Ростислав Фадеев - Кавказская война.

• Название: Кавказская война.
• Автор: Ростислав Фадеев
• Издательство: Изд-во Эксмо, Изд-во Алгоритм
• Жанр: История
• Год: 2005
• ISBN: 5-699-10808-4

Имя генерала Ростислава Андреевича Фадеева сегодня несправедливо забыто. Между тем он был ярким, неординарным человеком, бесстрашным героем Кавказской войны и выдающимся мыслителем — геополитиком и соuиологом. Специалисты считают, что работы Фадеева являются лучшим исследованием восточной политики России. Блестящий литературный стиль, острота и парадоксальность мысли делают чтение фадеевских сочинений настоящим «пиршеством разума».

---

Она не успела, однако же, помешать освобождению Сербии. Император Александр, не находившийся еще под влиянием Меттерниха, настоял на своем. Но известно, что затем произошло. Когда человеческое чувство и стыд перед своими народами склонили все европейские правительства, даже английское, в пользу греков, — одна Австрия оставалась непреклонной и долго тормозила Россию именем Священного союза. Казалось бы, однако же, «великая идея»[125] — восстановление греческой империи, а тем менее первый шаг к этой еще отдаленной цели, не должны были пугать племянника Иосифа II; но в 30 лет, протекших со времени Австро-русского союза против турок, для зоркой Австрии стало ясно, чем подбит восточный вопрос: там, где другие говорили греки, она думала уже сербы и болгары. Когда истощилось наконец терпение русского правительства и покойный Государь повел свою армию за Дунай[126], — Австрия, несмотря на священный союз, выбивалась из сил, чтобы набрать против России такую же коалицию, какую удалось ей составить 25 лет спустя. Она оказалась несравненно решительнее Англии; в Вене прославляли каждую минутную нашу неудачу, как патриотическое торжество. На тот раз только доверие Карла X к слову императора Николая Павловича — не разрушать Турции и родственно-дружеские отношения с Пруссией — избавили нас от враждебного союза.

С тех пор действительность уяснялась с каждым днем. Задолго до восточной войны Европа, с голоса Австрии, кричала о панславизме. События 1848 года, выказавшие живучесть австрославянских населений[127], не могли, конечно, задобрить владычествующие классы и племена австрийской империи к славянским населениям Турции. Тайные переговоры, предшествовавшие восточной войне, до сих пор малоизвестны[128]. Несомненно, однако же, что Австрия пугливо старалась уладить раздор 1853 года[129], пока не уверилась в готовности Франции рискнуть войной и стала раздувать его, когда приобрела эту уверенность. Возможно ли допустить, чтобы вновь импровизованный император французов, только что поднявший опасное для Европы знамя Бонапартов, позволил себе хотя первые угрожающие демонстрации, возжигавшие понемногу войну, которой никому не хотелось, не зная положительно, что Австрия с ним, т. е. что на него не обрушится Священный союз? По наружности союз этот был скреплен между Россией и Австрией почти в прежнем смысле; Пруссия, хотя недовольная событиями 1851 года[130], не поколебалась бы, без сомнения, между своими старыми союзницами и бонапартовской Францией; если бы наружность оказалась действительностью, французам, вместо Крыма, пришлось бы отбиваться в Шампании. В завоевательные замыслы России никто не верил, а потому при единодушии северных держав невозможно было рассчитывать на Англию. Если бы бывший Священный союз заговорил громко в ту пору, на что он имел полное право, зная невинность России во возводимых на нее коварствах, Англия отступила бы мгновенно, предоставляя минутному союзнику разделываться, как сам знает. Без заручки с самого начала в противоположном лагере, французские демонстрации 1853 года были бы безумным риском. Нельзя сомневаться поэтому, что нравственной зачинщицей коалиции 1854 года была Австрия, а не Франция, несмотря на обманчивую постановку фактов, Австрия, конечно, находила выгодным загребать жар чужими руками; но она же развязала руки союзникам, потребовав отступления русской армии за Прут и заслонив от нас Турцию своими войсками; она же в последнюю минуту решила дело, положив на весы тяжесть своей трехсоттысячной армии; она же была несговорчивее всех при заключении мира.

Совершенно ясно, почему Австрия медлила окончательным решением в прошлую войну, вследствие чего действия разыгрались в Крыму, а не на Висле. Во-первых, Австрия была тогда еще исторической монархией Габсбургов, мы были нужны ей для ее германских и итальянских интересов; она не хотела торопить окончательный разрыв с Россией, надеясь достигнуть своих целей одним вооруженным нейтралитетом, в чем и успела[131]. Во-вторых, в 1853–1856 годах не было и помину о решении восточного вопроса, разве только в стихах Хомякова; спор шел о второстепенных подробностях. Этого, однако же, было достаточно, чтобы Австрия стала во враждебное положение, несмотря на опасность потерять столь нужную для нее поддержку России в других делах, ныне уже ее не связывающих. Что же было бы, если бы теперь дошло до окончательного решения восточного вопроса?

Позволительно ошибаться одинаковым образом не более двух раз: два раза равняются несомненному опыту; а с тех пор, как Австрия уразумела впервые сущность восточного вопроса и приняла в отношении к нему твердо определенную систему политики, мы уже два раза испытали невозможность не только порешить, но даже сколько-нибудь улучшить дела Балканского полуострова помимо ее. В 1829 году наша армия дошла до Мраморного моря, но только на честном слове ограничиться при мире одними греческими делами в заранее очерченном круге (мы не могли освободить Кандию[132], хотя стояли под Константинополем). В 1854 году мы вовсе не могли идти вперед. Оба раза препятствие было у нас не с лица, но с тыла.

У нас считают главной препоной к вооруженному вмешательству в турецкие дела Францию и Англию. Но в действительности Франция и Англия одни не могут, при всем желании, оградить от нас европейскую Турцию, если у нас развязаны руки на западной границе. Нельзя бороться посредством десантов против равносильной державы, которой открыт сухопутный доступ в спорную страну — ни по времени, ни по численности. Что значат все перевозочные морские средства против двухсоттысячной армии, действующей безостановочно. В 1854 году союзники употребили часть зимы и всю весну, чтобы перевезти в Турцию 60 тысяч солдат; потом им нужно было значительное время для устройства обозов; до июня они были прикованы к морскому берегу и даже до конца не стали подвижными. Силы их возросли в Крыму до размеров многочисленной армии лишь постепенными подвозами в течение целого года. Между тем русской армии достаточно 6 недель и еще меньше, чтобы пройти от Дуная до Константинополя, если она будет довольно многочисленна для блокирования крепостей в тылу, вместе с безостановочным по возможности движением вперед. Имея дело с турками, война может подвигаться так же скоро, как двигаются обозы. Надо думать, что и на Балканском полуострове война пропитает войну, если быстрота похода не дозволит неприятелю методически опустошать страну, которая в таких обстоятельствах, конечно, не поддастся ему без сопротивления. До сих пор по старым преданиям мы воевали в европейской Турции шаг за шагом, осаждая крепости, чему удивлялись в Европе и к чему не было необходимой военной причины; в 1829 году была, впрочем, причина политическая — обеспечить сколько-нибудь свой тыл на случай враждебной выходки Австрии. Для решения участи европейской Турции, несмотря ни на какие усилия морских держав, достаточно, чтобы 150 тыс. войска дошло до Босфора, т. е. на самый широкий конец, чтобы 250 т. пришло к Дунаю. Мы можем предупредить сухопутную армию западноевропейских противников не только на Балканах, но и в Константинополе. Если бы они успели, что довольно трудно, встретить нас под этой столицей с силами, собранными в 1854 году в Варне, после многомесячных усилий, то 60 тыс. европейцев, сколько бы при них ни стояло турок, не отразили бы 150-тысячной русской армии; да регулярных турецких полков и не существовало бы уже в то время: они были бы рассеяны раньше в Европе и в Азии. Вместе с Константинополем достались бы в наши руки и проливы; укрепления их не могут держаться против береговой армии. Раз же, что входы в Мраморное море заняты и ограждены достаточной силой, серьезное покушение на Турцию со стороны моря, с целью оспаривать владычество над ней, почти невозможно.

Самый большой десант, известный в истории, есть десант крымский — 60 тыс. войска без кавалерии, обозов и с малой пропорцией артиллерии. Он увенчался успехом вследствие двух особенных причин: короткого (полуторасуточного) плавания и двойной силы против встретивших его на берегу войск. Но десант ввиду превосходного числом или даже равносильного неприятеля, изобильно снабженного всеми средствами сухопутной войны, поведет к гибели. Армия Веллингтона, привезенная и снабжаемая из-за моря, имевшая неодолимое убежище на устье Тага, держалась в Испании против превосходных, хотя раздробленных сил французов потому только, что страна была за нее; но представьте обратное отношение: могла ли бы французская армия в 1807–1812 годах, окруженная народным восстанием, держаться в Испании против превосходных английских сил? Именно таково было бы положение европейских союзников в Турции, если бы мы могли действовать не оглядываясь; да при этом условии, по всей вероятности, мы и не встретили бы их там. Если бы морские державы решились защищать Турцию, не имея в виду содействия Австрии, то защищали бы ее одними морскими силами, с таким разве числом сухопутных полков, которое может разъезжать с флотом, не обременяя его, — но не рисковали бы своей армией. Многих вводит в заблуждение то обстоятельство, что союзники 1854 года имели силу внести войну даже в наши пределы и держаться в них; но каким образом? — на сильной береговой позиции, которую они успели укрепить прежде, чем против них собралась достаточная сила. Таких позиций много и на турецком берегу; но, сидя прижавшись к морю в подобной позиции, не спасешь оттоманского владычества. В действительности Франция и Англия так же мало могут оградить против нас европейскую Турцию своими сухопутными силами, как Канаду или Мексику против американцев.