Дмитрий Вересов - Дальний берег Нила

• Название: Дальний берег Нила
• Автор: Дмитрий Вересов
• Жанр: Русское современное
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-271-41326-1, 978-5-9725-2232-3

Франция – счастливый молодожен Нил Баренцев, вчерашний студент и почти диссидент, знакомится с прелестями свободной заграничной жизни и издержками французской любви.

Америка – у заботливого мужа и рачительного хозяина Нила Баренцева масса времени, чтобы понять, что же ему действительно нужно из всего того, что новый мир ему предлагает.

Две страны – две женщины. Одну он пытался спасти от смерти, другая вернет его к жизни.

---

Доктор хмыкнул, но в ванную вышел…

Безропотно вытерпев процедуру и проводив доктора, Таня оделась по-прогулочному – белая блузка с коротким рукавом, широкая серая юбка-миди, белые «пумы» на толстой подошве – и спустилась в зал, расположенный, как она и предполагала, за застекленной красной дверью, откуда вчера выла скрипка.

Вдоль внешней стены с тремя высокими окошками по отлогой дуге тянулась скамья, обитая красным плюшем. Перед скамьей стояло пять-шесть овальных столиков с придвинутыми стульями, тоже обтянутыми красным. К внутренней стене примыкала стойка, за которой колдовал Джулиан в поварской курточке, а чуть дальше – небольшая пустая эстрада. Перед стойкой высился ряд высоких круглых табуреток, на одной из которых сидела спиной к залу растрепанная пышнозадая блондинка. За самым дальним столиком, около двери – точной копии той, в которую вошла Таня, – сидела вчерашняя китаянка и о чем-то оживленно болтала с миниатюрной соседкой, лица которой Таня не видела. Чуть ближе в гордом одиночестве восседал худой и лысоватый пожилой мужчина с лисьей мордочкой. Сгорбившись, почти уткнув в тарелку длинный нос, он сосредоточенно ковырялся вилкой. На скамье возле третьего столика в изломанной позе полулежала очень тощая и невероятно бледная дама со взбитой темной прической и огромными трагическими глазами, которые казались еще огромнее в обрамлении черных синяков. На стуле, лицом к Тане, за тем же столиком разместилась еще одна женщина – широкоплечая, черноволосая, жилистая, с плоским, глуповатым крестьянским лицом. Тети Поппи не было видно.

С ближайшего столика Тане замахал рукой Дарлинг.

– А, вот и ты. Добро пожаловать. Ланчи выдают вон там. – Он ткнул пальцем в направлении стойки и Джулиана.

Таня прошла к стойке, спиной уловив на себе взгляды всех присутствующих, и встала напротив Джулиана.

– Доброе утро, мэм, – скривив толстые губы (и как только умудрился?) в некоем подобии улыбки, бросил Джулиан. – Йогурт, апельсин, рисовые хлопья с молочком, ореховые хлопья с молочком, яичница с беконом, сосиска, булочка, джем, масло, кекс, кофе, чай, сливки, сахар?

– Добрый день, Джулиан! – громко и приветливо произнесла Таня. – Все, кроме чая… и, пожалуй, хлопьев.

Его улыбка сделалась более отчетливой.

– Да, мэм.

Он поставил на стойку поднос и принялся проворно закидывать на него всю снедь, перечисленную, а точнее, не перечисленную Таней. Она с трудом донесла переполненный поднос до столика. Дарлинг хмуро смотрел, как она разгружает еду.

– У тебя десять минут, – сказал он. – Мы едем на вернисаж.

– Прости, на что? – И подумать не могла, что он, оказывается, интересуется искусством.

– Выставка в художественной галерее, – пояснил он. – За нами заедут.

Она успела и доесть, и спокойно выкурить первую, самую сладкую, сигаретку. Дарлинг сидел как на иголках, дергал головой на каждый звук, доносящийся с улицы. Наконец, когда оттуда промурлыкал три ноты автомобильный клаксон, он с заметным облегчением встал и буркнул Тане:

– Пошли.

У подъезда стояла доподлинная «антилопа-гну», словно только сейчас съехавшая с трассы Удоев – Черноморск, или как там было у классиков. Колымага, изобретательно склепанная из разных подручных материалов на основе древнего «шевроле» с откидным верхом. И парочка в ней восседала довольно живописная. Юноша томный, тоненький, кудрявенький, чистенький, в бархатном костюмчике, а за рулем – бородатый, широкий, в драном свитере, настоящий пират. От первого, как и следовало ожидать, несло розовой водой, от второго – потом и вонючим табаком. На Таню они прореагировали по-разному. Юноша состроил недовольную физиономию, а бородатый плотоядно оскалился.

– Эй, Дарлинг, эта бимба с нами? – крикнул он.

Юноша дернул его за рукав, и бородатый замолчал.

– Это Таня, она из России, – сказал Дарлинг, подведя ее к антикварному авто.

– О, Россия! – восторженно заорал бородатый. – Я Иван Ужасный!

– На самом деле его зовут Бутч Бакстер, – индифферентно проговорил Дарлинг.

– А это Стив Дорки, – сказал Бакстер, едва не задев пальцем аккуратный носик томного юноши.

– Рад познакомиться, – кисло отреагировал тот; определенно врал.

В дороге Иван Ужасный порывался занять Таню бессвязным рассказом о крысах, якобы нападающих на пассажиров и служащих лондонского метро. Дорки и Дарлинг угрюмо молчали. Таня отделывалась короткими репликами, а больше смотрела по сторонам, вбирая в себя новые городские пейзажи. Ньюгейт, Уайтчепел, потом знакомые очертания Тауэра.

Остановились в виду собора Святого Павла, возле самого задрипанного здания в строю домов, в целом весьма пристойных.

– И это называется выставка в Барбикан-центре? – с надменной миной осведомился кучерявый Дорки.

– Ну рядом, – примирительно сказал Иван Ужасный и потащил их в подвал, скрывающийся за стеклянной дверью.

Там их тут же осыпал конфетти какой-то явно бухой арлекин.

– Fuck! – в сердцах высказался Дорки.

Иван же Ужасный обхватил арлекина за плечи и уволок куда-то в глубь подвала, а к ним тут же подошла на редкость плоская дева в зеленых очках и дырявой кастрюле на голове. Из дырки торчал унылый плюмаж из пакли.

– You Godney fgends?[14] – произнесла она с вопросительной интонацией. Таня не поняла, но вопрос, судя по всему, был чисто риторический, поскольку дева тут же вцепилась в рукав несколько оторопевшему Дарлингу и потащила за собой. Таня и Стив Дорки переглянулись и пошли следом. Через несколько шагов к ним присоединился Иван Ужасный с бумажным стаканчиком в волосатой лапе.

– Родни верен себе, – довольно пророкотал он. – Здесь угощают абсентом.

– Насколько я знаю, производство настоящего абсента запрещено еще в начале века, – заметила Таня. – Скорее всего, это обычная полынная настойка.

– И, судя по запаху, дрянная, – подхватил Дорки.

– Сойдет, – заявил Иван Ужасный и залпом выпил.

Вернисаж сразу же произвел на Таню впечатление удручающее. На плохо отштукатуренных стенах ровным рядком висело с десяток картин, отличающихся друг от друга только цветом. На каждой был обозначен весьма условный контур женщины, без рук, но с широко разведенными толстыми ногами, между которыми, приклеенные прямо к холсту, свисали крашеные мочалки. Такая же условная баба маялась на черно-белом плакате в компании кривых букв: «Rodney DeBoile. The Essence of Femininity»[15].

– Мочалкин блюз, – прошептала Таня по-русски.

– Что? – спросил стоящий рядом Дарлинг.

– Так, ничего. – Она не знала, как по-английски будет «мочалка». Более того, еще четверть часа назад она вполне искренне считала, что таковой предмет англичанам не известен вовсе. – Пошли отсюда, а?

Но тут Иван Ужасный подвел к ним исхудалого христосика с безумными глазами, обряженного в бесформенный серый балахон.

– А вот и Родни! – объявил он. – А это мой добрый приятель Аполло и его телка.

– Я его жена, – бесстрастно уточнила Таня.

Но извиняться он и не подумал.

– Польщен вниманием прессы, – ломким тоненьким голосочком произнес Родни Де Бойл. – Над произведениями, составившими эту экспозицию, я работал с октября…

– Родни, детка, это не пресса, – оборвал его Иван Ужасный.

Мочалочный списатель посмотрел на него укоризненно и растерянно.

– Что ж ты, Бутч? Где твой репортер?

– Ребята, вы Стива не видели? – обратился к ним Иван Ужасный.

Дарлинг молча пожал плечами, а Таня не без злорадства сказала:

– Смылся твой Стив. Не выдержал этой бездарной жути.

Мощный кулак Ивана Ужасного вылетел вперед столь стремительно, что всей Таниной реакции хватило лишь на то, чтобы отклонить голову. Кулак мазнул по волосам и впилился в стену. Бородач взвыл, прижимая к груди поврежденную руку. Дарлинг, стоявший как истукан, вдруг зашелся визгливым, истеричным смехом.

– Сука! – прошипел Иван Ужасный, адресуясь почему-то не к Тане, а к Дарлингу.

– Заткнись! – рявкнула на него Таня и обернулась к готовому зарыдать художнику: – А ты, мелкий гений, не кручинься, что за вернисаж без скандала?

Посетители галереи смотрели не на картины, а на них, но чувств своих никак не проявляли.

– Пойдем, – Таня взяла Дарлинга за руку. – Лучше Святого Павла посмотрим. Я там еще не была…

После собора они зашли в паб на Стрэнде и перекусили салатом сальмагунди под светлый английский эль. В пабе было уютно, уходить отсюда не хотелось.

– Что за Бакстер? – нарушила молчание Таня.

– Подонок, – лаконично ответил Дарлинг.

– Что ж ты с подонками-то водишься?

– Я ему деньги был должен. Теперь все. Утром еще отдал, пока ты спала.

– Из моего приданого? – медовым голоском осведомилась Таня.

Дарлинг промолчал. Таня тоже воздержалась от продолжения темы.

Ее английский супруг был ей не вполне понятен, а если честно – непонятен вовсе. Ясно, конечно, что личность довольно ничтожная, но, коль скоро многое в ее жизни на данном этапе от этой личности зависит, надо бы поточнее определить меру ничтожности, выявить слабину; установить для себя, надо ли ждать от него подлянки, и если да, то какой именно. Но очень, очень осторожно. Игра-то ведется на его поле.