Кирилл Левин - Солдаты вышли из окопов…

• Название: Солдаты вышли из окопов…
• Автор: Кирилл Левин
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: О войне
• Год: 1974

В этом повествовании, названном автором романом-хроникой, на большом историческом, документальном материале раскрывается вся гнилость и обреченность самодержавного строя в России и его основной опоры — царской армии — в период первой мировой войны.

Автору, свидетелю и участнику многих из описываемых событий, с большой убедительностью удается показать разложение правящей верхушки, бездарность царских генералов, бессмысленную муштру и издевательства над солдатами — все то, что заставляло лучших представителей армии встать на путь революции и под руководством партии Ленина свергнуть ненавистный помещичье-буржуазный режим.

---

— Ну, ты, австрияк, много тут ваших?

Тот махнул рукой:

— Я не вем, пан, — я смолокур. Много тут всякого лиха шляется… Вот и вы пришли.

— Легче, — свирепо оборвал его Голицын. — Не знаешь, что ли, как на войне с вашим братом поступают.

— Чхал я на вашу войну! — рассердившись, сказал смолокур. — У меня свое дело, и я никому не мешаю.

Он повернулся и скрылся в лачуге.

— Одичалый… Оставь его! — посоветовал Карцев.

Со стороны поля усилились выстрелы. Тяжелый снаряд с низким, очень сильным гудением пролетел над лесом. Они продолжали двигаться вперед. Голицын присел и за рукав потянул Карцева вниз: между деревьями виднелась белая прогалина, и там, почти теряясь на фоне сосен, стояли три австрийца.

— Заметили… — прошептал Голицын, подымая винтовку. — Стреляй!

Но австрийцы вели себя странно. Один из них, длинный костлявый парень, помахивая поднятой рукой, направился к русским. Винтовка мирно висела у него за плечом. Голицын прицелился.

— Подводят, — хрипел он, — однова так было. Подошли по-мирному, а потом застрелили. Бей в него.

— Погоди, — остановил Карцев, — там их еще двое, не упускай из виду. Эй, вояка, стой!

Австриец остановился.

— Мир! — крикнул он. — Мы хцемы до плена!

И, сложив на землю винтовку с широким штыком, что-то крикнул товарищам. Они поспешно подошли к нему, тоже положили свои винтовки на землю, и все трое направились к русским. На воротнике у длинного была костяная звездочка. Комически подмигнув Карцеву, он показал на нее и объяснил:

— Гефрейтор… — и все трое засмеялись весело, но немного принужденно.

— Чеши, — показал он на себя и товарищей, — працователи, — и, видя, что его не понимают, сделал руками несколько движений, поясняя: — Працовать — работа…

— Стало быть, чехи, работнички, — догадался Голицын, — в плен к нам хотите?

Чех подозрительно посмотрел на него.

— До вас, до вас, — убеждающе сказал он. — У нас плен — плохо, к нам — фе! — он оттопырил по-детски надутые губы и, морщась, пошевелил пальцами. — Кушать нема!..

Карцев рассмеялся.

— Боится, что мы к ним в плен попросимся, — заливаясь хохотом, бормотал он. — Боится, что некому будет их в плен брать. Ну что ж, придется их отвести.

Чех повеселел. Заменяя жестами недостающие слова, он рассказал, как два месяца тому назад в Карпатах столкнулись две партии — русские и австрийцы — и стали сдаваться друг другу в плен. Но австрийцев было больше, и они силой заставили русских вести их к своим.

Чех в полной мере переживал свой рассказ. У него, очевидно, был природный дар чувствовать и изображать смешное. Он мимически показывал разочарование русских и удовлетворение австрийцев, которые под конвоем вели русских до тех пор, пока не дошли до их позиций, и только тогда сдали им свои винтовки. Карцев и Голицын смеялись, представляя себе эту забавную картину.

На них вышел правый боковой дозор разведки под командою Баньки, и тот охотно принял пленных.

— Непременно мне за них Георгия дадут, — хвалился он, забирая под мышку австрийские винтовки. — Скажу, что взял в бою и еще троих пострелял.

Банька, высоко отставляя локоть, крепко пожал руки разведчикам.

Карцев и Голицын продолжали путь. Они вышли на опушку и сейчас же должны были спрятаться в лесу. Немецкие колонны оказались совсем близко, их передовые дозоры, очевидно, уже втянулись в лес.

— Надо к своим пробираться, — беспокойно прошептал Карцев.

Они пошли в глубь леса, держа наготове винтовки, осторожно выглядывая из-за каждого дерева, прежде чем выйти на тропинку. Вдруг совсем близко послышались выстрелы. Разведчики укрылись за толстыми стволами сосен. Топот, выстрелы, стоны близились. Первым выскочил Банька. Он мчался, как гончая, низко пригибаясь к земле, широко раскрывая рот. За ним бежал Самохин, а позади, шагах в тридцати, неслись зеленоватые фигуры германцев. Карцев переглянулся с Голицыным, и оба выстрелили сразу. Два немца упали, двое других набежали сгоряча, и один из них, рыжий, грудастый, выстрелил, держа винтовку у бедра. Карцев проворно вскочил, — стрелять не было времени — длинный немецкий штык уже касался его груди. Он отбил штык сильным, резким ударом, но немец упрямо лез на него. Тогда Карцев сбоку оглушил врага прикладом, отскочил на шаг и, рванувшись, всадил штык в немца, как в чучело. Он увидел нелепо взмахнувшие руки и, уже не думая о падающем противнике, бросился на выручку к Голицыну, который, прыгая, увертывался от штыка наседавшего германца. Карцев повернул затвор и выстрелил. Пленные чехи вышли из леса и присоединились к русским.

15

Полк не выходил из тяжелых боев. Поздно вечером приехал начальник дивизии. Он ничуть не изменился с тех пор, как Уречин видел его за обедом. Розовый, детский лобик виднелся из-под козырька фуражки, голубые глаза глядели безмятежно. Показывая на карте участок, который полк должен защищать, он говорил, веско подчеркивая слова:

— Ни шагу назад отсюда, полковник. Ни шагу! Здесь с божьей помощью мы остановим противника.

Он уехал, и с тех пор никто в полку больше не видел его, так как, снятый вскоре с командования дивизией по представлению начальника штаба армии (абсолютное отсутствие инициативы, полнейшее неумение разбираться в боевой обстановке), он, пользуясь своими высокими связями, получил корпус в соседней армии.

На рассвете следующего дня Уречин, Васильев и Денисов осматривали позицию, которую надлежало занять полку. Она была на склоне большого холма, обращенного к неприятелю, открытая его обстрелу. Шагах в пятистах перед нею тянулись густые заросли кустов и дубовая роща. Для того чтобы сноситься с тылом, приходилось подыматься на вершину холма. Уречин молча ходил по склону, долго смотрел в бинокль на рощу, затем опустился на землю, рассеянно что-то подчеркнул на карте, два пункта обвел кружочками и медленно встал.

— Андрей Иванович, — сказал он, — мы эту позицию, конечно, не займем. Губить полк я не буду. Двинемся на Бутово и на Серяково.

— А приказ начальника дивизии, господин полковник?

— Отпишитесь… Дескать, согласно новой обстановке полк был вынужден… и так далее. Пошлите в штаб дивизии.

Через полчаса батальоны потянулись вдоль склона холма, скрытого от неприятеля. Впереди виднелся темный массив соснового леса.

Федорченко вел первый батальон. Как и Васильев, он был уже произведен в подполковники и нежно поглядывал на свои штаб-офицерские — с двумя просветами — погоны. Он твердо помнил задачу: пройти лес, разведать район между деревнями Загурки и Кузняки, наблюдать за шоссе, ведущим к селу Косны, а все остальное его не касается. Федорченко досадливо поморщился, услышав выстрелы передовых дозоров: не могли, черти, мирненько подобраться, думают, что на войне надо обязательно все время драться. Вот в японскую кампанию целые месяцы проходили без боев. Не было этих дурацких аэропланов, выматывающих душу!.. Он выслушал донесение от четвертой роты, бывшей в авангарде, и, уверившись, что перестрелка была пустяковая, велась с германским кавалерийским разъездом и что с позиции, занятой четвертой ротой, видно шоссе, он решил туда ехать. Гнедая толстоногая лошадка шла спокойной рысью. Лес мыском выходил на вершину крутого холма. Зеленеющий склон уступами сбегал вниз, маленькое озерцо синело там, как клочок неба, упавшего на землю, а за озерцом вилось шоссе, подернутое дымкой пыли. Казаков лежал на животе за кустом и глядел в бинокль. Несколько солдат, оживленно перешептываясь, показывали пальцами на шоссе. Федорченко неодобрительно посмотрел на их радостно возбужденные лица. «Нет того, чтобы серьезно отнестись к делу, — подумал он, — играем мы здесь, что ли?»

Казаков, приподнявшись, кратко доложил о положении. Федорченко лег, кряхтя, подбирая рыхлый стариковский живот, и стал наводить цейс. Он поймал сухое, остренькое сверкание и долго не понимал, что это такое.

— Самокатчики, — подсказал Казаков.

Федорченко сердито кивнул головой:

— Сам вижу!

Самокатчики двигались по шоссе маленькими группами, с винтовками за спиной. Дальше шоссе вливалось в рощу, и сильные стекла бинокля показали разреженные шеренги германцев, неспешно оттуда выходящих. Казаков нетерпеливо посматривал на командира. Для него было ясно: немцы двигались по шоссе, подставляя себя удару русских. Надо было обрушиться на них с двух сторон, послав одну роту к роще, а двумя — атаковать из леса. Четвертая рота оставалась в резерве. При батальоне было два пулемета и взвод орудий. Хорошо направленный огонь, неожиданное нападение могут дать превосходные результаты. Разведка сообщила, что у немцев меньше двух батальонов. Казаков все это объяснял подполковнику, показывая на планшетке местность. Федорченко едко посмотрел на рыжего штабс-капитана.