Анатолий Гуревич - Разведка - это не игра. Мемуары советского резидента Кента.

• Название: Разведка - это не игра. Мемуары советского резидента Кента.
• Автор: Анатолий Гуревич
• Издательство: Нестор
• Жанр: История
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-303-00304-0

Мемуары выдающегося советского военного разведчика – резидента в Бельгии и во Франции накануне и в годы Второй мировой войны Кента (A.M. Гуревича) охватывают период почти всего XX в. Автор подробно описывает события в Ленинграде, в СССР в 1920–1930-е гг., войну в Испании, в которой он принимал участие в звании лейтенанта Республиканской армии, свою разведывательную деятельность в Бельгии и во Франции, а также последующий период жизни, в том числе и более чем двенадцатилетнее пребывание в советских лагерях.

Книга представляет интерес для широкого круга читателей, а также для историков, психологов, филологов и других специалистов.

---

Я думаю, что любому читателю должно быть понятно, что каждый человек, услышав о том, что его поведение в карательных органах фашистской Германии должно привести его к верной смерти, мог бы оцепенеть и задуматься, следует ли ему идти и дальше на верную смерть. В то же время я над этим вопросом не задумывался нисколько. Считал, что избранный путь моего поведения в гестапо, безусловно, должен закончиться именно смертной казнью. Однако другого выхода я не видел и должен был делать все от меня в какой-то мере зависящее, чтобы продолжать приносить пользу моей Родине. Да, я хотел жить, но мне уже приходилось рисковать своей жизнью, находясь рядом с командиром испанской подводной лодки С-4 Иваном Алексеевичем Бурмистровым.

Разница заключалась лишь в том, что тогда я действовал как советский доброволец, следуя примеру моего командира. Сейчас обстановка была более сложной, а кроме того, я не имел права никогда забывать, что перед отъездом на разведывательную работу я принес присягу, что буду всегда верно служить Советскому Союзу.

Выслушав предложение Гиринга, прежде всего я решил задать ему волновавший меня вопрос: «Почему данное в Берлине Маргарет Барча обещание о ее немедленном освобождении при прибытии в Париж не выполнено и она продолжает содержаться в ужасной тюрьме Френ?»

При этом я подчеркнул, что, судя по камере, в которой я нахожусь, по господствующему в тюрьме режиму, наше положение несравнимо с тем, которое мы испытывали в Берлине, хотя тоже были в тяжелых условиях.

Гиринг, пытаясь, видимо, оправдать свои действия, а быть может, и говоря правду, ответил мне, что ему ничего не известно о данном в Берлине обещании мадам Барча. Он еще раз подчеркнул, что не только мое положение во время нахождения в гестапо, но, соответственно, и положение мадам целиком и полностью зависит от того решения, которое приму я.

В кабинете Карла Гиринга во время нашего с ним разговора находился только один из сотрудников зондеркоманды Вилли Берг, помощник и друг Гиринга. Он как-то изменился за эти пару месяцев, с тех пор как я его увидел в первый раз во время моего нахождения в Бреендонке. Сидел он тихо и внимательно прислушивался, не проронив ни слова.

В основном наш разговор с Карлом Гирингом касался только его желания, чтобы я принял участие в радиоигре. Пока не было задано ни одного вопроса, который можно было бы считать продолжением моего допроса. У меня сложилось странное впечатление не только о внешнем виде Берга, но и самого начальника зондеркоманды. Он тоже резко изменился. Я предполагал, что на него и на его помощника свалилось слишком много работы. Тогда я еще не знал, что Карл Гиринг тяжело болен, что у него очень тяжелая болезнь – рак горла. Именно поэтому у него был очень странный голос, и он, не стесняясь меня, заключенного, время от времени вставал и, подходя к стоящему в углу столику, выпивал рюмку коньяку. В отличие от первой нашей встречи он не предлагал мне ни разу выпить вместе с ним.

Наш разговор закончился тем, что я выразил мое несогласие участвовать в какой-то мне абсолютно непонятной игре «гестапо – "Центр"», якобы проводимой совместно с Треппером. Что касается моего поведения во время проводимого следствия, то я еще раз подчеркнул, что не мог внести никакой ясности во многие вопросы, так как после моего отъезда из Бельгии в период проживания в Марселе не занимался разведывательной деятельностью, а принял решение навсегда остаться за рубежом.

Гиринг не дал мне возможности продолжать объяснения и, перебив, в непривычной для меня резкой форме начал осуждать за то, что я продолжаю давать ложные показания. Так Гиринг со мной никогда еще не разговаривал. Прервав меня, криминальный советник прямо заявил, что сейчас у гестапо появились доказательства в ложности моих показаний, ранее данных. Показаниями ведущего советского разведчика Леопольда Треппера уже доказано, что Кент продолжал свою разведывательную деятельность, находясь в Марселе, создал там резидентуру и даже встречался с представительницей итальянской (думаю, что я не ошибаюсь) Компартии.

Кроме того, еще в более резкой форме Гиринг обвинил меня и в том, что я пытался запутать следствие гестапо, заявляя, что не принадлежу к военной разведке Советского Союза. Леопольд Треппер на следствии утверждал обратное, заявляя, что с первого дня моего пребывания в Брюсселе отлично знал, что я был завербован именно советской разведкой и меня принимали в ГРУ, которое организовало мою подготовку к будущей работе.

Гиринг почему-то не считал нужным ссылаться конкретно на показания других арестованных, тоже разоблачающих меня. Однако я мог понять, что он имел в виду показания Макарова, Избутского, Гроссфогеля, Каца и других.

Он высказал свое удивление, а может быть, просто упрек в мой адрес, говоря о том, что я, молодой человек, рискуя своей жизнью, отказываюсь сотрудничать с немцами, в то время как более опытный разведчик держится на следствии по-иному.

Криминальный советник не прекращал убеждать, видимо с целью заставить меня задуматься над его предложением сотрудничать с гестапо. Он начал приводить примеры показаний Треппера, способные меня разоблачить. В частности, он указал и о моей поездке в Швейцарию для встречи с резидентом советской разведки в Женеве и восстановления его связи с Директором, о том, что я переводил деньги из Брюсселя в Женеву на имя этого резидента. Из сказанного я мог понять, что действительно Леопольд Треппер дает показания, разоблачающие меня. Только он и я знали об этом, так как задание было получено еще в начале 1940 г. в письменной форме, в опечатанном конверте через «Метро», то есть через Большакова. То, что Гиринг не назвал фамилию резидента в Швейцарии, убедило меня, однако, что Отто просто не запомнил ее, а отчет об этой поездке я лично передавал в «Метро» для отправки в «Центр». Удивило меня то, что Гиринг не останавливался более подробно на этом вопросе. Только позднее я смог объяснить себе, что к этому вопросу вернутся еще во время проводимого следствия, чтобы зафиксировать в следственном протоколе. Эта беседа с криминальным советником не фиксировалась.

Вернувшись снова к вопросу о желательности моего сотрудничества с гестапо, мой собеседник еще раз подчеркнул, что от моего решения, только от моего решения будет зависеть, удастся ли мне спасти жизнь и улучшить положение во время нахождения в тюрьме. Он подчеркнул, что возможность улучшить положение во время заключения касается не только меня лично, но и Маргарет Барча.

Принесли обед, я, признаюсь, ел нехотя, так как нервы были напряжены до предела. Берг продолжал молчать, не мешал есть, не мешал задаваемыми вопросами и Гиринг. Только после обеда беседа была продолжена. Мне было еще раз подчеркнуто, что из всех арестованных в Бельгии и во Франции именно я нанес самый большой ущерб Германии, и не только моей поездкой в Берлин, но и передаваемой из Брюсселя собранной мною важной информацией. Доказательства этому уже собраны почти полностью, так как в руках гестапо имеются сотни расшифрованных радиограмм, которые передавались мною в «Центр» в течение 1941 г. Кроме того, уже доказано, утвердительно заявил начальник зондеркоманды, что созданные именно при моем участии фирма «Симекско» в Брюсселе и ее филиал «Симекс» в Париже помимо создания возможности проведения усиленной разведывательной деятельности еще и обеспечили наши резидентуры крупными денежными вложениями.

Наша встреча закончилась тем, что передо мной еще раз был поставлен вопрос о моем желательном сотрудничестве с гестапо. В том случае, если я буду продолжать от этого отказываться, мне предстоит продолжать находиться в тюрьме Френ и я буду подвергаться настойчивым допросам сотрудниками зондеркоманды. Под понятием «настойчивые допросы» я, признаюсь, понимал применение пыток.

На автомашине довольно поздно вечером я был доставлен в тюрьму Френ. Несколько дней провел в тяжелых условиях в своей камере с круглосуточным ношением наручников. Видимо, Гиринг решил дать мне возможность осмыслить его предложение о сотрудничестве. Я мог только предполагать, что это сотрудничество должно выражаться только в выдаче наших разведчиков и источников, то есть в прямом предательстве по отношению к лицам, настроенным против нацистов, сотрудничавших с советской разведкой. На это я согласиться не мог. Я не мог забыть, что из-за меня уже страдает абсолютно невиновная Маргарет.

Совершенно неожиданно для меня надзиратели распорядились, чтобы я подготовился к вызову в гестапо. Вскоре на автомашине я был под усиленным конвоем и даже с надетым на голову капюшоном доставлен на рю де Соссэ. Опять меня препроводили в кабинет Гиринга, где находился еще один человек, которого я увидел впервые.

Гиринг спокойно спросил: «Итак, слушаю ваше решение. К какому выводу вы пришли? Принимаете ли вы наше предложение?»