Сергей Беляков - Сборник критических статей Сергея Белякова

• Название: Сборник критических статей Сергея Белякова
• Автор: Сергей Беляков
• Жанр: Критика

Сборник критических статей Сергея Белякова.

---

Конечно, Анна Григорьевна и Федор Михайлович не всегда были единодушны в оценках: “Федя начал по обыкновению ругать немцев”[207], — пишет госпожа Достоевская. Федор Михайлович бранил немцев часто и, видимо, охотно. Даже Анна Григорьевна, вполне разделявшая убеждения мужа, призналась, что это и ей порядком наскучило[208]. Более того, Достоевский находил особое удовольствие в том, чтобы ругать немцев в глазах[209]. Анне Григорьевне даже приходилось защищать немцев, когда нападки на них становились особенно несправедливы[210].

И всё-таки у супругов особых расхождений “по национальному вопросу” не было: оба соглашались с тем, что хотя между немцами и “найдутся люди, которые будут не хуже русских, но в большинстве это ужасные мошенники”[211]. Эта цитата, на мой взгляд, служит выводом, органично следующим из всего того, что супруги Достоевские высказали о немцах, да и о швейцарцах. Тут я позволю себе и завершить повествование о романтическом путешествии четы русских националистов по Германии и Швейцарии, оставив объяснение феномена германофобии Достоевских на следующую главу.

Несколько незаконченных выводов о бытовом национализме

Неприязнь Ф.М. Достоевского к Европе и европейцам иногда объясняют мировоззренческими и философско-идеологическими мотивами, его отвращением к буржуазной культуре с её культом наживы, ведущим к забвению христианских ценностей, идеалов, к прогрессирующей бездуховности, триумфу индивидуализма и т. д. Действительно, именно эти пороки западной цивилизации Достоевский критиковал в “Зимних заметках о летних впечатлениях” (1863 г.), созданных под влиянием его первой заграничной поездки; и в “Дневнике писателя”; и во многих художественных произведениях. Но какое отношение всё это имеет к грубым нападкам на немцев, которые на страницах дневника Анны Григорьевны и писем Достоевского предстают нацией идиотов и жуликов? “Дневник писателя” и “Зимние заметки” содержат немало критических пассажей в адрес западной цивилизации. Но критика Запада здесь — это прежде всего критика социального устройства, негативных черт западного общества: социальных контрастов, соседства роскоши с нищетой; ханжества буржуа и лизоблюдства лакеев (в широком смысле слова), их обслуживающих; индивидуализма; западного христианства и общего упадка религиозности в Европе. Вместе с тем в “Дневнике писателя” Фёдор Михайлович восхищается немецким трудолюбием[212] (а в дневнике Анны Григорьевны — ни одной похвалы), называет немцев (эту нацию глупцов и мошенников, если судить по дневнику и письмам) “великим, гордым и особым народом”[213]. Что касается Анны Григорьевны, то она в своих мемуарах писала вовсе не о “немецких харях”, “глупых патриотах”, не о беспросветной глупости немцев, а, в худшем случае, об “основательности и некоторой тяжеловесности немецкого ума”[214].

Словом, в публицистике Достоевский предстает мудрым и трезвым наблюдателем, который находит в Европе и дурные, и хорошие черты. Его критика может быть едкой, но всегда великолепно аргументированной и нередко справедливой. Он с неприязнью отзывается о буржуазных порядках, не обращая свой гнев на европейские народы. Сравним с этим грубые, ни на чём, кроме раздражения, не основанные нападки в дневнике и письмах. Ведь в них Федор Михайлович и Анна Григорьевна ругали немцев отнюдь не за индивидуализм, не за недостаток “духовного начала” (да и к чему было искать духовность в кельнере или квартирной хозяйке), не за слабую религиозность. Нет! Они обвиняли немцев в том, что те будто бы сплошь дураки и мошенники, уроды и пьяницы. Критика Достоевским немцев (и европейцев вообще) в публицистике и нападки на них в частной жизни принципиально отличаются друг от друга, хотя между ними, я полагаю, существует связь.

Но, может быть, Достоевские не принимали европейскую культуру? “Европейская культура была всегда, с самого Петра, ненавистна и во многом… сказывалась чуждой русской душе… русская душа хоть и бессознательно, а протестовала во имя своего разума, своего русского подавленного начала”, — писал Достоевский в “Дневнике писателя”[215]. Бессознательный протест против европейской культуры, по мнению Достоевского, приводил даже русских западников к стремлению разрушить европейскую цивилизацию (оттого-то они и становились поклонниками социалистических учений, направленных на подрыв основ европейской цивилизации). Пусть так, но что такое русская культура? Как известно, со второй половины XVII века она стала перенимать всё больше элементов культуры европейской. В XVIII веке эти заимствования приняли если не тотальный, то, по крайней мере, широкий характер: от философских систем до фасона одежды, от канонов живописи и литературных жанров до многочисленных деталей быта. В результате культура высших слоев общества (а в XX веке и общества в целом) стала мало отличаться от европейской культуры. Разумеется, полной вестернизации русской культуры не произошло, да и многие западные семена давали на русской почве весьма неожиданные плоды. И всё же во времена Достоевского культура высших слоёв русского общества являлась, скорее, своеобразным вариантом культуры европейской.

Фёдор Михайлович, как и всякий образованный русский человек, был воспитан европейцем. Его любимые писатели — Сервантес и Шекспир, Шиллер и Гофман, Гюго и Бальзак, Диккенс и даже Жорж Занд. Их книги повлияли на его мировоззрение, на творчество. Не случайно первым литературным опытом Достоевского стал перевод “Евгении Гранде” Бальзака. На европейской культуре была воспитана и Анна Григорьевна. В дневнике мы найдём много указаний на то, что читали супруги. Это исключительно европейские авторы: всё те же Диккенс, Гюго, Бальзак, Флобер[216].

В Дрездене Достоевские сделались прилежными посетителями знаменитой Королевской картинной галереи. “Сикстинская Мадонна”, любимая картина Фёдора Михайловича, произвела впечатление и на Анну Григорьевну. Восхищались они и “Динарием кесаря” (“Христос с монетой”) Тициана, “Мадонной” Мурильо (этой “чудесной богиней”, по словам Анны Григорьевны), картинами Клода Лоррена, Ватто, Рембрандта, Гольбейна, Жана Лиотара[217]. В музее Базеля супруги были потрясены картиной Гольбейна-младшего “Мёртвый Христос”. Надо сказать, что ни один русский художник не произвел на Фёдора Михайловича столь глубокого впечатления. В “Дневнике писателя” Достоевский, рассуждая о современной ему русской живописи, хвалит (довольно сдержанно, даже снисходительно) Репина, Маковского, Куинджи, Перова[218], но в похвалах Достоевского “Бурлакам на Волге”, “Виду на Валааме”, “Псаломщикам”, “Охотникам на привале” нет ничего похожего на то восхищение, которое вызывали у него “Сикстинская Мадонна”, “Мёртвый Христос” или “Пейзаж с Ацисом и Галатеей”.

В дневнике Анны Григорьевны мы найдём и похвалы музыке Россини, и почти восторженное описание готического храма в Базеле[219]. Но, пожалуй, наиболее интересный пример отношения к европейской культуре — это посещение госпожой Достоевской католического богослужения. Православная Анна Григорьевна была очарована и католической мессой, и церковным убранством, и особенно пением: “…даже у меня часто проходил холодок по телу при этих дивных звуках”, — писала она. Богослужение ей настолько понравилось, что спустя неделю она вновь посетила католический храм. Фёдор Михайлович не сопровождал жену только потому, что в это время играл на рулетке в Гамбурге[220]. После этого не вызывает удивления настоящее признание в любви к Европе в “Дневнике писателя”: “О, знаете ли вы, господа, как дорога нам, мечтателям-славянофилам… Европа, эта “страна святых чудес”!.. Европа нам второе отечество, — я первый страшно исповедаю это и всегда исповедовал. Европа нам почти так же всем дорога, как Россия”[221].

Европейская культура была не просто близка Достоевским. Они сами принадлежали к этой культуре.

Но как совместить эти гимны Европе с откровенной неприязнью к немцам и швейцарцам? Быть может, они принимали европейскую культуру в её высших формах, но отрицали её на бытовом уровне? Обратимся вновь к нашему источнику. Дневник Анны Григорьевны изобилует бытовыми подробностями, однако лишь немногие из них связаны с нападками на немецкий быт. Однажды Анна Григорьевна “ужасно выбранила” немецкое поливальное устройство, которое чуть было не облило её[222]. В Германии не было варенья и самоваров, это также не понравилось русской путешественнице. Однако эти эпизоды даже не стали поводами для того, чтобы обрушить на немцев обычные обвинения[223]. В большинстве же случаев критика европейского быта сводилась к жалобам на дурно приготовленный кофе, невкусную телятину, чересчур сладкий крем. Опять-таки, поводами для нападок на немцев такие случаи не стали. Впрочем, странно было бы ожидать иной реакции. Европа уже давно перестала быть для русских экзотикой. И в Петербурге, и в Берлине, и в Женеве господа ели холодную телятину с тарелок мейсенского фарфора, и в Москве, и в Дрездене носили шляпы одного фасона и т. п. Сколько-нибудь серьёзных различий в быту высших сословий у русских и немцев не было.