Антонина Коптяева - Собрание сочинений. Т.1. Фарт. Товарищ Анна

• Название: Собрание сочинений. Т.1. Фарт. Товарищ Анна
• Автор: Антонина Коптяева
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1972

В первый том Собрания сочинений вошли романы: «Фарт» и «Товарищ Анна». Предваряет издание творческо-биографический очерк В. Полторацкого «Антонина Коптяева».

Роман «Фарт» (1940 г.) посвящен становлению характера советского человека. Действие происходит в Сибири на золотых приисках в конце 30-х годов.

В романе «Товарищ Анна» рассказывается о судьбе женщины-труженицы, человеке, который в деле, полезном обществу, находит силы, чтобы перенести личное горе. Отделить личное чувство, переживание Анны от гражданских, общественных интересов невозможно. Это — цельное, единое содержание ее жизни.

---

Глубокое, пристальное внимание Коптяевой к коллизиям личной жизни своих героев дает повод некоторым критикам заявить об излишнем пристрастии автора к бытописательству. Но подобные заявления безосновательны. Бытописательство почти всегда выражает пассивность художника. Оно сводится к показу жизни как бы со стороны, без стремления изменить ее. К творчеству Антонины Коптяевой это никак не относится. Все ее романы исполнены пылкой страстью сделать жизнь прекраснее и счастливей.

После завершения работы над романом «Дар земли» Коптяева обратилась к новой для нее, историко-революционной тематике, нашедшей воплощение в дилогии «На Урале-реке». Эта дилогия посвящена одной из самых героических, но еще малоизвестных страниц гражданской войны — обороне Оренбурга рабочими города и разгрому белоказачьей армии атамана Дутова.

Работа над историческим материалом представляет для художника особые трудности. Тут автор обязан верно и точно передать в своем произведении не только дух изображаемых им событий, но и самые факты, ставшие историческими, и характеры действующих лиц, существовавших в реальности. В дилогии «На Урале-реке» это чрезвычайный комиссар по борьбе с дутовщиной Петр Алексеевич Кобозев, комиссар Тургайской области, герой казахского народа Алибий Джангильдин, председатель Оренбургского ревкома Самуил Цвиллинг, председатель первого Совета рабочий-большевик Александр Коростелев и другие. Наряду с ними действуют персонажи, рожденные художническим воображением автора или, вернее сказать, подсказанные его воображению самой жизнью. Тут и оренбургские рабочие-железнодорожники, и красногвардейцы, и жители казачьих станиц Приуралья. Надо обладать чувством историзма и так вжиться в обстановку событий, чтобы образы, созданные писательским воображением, естественно вошли в круг реально существовавших героев. Только тогда читатель поверит в правду произведения. Антонине Коптяевой это удалось.

Жизненная правдивость действия, пластичность воссоздания образов, раскрытие внутреннего мира героев, острота социальных и личных конфликтов — основное достоинство дилогии «На Урале-реке». Идея защиты революционных завоеваний, одухотворявшая героев обороны Оренбурга, нашла здесь яркое художественное выражение, а талант Антонины Коптяевой раскрылся в этом произведении своими новыми гранями.

Наиболее полно и широко дарование Антонины Коптяевой проявилось в созданных ею романах. Однако было бы упущением не сказать о ее работе и в ином, очерково-публицистическом жанре. Книга очерков «Чистые реки», изданная в 1969 году, и страницы из дневника писательницы — «Сибирские сокровища», опубликованные в журнале «Москва» в 1971 году, свидетельствуют о широте ее интересов, об остроте чувства современности, о связи писательницы с жизнью народа. Очеркам Коптяевой свойственна та естественность интонации повествования, которая всегда вызывает у читателя доверие. Рассказывая об увиденном или рассуждая по поводу пережитого, писательница как бы беседует с близким ей человеком, делится с ним своими раздумьями, наблюдениями, страстно утверждая то, в чем прочно убеждена сама. Но особенно привлекательны ее очерки светлым лиризмом. Какая чистая, звенящая струна слышится в небольших по объему, зато богатых по чувству и содержанию очерках «Края родные», «О самом дорогом», «Память сердца»…

За тридцать пять лет творческой деятельности Антонина Коптяева не вызывала особенно шумных похвал и восторгов литературной критики, какие иной раз поднимаются вокруг «модных» писателей. Но все эти годы она ощущала ревнивое и пристальное внимание миллионов читателей, признавших в ней своего, необходимого им человека. Это большое счастье художника. Пусть же всегда оно будет с ней.

Виктор Полторацкий

Фарт Роман

Часть первая

1

Рыжков выбрался из канавы штрека, отряхнул с ватника землю и облегченно расправил натруженные плечи. Небо, светлеющее над зубчатыми вершинами гор, показалось ему после подземных сумерек особенно просторным. Он оглянул знакомую до мелочей картину прииска и грузно зашагал к избушкам, разбросанным по увалу.

Огромная лежала перед ним долина Пролетарки, упираясь темным от леса верховьем в гольцовые водоразделы, и вся она была изрыта и перевернута руками старателей. Везде по руслу ключа, до самого устья его на речке Ортосале, голубели запорошенные снегом провалы шурфов, около которых высились — то белыми курганами, то словно тысячи могил — много раз перелопаченные, перебуторенные отвалы.

«Этакая масса труда сюда вложена! — подумал Рыжков. — Миллионы кубометров подняты горбом и лопатой. Да если бы нагрузить поезда той породой, что мы, старатели, переворочали, чай, шар земной хватило бы опоясать, и не однажды! — Но горделивая мысль таежника была сразу омрачена: — Кровавых мозолей на своем веку набил предостаточно, но вот дело пошло на шестой десяток, здоровье поистратилось, а с чем стал на делянку лет тридцать назад, с тем и живу, и никто из дружков не озолотел. Хитрый он, фарт, скользкий, не удержишь его… — Рыжков шевельнул растопыренными пальцами, словно хотел ухватить что-то, но рука, похожая на грабли от вечной работы, сжалась не вдруг. — Не удержишь… Вот здесь же, на Пролетарке…»

Рыжков, уколотый воспоминанием, опять осмотрелся. Вон за тем увальчиком в самый разгар золотой лихорадки намыл он одиннадцать фунтов золота, да пожадничал: начал искать дальше, бить новые шурфы за свой риск и страх, так и закопал в землю весь фартовый заработок. С той поры и не прекращаются его поиски. Погоня за фартом — та же картежная игра. И другие ищут: бурыми пятнами выделялись среди мертвого хаоса недавно нарезанные делянки, яркие на снежной белизне желтые следы тянулись от них к приисковой дорожке.

Проходя мимо, Рыжков принюхивался к терпкому дымку пожогов, косил глазом на бахрому инея, наросшего над зияющим черным зевом бортовой штоленки — орты. Из недр подземелья слабо сочилась вода, собиралась у входа в озерко, отдающее паром; на краях водоема, схваченных морозом, вырастали хрупкие белые цветы.

«Не унывает народишко, роют и роют! Бывают ведь удачи. Как-то мы нынче отличимся?! С каждым годом риск становится тяжелее: жену на этом деле прежде времени состарил, дочка ничего хорошего еще не видела. В который уж раз начинаю все сызнова! — Глубокая тревога охватила Рыжкова. — Что-то скажет нам наша деляна?»

На участке одной богатой артели Рыжков невольно замедлил шаг: над промывальными ямами стояла еще дымящаяся железная печка. Вода в ямах была мутной от недавней промывки.

— Моют, — завистливо проворчал старатель. — Верно говорится: кто моет, а кто воет. У нас-то еще не меньше года уйдет на подготовку, а там бог знает. В долг по уши влезем — вот это наверняка.

Он почесал заросший затылок и двинулся дальше.

— Афанасий Лаврентьич! Погоди минутку! — окликнул, догоняя его, молодой старатель Егор Нестеров. — Прикурить есть у тебя?

— Как не быть? — Рыжков похлопал по карману шаровар, потом по другому. — Как не быть? — повторил он, доставая спички.

Егор закурил и пошел рядом, поглядывая на Рыжкова из-под густых ресниц.

— Плохо двигаемся! — сказал Рыжков. — Вчера в забое погону было сорок сантиметров, сегодня совсем ничего. Протянуть штрек в полторы тысячи метров, да при неустойчивом грунте — неслыханная для старателей подготовка! Канаву-то мы скорее провели, а теперь подземная проходка куда трудней будет, придется просить в управлении, чтобы добавили кредиту.

Егор недовольно пыхнул дымом.

— Мы за год и так много забрали.

— Без этого не проживешь: пить-есть надо. Вчера смотритель сказывал: больно, мол, интересуются нашей работой в тресте, вторая артель, дескать, по масштабу во всем районе. — Рыжков кивнул на другой берег ключа, где бугрились отвалы крупнейшей соседней артели имени Свердлова, тоже уходившие к речке Ортосале. — Вот кабы нам попасть на устье Орочена, мы бы там наворочали делов! — добавил он мечтательно.

— Там без нас найдется кому ворочать делами, — сказал Егор. — Старателей туда не пустят.

— То есть как же это?

— Да очень просто. Хозяйские [1] открывают — механизированные глубокие шахты. Но на подготовку всех будут принимать. Богатое, говорят, золото открылось.

— Слыхал про золото… — негромко, раздумчиво отозвался Рыжков. — Как это мы его раньше проморгали?.. Весь Орочен изрыли, а до устья не добрались. Или там ортосалинская струя вышла? В таком разе свердловцы как раз на нее сели.

Рыжков, взволнованный, вгляделся в берега Ортосалы, поросшие редким, уже повырубленным лесом: канава артели «Труд» впадала в нее возле самого устья Пролетарки. Егор, взбудораженный словами старого опытного старателя, тоже смотрел в ту сторону.