Василий Росляков - Последняя война

• Название: Последняя война
• Автор: Василий Росляков
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

- Ну, будет, Катюха, не маленькая, - строго сказала хозяйка.

Володьку Славка взял на руки. Малыш не вспоминал уже своего присловья - тут бомбят и там бомбят.

- Слава, ты смегть фашизму? - спросил он Славку.

- Правильно, Володя, так отряд называется.

- А папка тоже смегть фашизму?

- И папка тоже.

- И дтугие дяди смегть фашизму?

- Да, Володя, весь наш отряд.

Получив ответ на свои вопросы, Володька только после этого обнял Славку за шею и сдавил сколько было сил.

За столом, вокруг картошки, подрумяненной на вольном духу в печке, обменивались новостями, у кого что накопилось.

- Твои, - сказала хозяйка о мамаше Сазонихе с ребятами и Танькой, - к брату переехали в Дворики, дед глухой сгорел. В погреб не захотел лезть и сгорел вместе с хатой. Девки с матерью живут там, в погребе.

- Ты, мать, про Марафета скажи, - перебил ее дядя Петя.

- Марафета, Слава, повесили.

- Кто? - удивился Славка.

- Они, кто же еще. Самого, жену его и двоих детей, всех вместе повесили перед станцией. Три дня висели. На нем надета была фанерка "главный партизан". Не думали, что Марафета повесят.

- Хотел между трех огней прожить, - вспомнил Славка Марафетовы слова. - А вы как тут? - спросил дядю Петю.

- Пужаем их понемногу. То машину перестренем, то обоз какой, один раз пленных привели, двоих.

- Ну и куда их?

- А куда ж, унистожили.

- Не женился, Слава? - перевела хозяйка на другое.

- Что вы? Кто же сейчас женится? - Славка не любил такие разговоры.

- Мало ль у вас партизанок. Вон Катерина записалась, так и другие.

- Мама! - Катя посмотрела на мать, и та замолчала.

8

Первый день комплектовали боевые группы. Одна за другой они уходили на задания. После Дебринки Славка определился как пулеметчик, поэтому Арефий назначил его в группу, которая отправлялась в засаду на большак. Идти нужно было далеко. В первый день запасались провизией, отдыхали. Старшим группы был Васька Кавалерист. У Васьки, огромного сутулого детины, были кривые ноги, как у настоящего кавалериста, и длинные, с тяжелыми кистями руки, ниже колен. Ваську хорошо знали в отряде. Он был в некотором роде даже знаменит. Как-то так получилось, что он стал специализироваться по истреблению старост и других предателей, работавших на немцев. Делал это Васька лихо, с жестокой выдумкой, потом долго рассказывал о своих операциях всем и каждому. На подобные дела ходил он всегда один. Вторым пунктом его славы были женщины, согласно его собственной терминологии бабы. О них он тоже рассказывал всем и каждому, при этом на хрящеватом его лице оживлялся хрящеватый же нос, вздувались ноздри, граблями-ручищами показывал он, как брал этих баб.

- Я ее как возьму вот эдак... и она у меня дышать перестает.

Славке Васька был неприятен, хотя по храбрости с Васькой никто не мог сравниться, этот человек совершенно не понимал страха.

Васька не интересовался, как к нему кто относится. Ему было на это наплевать. Также и о Славкиной неприязни он не знал и не хотел знать. В дороге он подошел к нему, отнял пулемет.

- Давай-ка, отдохни немного.

Было похоже, что ко всем людям он относился одинаково, жалел всех подряд за их физическое несовершенство. Сам же он был совершенством. Кривоног был сильно и ладно, ничем с земли сбить его нельзя было, высок и сутул тоже ладно, тяжелые руки висели ниже колен ладно, таили страшную силу. Он мог одной рукой задушить человека, сутулой спиной поднять лошадь, ловко двигался, рубил дерево, винтовка в его руках была детской игрушкой.

- Фрицев, - говорил он дорогой, - надо стрелять всех до одного, они не виноваты, их пригнали сюда, но мы больше не виноваты, - значит, надо их стрелять.

Славка и все другие слушали рассуждения Кавалериста, не спорили, возражал один Витя Кузьмичев.

- О! - баском восклицал Витя. - Как же не виноваты? Жгут наших, вешают, а не виноваты.

- Они не сами вешают, - стоял на своем Васька, - их заставляют.

- О! - не соглашался Витя. - Заставляют их на фронте, а тут кто их заставляет детей жечь или в колодец бросать?

- Гитлер так устроил в своем государстве, что все у них зверями делаются. Как устроил? Это секрет. Никто не знает. Даже Сталин не знает.

- Это почему?

- А потому, если б мы знали, то рассекретили, и ихний бы пролетариат встал бы против Гитлера, не пошел бы против нас. Раз он пошел, значит, секрет у него, у Гитлера. Фрицев всех стрелять надо. Понял?

- Это я и без тебя понял.

- А ты пойми окончательно. А вот наших сук, предателей, стрелять не надо, это им незаслуженный почет, их надо во как. - Васька сгреб рукой воздух, сдавил его, вроде чью-то шею сдавил, потом приподнял немного и отбросил в сторону. - Понял? Чтоб ни звука не было.

Ночевали в деревне, где не было ни партизан, ни немцев, ни полиции. К обеду вышли к большаку, залегли. Ругался потом Васька, что не обоз попался, не колонна, а всего три машины. Хотел пропустить, но это расходилось с его понятиями об этой войне, пропускать было нельзя. Он бросил гранату под первую машину; когда граната взорвалась, вышел на дорогу, стал на пути перед остановившимися машинами, поднял автомат и закричал:

- Вылезай!

Никогда этого с немцами не было. Они всегда, в любых условиях сопротивлялись. Но тут, на Васькино везенье, машины шли пустые, уже выгрузились или шли еще за грузом, и в каждой из них было только по два фашиста, шофер и сопровождающий. И все они, в том числе и из первой, искореженной машины, послушно повылазили на дорогу, подняли руки. Васька выстроил их поперек шоссе, обезоружил и по одному из автомата перестрелял. Оставил только последнего, шестого. Подошел к нему, взял за ворот шинели и кулаком ударил по голове. И у этого немца, наверно, лопнул череп.

Машины подожгли. Васька сказал, что это не операция, что возвращаться они не могут, шли так далеко не за этим, но оставаться на месте тоже не было смысла. И группа передвинулась вдоль большака в новый район.

- Ты не имеешь права так поступать, - сказал Славка Кавалеристу, когда углубились в лес.

- Как, Холопов? - ничуть не обидевшись, спросил Васька.

- А так. - Славка хотел сказать, но почему-то не сказал.

- Ну, как, Холопов?

- А выходить на дорогу, - вывернулся Славка, - может, не уверен был, может, струсил неизвестно отчего. - Убьют, а мы отвечать будем.

- Я тут командир, - спокойно ответил Васька.

В другом месте и точно попали на колонну. Завязался настоящий бой, даже потери были, ранило самого Кавалериста. Правда, ранило смешно, пулей оборвало мочку левого Васькиного уха.

Он оказался не только лихим командиром, но и сметливым, расчетливым. Засаду расположил так: растянул вдоль большака цепочкой, по одному. Первым считался тот, с чьей стороны покажется колонна, первый должен пропустить машин семь, восемь, если это будет колонна, затем по команде первого все должны одновременно бросать гранаты.

Три машины были опрокинуты взрывом, четыре машины подожжены зажигательными немецкими пулями. Потом ранило Ваську в ухо. Он стал прикладывать снег, прикладывал, бросал, снова доставал из-под наста чистого снегу, но кровь не останавливалась, тогда он плюнул, спустил шапку-ушанку и подвязал под подбородком, - пусть там, под шапкой, льется, небось перестанет. Сам же от злости подполз к Славке, который бешено строчил из пулемета, потому что его пугала непривычная близость противника. Васька подполз, отодвинул Славку, сам залег за пулемет, хотелось ему душу отвести. Но к искореженной колонне подходила новая, немцы сразу разобрались в обстановке, обрушили на партизан страшный огонь, и Васька приказал отходить. Опять, как в Дебринке, Славка прикрывал отход своим пулеметом, потом прикрывали его, потом он снова ложился и стрелял до тех пор, пока последний из партизан не прошел мимо него. В глубь леса немцы не посмели пойти.

На обратной дороге, когда были уже в безопасности, Васька отодрал присохшую к уху ушанку, ребята заставили его перевязаться. Тот, кто обматывал бинт вокруг головы, сказал:

- Один бы сантиметр, от силы полтора, и тебя бы уже не было на свете.

- Какой там полтора, тут и одного бы хватило, - возразил ему другой парень. Он зашел с левой стороны и уточнил: - Пять миллиметров - и было бы точно. А вот в судьбу не верют, есть судьба, а то бы пять всего миллиметров, и крышка.

Васька поглядел на всех сверху вниз, снисходительно улыбнулся.

- Знатоки, - сказал он и матерно выругался. - Я же голову принял правей, надо было поболе принять, и этого ничего б не было.

- О! - воскликнул Витя, ему было ужасно весело. - Ты что, пулю видел, да?

- Если б не видел, то голову не принял бы, - спокойно ответил Васька.

- Ха, - сказал Витя, и ему стало совсем смешно. - У нас командирам здорово везет, Арефия в пятку ранило, тебя, Вась, в ухо вон. Специально, что ли?

- Специально, Витя. Гляди, как бы она тебя в другое какое место не тюкнула. Тогда посмеешься по-другому, красным смехом.

- Не каркай, командир, нехорошо.