мы остаёмся командой, работающей слаженно, как всякая команда, но не только. За пределы временного нас выносят моторы, но и мы сами осуществляем выход; мы толкаем корабль вперёд в той же степени, в какой он влечёт нас за собой. Это мы возникаем и исчезаем в складках непространства, подвижки которого зовём приливами. Гражданские, даже те, кто может бодрствовать, не выблёвывая при этом душу и не заливаясь слезами, так не умеют. Одним словом, многое из той брехни, которую мы рассказываем вам про иммер, — правда. Но и рассказывая, мы разыгрываем вас: история сама становится драмой, без нашего вранья.

— Это третья вселенная, — сказала я Скайлу. — До неё были ещё две. Понимаешь? — Я не была уверена в том, что гражданским это известно: для меня это давно уже стало общим местом. — Каждая вселенная иная, чем предыдущая. У каждой свои законы — считается, что в первой скорость света вдвое превышала нынешнюю. Каждая вселенная рождалась, росла, старела и умирала. Три разных «иногда». Но под ними, или вокруг них, или где там ещё, был только один иммер, одно-единственное «всегда».

Оказалось, он всё это знал. Но в устах иммерлётчика широко известные факты звучали, как откровение, и он заслушался, словно малыш.

Мы были в плохом отеле на окраине Пеллуциаса, небольшого города, привлекающего туристов своим расположением над роскошным магмападом. Пеллуциас — столица небольшой страны в мире, названия которого я не помню. В повседневности он находится в другой галактике, в нескольких световых зонах пути от нас, но через иммер он и Дагостин — близкие соседи.

К тому времени у меня уже было достаточно опыта. Я много где побывала. Когда мы повстречались со Скайлом, я как раз была в отпуске — двухнедельном, по местным меркам, — который подарила себе сама между двумя назначениями. Я собирала сплетни — кто на чём летает, куда, с какой целью. В баре отеля было полно иммер-лётчиков, тех, кто вокруг них трётся, путешественников, приходивших в себя, и, в тот раз, учёных. Все, кроме последних, мне уже давно примелькались. В лобби висело объявление о курсе лекций на тему Целительной Силы Рассказа, прочтя которое, я грубо фыркнула. Трёхмерные слова, вертясь и выворачиваясь наизнанку, порхали по коридорам отеля, приглашая всех желающих на инаугурационное заседание Комиссии Золотого и Серебряного Круга; на ассамблею философов-бюрократов шурази; на КЧЛЭ, Конференцию Человеческих Лингвистов-Экзотерров.

Я сидела у стойки бара и выпивала с кучкой временных друзей, которые были там, как и я, транзитом и которых я теперь едва помню. Вели мы себя отвратительно. От ленивого флирта с барменом я перешла к издёвкам над учёными из КЧЛЭ, которые сидели за столом, напились и шумели не меньше нашего. Сначала мы просто подслушивали, потом, с присущей иммерлётчикам заносчивостью, заявили им, что они ничего не знают ни о жизни, ни о языках в иммере, и пошло-поехало.

— Ну давай, спроси у меня что-нибудь, — бросила я Скайлу. Это было первое, что я вообще ему сказала. Точно знаю, какой у меня был вид: сидя на высоком табурете, я повернулась спиной к стойке, и, опираясь на неё, вздёрнула нос, чтобы глядеть на него сверху вниз. При этом я наверняка показывала на него обеими руками и улыбалась довольно сдержанно, чтобы не давать ему ни малейшего спуску. Скайл за своим столом оказался самым трезвым и потому был рефери в нашем споре.

— Я всё знаю про странные языки, — сказала я ему. — Уж побольше, чем вы, тупицы. Я из Послограда.

Когда он мне поверил, я в жизни не видела, чтобы человек так поразился и обрадовался. Из игры он не вышел, но на меня с этого момента смотрел совсем по-другому, особенно когда узнал, что остальные в моей компании — не мои земляки. Из Послограда была я одна, и Скайлу это нравилось.

А мне нравилось не только его внимание: я была довольна тем, что этот поджарый, крутой с виду парень пикируется со мной всерьёз и под искренний хохот окружающих задаёт мне вопросы со смыслом. В конце концов мы с ним ушли вместе и провели ночь и ещё день в попытках доставить друг другу удовольствие сексом, спали, пробовали снова, и так несколько раз, добродушно переживая неудачи. За завтраком он буквально извёл меня своими уговорами и приставаниями; я отвергала их с деланым презрением, забавляясь от души, затем уступила и позволила ему отвести меня, усталую, но, как я пошутила, не совсем затраханную, на конференцию.

Он представил меня коллегам. КЧЛЭ была посвящена изучению людьми языков экзотов, и её участники были буквально заворожены самыми странными из них. Я видела наспех слепленные временные триды, извещающие о начале заседаний по межкультурным хроматофорным сигналам, по языку прикосновений у невидящих бурданов и по мне.

— Я работаю с гомашем. Вы знаете такой язык? — спросила меня одна молодая женщина ни с того ни с сего. Она была очень рада, когда я ответила, что нет. — На нём говорят, отрыгивая. Катышки со вставленными в них комбинациями энзимов служат предложениями, которые собеседники должны съесть.

Тут позади неё всплыл мой трид. «Гостья из Послограда! О жизни среди ариекаев».

— Это неправильное название, — сказала я устроителям конференции, — они Хозяева.

Но они ответили:

— Только для вас.

Коллеги Скайла обрадовались возможности поговорить со мной: никто из них никогда не встречал послоградцев. Не говоря уже о Хозяевах.

— Они ещё в карантине, — сказала я им, — и вообще, они никогда не просились наружу. Мы даже не знаем, выдерживают ли они погружение.

Роль диковины доставляла мне удовольствие, но мои собеседники были разочарованы. Я предупреждала Скайла, что так будет. Обсуждение стало расплывчатым, все ударились в социологию, поняв, что ничего конкретного о Языке я им не скажу.

— Я его почти не понимаю, — рассказывала я. — Все, кроме послов и служителей, учат его совсем немного.

Один из участников вытащил записи речи Хозяев, и мы прошлись по словарному составу. Я с удовольствием добавила нюансов некоторым определениям, но, честно говоря, в комнате нашлись, по крайней мере, двое людей, которые понимали Язык лучше, чем я.

Вместо этого я рассказывала им истории из жизни далёкого аванпоста. Они не слышали об эоли, об искусстве изготовления скульптур из воздуха, благодаря которому над Послоградом удерживается купол пригодной для дыхания атмосферы. Некоторые видели кое-какие импортные биомашины, но, пользуясь устаревшими тридами, которые у них были, я сумела рассказать им о более крупных структурах, таких, как стада домов, или описать жизненный путь моста, начинающегося с клетки понтона и постепенно, без всяких видимых причин, разрастающегося до магистрали, соединяющей целые районы города. Скайл спросил меня о религии, и я ответила, что, насколько мне известно, у Хозяев её нет. Я вспомнила про Фестиваль Лжецов. Скайл оказался не единственным, кого интересовала эта тема.