Николай Непомнящий - Тени старинных замков

• Название: Тени старинных замков
• Автор: Николай Непомнящий
• Издательство: Издательский Дом «Прибой»
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1997
• ISBN: 5-7735-0052-3

Этот выпуск серии ведет читателя в необъяснимое, увлекательное, а порой жутковатое путешествие в мир теней прошлого, призраков, видений, пророчеств, загадочных событий, свидетелями которых в разные эпохи — от седой древности, средневековья до наших дней — были и простые обыватели, и крупные ученые, и всемирно известные писатели, и государственные деятели.

---

Ночные видения иногда сопровождаются звуками. То словно мостовщик бьет пол своей колотушкой или таскает ее по ступенькам лестниц, потом вдруг раздается сильный и продолжительный кашель, вздохи и стоны отчаяния. В другой раз будто тысячи маленьких ног бегают над потолком комнаты, в антресолях, где поэтому никто не живет и которые служат чердаком. Наконец выдаются такие ночи, когда самый ужасный хохот прерывает сон живущих в доме.

Некто Эдуард Дрери, пораженный тем, что ему рассказывали о доме мельника, попросил разрешения заночевать в комнате, которая чаще других посещается привидениями. Проктор согласился. Молодой человек прибыл в сопровождении одного из своих приятелей, по фамилии Гудзон; они заперлись в комнате и ждали, что будет. За десять минут до полуночи им послышался топот множества босых ног по паркету. Невидимые существа заставляли щелкать суставы своих пальцев, потом сильный глухой кашель раздался в углу комнаты. Затем кто-то натыкался на стены, поднимаясь по лестнице. Без четверти час Дрери захотел лечь спать. Гудзон сказал, что вольному воля, а он решил сидеть хоть до утра. Тогда товарищ его вынул часы, и в ту минуту, когда оторвал взгляд от циферблата, он увидел, что дверь соседнего кабинета отворилась и из него вышло привидение, имевшее вид женщины в сером платье. Голова ее была опущена, она прижимала левую руку к груди, как будто бы чувствовала там острую боль, а протянутым указательным пальцем правой руки указывала на пол. Она подошла к Эдуарду медленно и с большой осторожностью. Когда она была уже рядом с Гудзоном, дремавшим в креслах, и протянула к нему руку, Дрери бросился к нему с ужасным криком. Но он схватил лишь воздух и упал без чувств на своего друга. Обморок продолжался три часа. Когда он пришел в себя, он сказал, что испытал ощущение необъяснимого ужаса. Позже он прислал г. Проктору описание всего того, что видел и слышал в ту страшную ночь.

Такого количества свидетельств достаточно, чтобы убедить людей. Конечно, нет никакой возможности объяснить эти явления. Они относятся к разряду происшествий сверхъестественных. Но если бы человек допускал только то, что он может понять, он стал бы отрицать свое собственное существование, потому что с минуты его зачатия и до самой смерти жизнь его — беспрерывная тайна. Он не знает, как она дана ему, не понимает, каким образом действуют силы, которые ее поддерживают, и болезни, которые ее у него отнимают, часто не менее для него загадочны.

НОЧНАЯ СТОРОНА ПРИРОДЫ (Добавление переводчицы А. М.)

Чтение статьи о «Домах, посещаемых привидениями» невольно наводит на мысль о бесчисленных подобных рассказах, которые каждый из нас слышал в детстве и зрелом возрасте. Действительно, в этом отношении нам, кажется, нечему завидовать. Оттого ли, что это свойство русского народа, мечтательного от природы, или обстоятельства его исторического воспитания развили в нем склонность к чудесному, — как бы то ни было, только ни один народ Европы, не исключая даже шотландцев, с их различными духами и бесконечными суевериями, не может похвалиться таким удивительным развитием «Ночной стороны природы», о которой рассказывала английская сочинительница. Воздух, вода, леса, дома, хлевы русского мужика — все населено существами незримыми, но тем не менее принимающими деятельное участие в повседневной жизни; существами лукавыми, злобными, насмешливыми, резвыми или добрыми, степенными и домоседами. Пойдет ли мужик в лес вырубить оглоблю для телеги или набрать хворосту, леший заводит его в какую-нибудь трущобу и потом еще более смущает бедного скитальца громким хохотом над его безвременьем. «Где ты так долго шатался? — спрашивает какого-нибудь Ермилу его строгая половина, хлопоча около печки либо подталкивая люльку. — Пошел на час, да и в добрый час! Да вишь как посоловел, словно три ночи кряду гулял». «Молчи, хозяйка, благодари Господа Бога, что еще донес подобру-поздорову! Угомонил меня проклятый леший!.. Уж думал, что и вовеки не выберусь!..» И начинается длинный, нередко довольно поэтический рассказ о признаках, которые возвещают соседство лешего, о приближении его, разных хитростях, которые он употребляет, чтобы сбить мужика с толку, запугать его появлением в гигантском образе «выше леса стоячего…». И хозяин и хозяйка крестятся и кончают вечер благодарной молитвой Богу об избавлении их от опасности. Захочется ли в жаркие дни девушкам и молодицам отдохнуть от трудовой жизни, выкупаться и повозиться с товарками в светлых струях родной реки или в таинственных водах пруда, вдруг крик ужаса прерывает шутки и громкий смех. Что такое? Водяник схватил девушку за руку или за длинную косу и тащит ее ко дну. «Батюшки, помогите! Скорей, скорей! Ух! Насилу высвободилась! Дайте перевести дух, голубушки-сестрицы!»

А осенью, когда начинается молотьба (в Московской губернии большей частью хлеб сушат в овинах) и какой-нибудь парень или двое их остаются вдали от селения среди всеобщей тишины, где ясно раздаются и стон филина, похожий на детский плач, и тысяча странных звуков, будоражащих лес, — разве не сокращаются для них длинные часы бездействия, которые даже нельзя отдать сну, явлением существ, порождаемых, как они утверждают, не одним воображением, а всеми сильными ощущениями, которые ведут за собой эти сверхъестественные явления? Так, однажды, лежа в овине, против самого спуска, дядя Терентий увидел, как, пыхтя и отдуваясь, подошел к яме кто-то, огромный и косматый, наклонился над лестницей и посмотрел ему прямо в лицо глазами, сверкающими ярче огня, пылавшего в яме. А вот что дедушка Глеб видел собственными глазами. Раз пришел он сменить внука, сторожившего овин. Идет и еще издали слышит — на гумне шум, гам, ворчание, рычание как бы дикого зверя. Подходит и видит: два пребольшущие сплелись руками, борются, ломают друг друга — да тут заметили, а может, и услыхали приход его, — каждый отошел в сторону и притаился. Дедушка Глеб постоял с минуту, но полез, перекрестясь, в яму. Смотрит, мальчишка спит как убитый. «Ах ты негодный такой! Так-то смотришь за овином!» Вдруг слышит, на току опять пошел гам — и раздались явственно, хоть и не похожие на человеческие, голоса, и не мог бы он сказать, на каком языке говорившие: «Поди вон!» — «Нет, ты пойди вон!» — «Врешь, это мой овин, пришелец ты этакий! Ступай же скорей!» — «Убирайся сам!» А ребенок во сне стонет, тяжело дышит. Думал, думал дядя Глеб, да и решился. Взял шест, которым поправляли снопы, разжег докрасна острый конец и вылез из ямы. Выбрал того из овинников, который был подальше (это, мол, чужой, а тот, что поближе, должен быть хозяин), прицелился — да пырь его прямо в глаз. Батюшки! Уж какой пошел стон и вопль, а другой так-то себе хохочет, настоящее светопреставление! Уж и мальчишка встрепенулся во сне, вскочил. «Дедушка, дедушка! Что это такое?» — шептал он, трясясь всем телом. «Тсс! Нишкни, парень, молчи только да твори молитву». И вот поутихло немного, и слышно было, как кто-то со стоном, плачем и угрозой как будто все больше и больше отдалялся, и отголосок его скоро исчез около леса. А другой тоже пропал, а прежде все ходил около ямы, ластился и мурлыкал, как кот, которого гладят по спине. «Ну, слава Богу! Все прошло. Только ты смотри — никому ни гугу, а тем паче матери с бабкой! Эти сороки везде протрещат, и тогда сохрани Боже! А будешь молчать, все пойдет хорошо».

И действительно, овин дедушки Глеба с тех пор как будто находился под чьим-то особенным хранением. У других то хлеб повытаскивают, то зерно пересушат, то, сохрани, Господи, всякого от греха, и овин сгорит дотла — а у дедушки Глеба все хорошо да хорошо.

И парни, и старики, и бабенки стерегут кто попало и проспят ночь-ноченскую напролет, а ничего, все своим чередом идет — и дрова хорошо горят, и несчастья никакого нет! Только проснется который из них, слышит, кто-то хлопочет да пыхтит около печки, дрова подкладывает. А раз как-то проснулся тот же парень, который тогда уже добрым мужиком стал, видит — пни еловые слишком сильно трещали, в углу так искры и падали — только по тем искрам кто-то ходит, ходит да и давит тяжелой ногой, а никого не видать. И вмиг потухли все искры, и все пришло в прежний порядок!

Домашние животные поселянина также имеют своих особых покровителей. У одних корова пришлась ко двору, между тем как на другую домовой напускает худобу, болезни, томность, так что и корм не в корм. Разве нет у этих странных, прихотливых существ, называемых домовыми, любимой лошади, которую они холят, расчесывают и заплетают ей гриву; другая, бедняжка, всю ночь пробьется под тяжестью невидимого седока, а поутру огорченный хозяин находит ее всю в мыле, с всклокоченной, спутанной гривой и трепещущую всем телом.

Что касается жилищ, посещаемых привидениями — не говоря уже о тех, что пользуются в этом отношении особой славой, — то нет на Руси дома, который, разумеется по мнению простолюдинов, не имел бы своего домового и, следовательно, жители которого не могли бы рассказать о целом ряде трепещущих ночных драм, совершающихся во мраке. Это действительно другая, ночная жизнь природы, жизнь, которая в полном разгаре тогда, когда прекращается движение и шум жизни дневной, жизни при солнечном свете. Сколько таких рассказов слыхали мы в детстве, в длинный осенний вечер, сидя возле оракула домашнего очага, старушки няни. Так, в нашем старом доме, в немецкой слободе,[3] водились привидения, но на то имелись достаточные причины: дома эти были перестроены из обгоревшей кирхи, от которой уцелели толстые, массивные стены. В подвале еще попадались остатки древних могильных камней, а где же и показываться привидениям, как не на кладбище? Зато самой мне не раз случалось слышать от старой няни рассказы, как в полночь в большой зале показывались немецкие пасторы в черной одежде с белыми окраинами, со свечами в руках или с книгой под мышкой. Походив по залу, они торжественной процессией отправлялись в сад, всегда через один и тот же угол комнаты, и исчезали у окон подвала. Но тут же, на дворе, стоял флигель совершенно новой постройки. Он был разделен на две половины: в одной помещалась людская и кухня, в другой жили дети с няньками и мамками. В нем также происходили сцены, где действующими лицами были жители нездешнего мира. «Однажды, — так мне рассказывала участница происшествия, умная, по-своему довольно образованная, или, как они выражаются, бывалая, женщина, — дети давно уже почивали, и мы все улеглись около них на полу. А ночь была довольно темная — только-только можно было различить человека. Мне что-то не спалось и вздумалось взглянуть в окна, не затворенные ставнями. Смотрю — в комнату глядит кто-то высокий и страшный, голова огромная, а лицо или морда какого-то животного, разобрать нельзя. Глаза сверкают! Так у меня сердце и замерло. Лежу да смотрю — до смерти страшно, а глаз оторвать не могу! Вот и зову тихонько: „Нянюшка-голубушка, взгляни в окно, что это там такое?“ А няня мне: „Молчи, девка, ни слова не промолвь, а закрой глаза да сотвори молитву!“ Параша лежала возле меня, и она: „Матушка, Авдотья Сергеевна, ведь и я тоже вижу. Господи, что это с нами будет!“ — „Говорю тебе, дура, молчи, не тронь! С нами крестная сила! Не дразни его!“ Мы с Парашей послушались, закрыли глаза — лежим. Под конец уж невмоготу стало, в пот бросило, взглянули — ничего нет! Слава тебе, Господи! Как гора с плеч свалилась!