Карл ЯСПЕРС - ПРОСВЕТЛЕНИЕ ЭКЗИСТЕНЦИИ

• Название: ПРОСВЕТЛЕНИЕ ЭКЗИСТЕНЦИИ
• Автор: Карл ЯСПЕРС
• Жанр: Философия

Основополагающий труд немецкого философа Карла Ясперса «Философия» (1932) впервые публикуется на русском языке.

Вторая книга «Философии», высоко оцененная H.A. Бердяевым, посвящена центральным проблемам учения о человеке. Определяя человека как «возможную экзистенцию в существовании», и выясняя экзистенциальный смысл человеческого Я, философ не оставляет в стороне традиционных проблем: мы находим здесь обсуждение декартова «я есмь» и различных решений вопроса о свободе воли. Экзистенциальный субъект раскрывается в коммуникации с другими: Ясперс выясняет критерии экзистенциальной коммуникации и причины ее обрыва и ненаступления. Экзистенциальный субъект историчен, действует в неповторимой ситуации своего мира: в центре рассмотрения поэтому -тема «пограничной ситуации», где самость раскрывается как безусловность и приходит к самой себе: болезнь, смерть, вина, борьба. Анализируются «безусловные действия» личности в подобных ситуациях; в том числе вопрос о самоубийстве. Экзистенция действует в полярности объективности и субъективности; поэтому философ разбирает смысл их единства, и то, что происходит, если экзистенция предает себя ради объекта или ради субъективного произвола. Отдельное внимание уделено экзистенциальному смыслу истории и общественности, как обликов объективности.

---

Мысль о том, что в конце концов, вместо предварительной отсрочки решения дела путем борьбы, может открыться некое истинное право; что власть была бы тогда разве что инструментом (Vehikel) осуществления права, право искало бы власти, чтобы сделаться действительным; что власть получили бы чистая совесть и рассудительная прозрачность как защитница права - эта мысль обречена оставаться лишенной всякой действительности. Истинно, правда, что власть обретает содержание только благодаря осуществляющимся в ней идее и экзистенции; и что формулируемость прав служит идее и экзистенции средством коммуникации; истинно также, что содержательная власть сама в то же время полагает себе границы и вновь снимает тем самым прямолинейность противоположности между властью самой по себе и несопротивлением (Nichtwiderstreben). Но право есть в лучшем случае лишь выражение конкретно определенных историчных сил, которые, как идеи, опираются на экзистенции в существовании, порядок которого имеет свои корни в решениях по исходу борьбы и удерживается благодаря угрозе применением насилия. До сих пор попытки добиться признания для некоторого правильного права как доступного общезначимому знанию всегда оставались тщетными. Ибо известное право является справедливым отнюдь не в качестве абстрактного положения и не в конструкции возможного в согласии с ним существования, но только в действительности его практических последствий, о которых прежде никто не думал. Правильное право остается сугубой идеей; оно невозможно не только как знаемое предметно и определенно, но невозможно как осуществление. А потому страсть к осуществлению справедливого права так легко может направиться по следующему пути: в революции применение насилия оправдывается целью ликвидации всякого насилия; но в ходе неизбежного приспособления к действительности человеческих масс создается новый положительный порядок, существующий опять-таки благодаря насилию, т.е. в конце стоит та же форма существования, которая была вначале, только с другими правителями и с другим содержанием. Силою этого положительного права существует относительно устойчивый порядок, в котором насилие замаскировано, потому что применяется только изредка; каждый знает о его существовании и стремится избежать его применения к себе, своевременно подчиняясь фактическим законам. Я с полным сознанием легальности извлекаю выгоды из действующего права в силу своего властного положения, и я терплю невыгоды от права, если положение мое неблагоприятно, оставаясь довольным до тех пор, пока эти невыгоды остаются в сколько-нибудь терпимой пропорции к выгодам, с точки зрения возможностей насилия, в крайнем случае. Здесь только потому возникает иллюзия справедливого мира, что в оформленном насилии оказываются скрыты те границы, вследствие которых и это существование во всем основано на условиях борьбы, в своем исходе либо уже решенной, либо еще только подлежащей разрешению.

Во всяком случае, окончательное состояние покоя в совместной жизни людей не дано эмпирически, не поддается конструированию как возможность и не предстоит нашему взору с наглядной очевидностью как требующий осуществления идеал. Остается пограничная ситуация: если я хочу жить, то я должен быть пользователем известного применения насилия; и потому я сам должен некогда потерпеть насилие; и потому я должен оказывать помощь и принимать помощь и быть благодарным; и потому я должен ограничивать и сгибать ясное Или-Или, вступая в соглашения и компромиссы.

В этой пограничной ситуации не существует поэтому объективного решения раз навсегда, но есть только историчное решение для данного случая. Если я экзистирую в этой пограничной ситуации, то следствием этого будет не пассивность, но требование: избрать жизнь в этой полярности вместе с принадлежащими к ее составу условиями в моей историчной ситуации. Я не могу желать сделать иным мир в целом от самой его основы, но могу лишь осуществлять в нем из собственного своего истока. Свое право я не могу обосновать иначе как относительным и партикулярным образом; ибо я не могу желать вправить кости существованию вообще средствами права. Но я экзистенциально присутствую в мысли о праве, смотря по существенности ее содержания, от самого незначительного витального оппортунизма, вплоть до пылкого энтузиазма в идее права, открывающей мне в историчном мгновении истину деятельности. В пограничной ситуации становится невозможен покой неясности, закрывающий глаза на борьбу, как если бы жизнь была возможна и без нее; невозможен становится слепой фанатизм, готовый утопить экзистенциальное содержание в абстрактных принципах права. В пограничной ситуации существование являет себя незавершенным и незавершимым. Эти уклонения рассудка в ту или другую сторону означают отречение от исторично действительной экзистенции. Отныне уже невозможно вынести какого-либо окончательного суждения о борьбе, - ни для утверждения ее, ни для отрицания; но, коль скоро существование есть также и борьба, остается возможен разве только вопрос: где мне избрать властное положение и пользоваться, где поддаться и потерпеть, где бороться и идти на риск? (weil Dasein auch Kampf ist, ist nur noch die Frage: wo eine Machtposition ergreifen und nutznießen, wo nachgeben und dulden, wo kämpfen und wagen?) И решение этого вопроса получается не из всеобщих принципов, - хотя оно никогда не достигается и без них, - но только из историчной экзистенции в ее положении. Теперь разрешение спора насилием не исключает готовности к соглашению и компромиссу, воля к борьбе не исключает понимающей humanitas. Вопрос всегда только в том, когда и где?

Это абстрактные предельные представления: героическая борьба и гибель ради себя самого - и совместное бытие душ в безграничной гармонии мира. Вопреки этим прямолинейно простым возможностям мы - такие существа, которые обретают бытие и содержание только в конечных ситуациях борьбы во времени. Наша действительность не есть ни что-то целое, ни что-то безвременное (Wir sind entgegen diesen gradlinigen Möglichkeiten Wesen, die ihr Sein und Gehalt nur in endlichen Situationen des Kampfes in der Zeit haben. Unsere Wirklichkeit ist nichts Ganzes und nichts Zeitloses).

3. Борьба за экзистенцию в любви.

- Коль скоро экзистенция действительна для нас только в явлении, она существует как деяние (Tun), в котором она принимает решение о том, есть ли она или же не есть. Забота об эмпирическом существовании и забота об экзистенции имеют поэтому совершенно неодинаковый исток.

Поскольку экзистенция осуществляется только в коммуникации, а она совершается в движении сквозь время через перемену ситуаций, тихое созвучие вневременно становящегося единобытия в покое глубокого постижения от экзистенции к экзистенции составляет только исчезающее мгновение любящей борьбы, возникающей в конкретных ситуациях существования вследствие их непрозрачной темноты. То, что достоверность бытия возникает только из борьбы за открытость (Kampf um Offenbarkeit), это для экзистенции в существовании есть пограничная ситуация, в которой она может всего глубже осознать себя самое, но может и самым растерянным образом в себе отчаяться. То,.что и там, где, кажется, я существую как самость, еще остается сомнение и вопрос, как условие становление подлинно действительного присутствия (Gegenwart) во времени, требует этой борьбы. Ибо решительно ничто в явлении не может быть экзистенциально окончательным: экзистенция существует благодаря тому, что в пограничной ситуации открывающей борьбы (Grenzsituation offenbarenden Kampfes) становится явным то, что подлинно есть. Экзистенциальная коммуникация как этот процесс ведения борьбы, движимой заботой о подлинном бытии, есть осуществление этого бытия.

Эта любящая борьба ищет в темноте явления, в обоюдности (Gegenseitigkeit) экзистенций, их истока: не как задатков эмпирически сущего характера в мнимой констатации наших собственных характерных черт и таких же черт другого, но как свободы, принимающей решение в зримо являющей светлости знания (Freiheit, die in der sichtbar machenden Helligkeit des Wissens entscheidet). Борьба направлена на предельный неоткровенный нам смысл в истоке и конце, но направлена к нему так, что движется в стихии мгновенных ситуаций и целей, а потому разыгрывается на конкретно-настоящем и самое малое не считает ничтожным.

Борьба ищет этого раскрытия на пути, пролегающем через объективности. Она приступает в среде правильностей ко всему, что доступно знанию, но цель ее - не всеобщезначимая правильность, но истина в предстоящей ныне ситуации как истина осуществляющегося в этой коммуникации бытия. Борьба не знает границ вопрошанию как средству для критики и для очищения души.

Эта борьба остается борьбой безо всякого насилия. Здесь нет победы или поражения одной стороны; обе стороны существуют сообща; победа достигается не превосходством, но совместным покорением в раскрытии (gemeinschaftlche Eroberung im Offenbarwerden), поражение наступает не из-за недостатка силы, но от уклонения в сокрытии, вследствие неготовности к кризису нашего собственного воления и воления другого. Любящая борьба прекращается при самомалейшем применении насилия, например даже и перевеса интеллектуальной силы или суггестивного воздействия. Она удается вполне только при полной ненасильственности, если каждый так же точно предоставляет свои силы и другому, как себе самому, а потому также при недопущении всякого желания остаться единолично правым, - ищущего не объективности, а средств для борьбы. Эта борьба возможна только, если она одновременно обращается против другого и против себя самого; любящие экзистенции перестают односторонне требовать от другого, потому что они требуют всего сообща.