Даниил Тумаркин - Миклухо-Маклай. Две жизни «белого папуаса»

• Название: Миклухо-Маклай. Две жизни «белого папуаса»
• Автор: Даниил Тумаркин
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-235-03395-5

В самой фамилии Николая Миклухо-Маклая слышится эхо дальних странствий, звучит голос судьбы, отправившей потомка украинских каза­ков и немецких врачей на далекую Новую Гвинею, жители которой до сих пор вспоминают о русском «человеке с Луны». Первым из ученых посетив труднодоступные районы Океании и Юго-Восточной Азии, Миклухо-Мак­лай самоотверженно, порой с опасностью для жизни, изучал их природу и население. Его исследования имеют не только научную ценность — в эпо­ху колониальных захватов он неустанно призывал видеть в «дикарях» людей, беречь их самобытную культуру. «Белому папуасу» посвящено немало книг, вышедших в России и за рубежом, но многие моменты его биографии до сих пор остаются непроясненными. Новое жизнеописание Миклухо-Маклая, созданное известным этнографом Даниилом Тумаркиным, — итог многолетних изысканий, подробно освещающих недолгую, но яркую жизнь выдающегося ученого-гуманиста.

---

Среди петербуржцев, наиболее часто посещавших квартиру Миклухо-Маклая, была дама — корреспондент газеты «Сидней морнинг геральд». Ее «письма» без подписи регулярно появлялись на страницах этой газеты. Написанные элегантно, образно, со строгим соблюдением классических «оксфордских» норм синтаксиса и фразеологии, с применением идиоматических оборотов, нехарактерных для газетчиков, эти корреспонденции обличали в авторе человека, превосходно освоившего английский язык, который все же не был для него родным. В юбилейном издании, посвященном 150-летию этой газеты, нет ни слова, кто представлял ее в России и в других европейских государствах во второй половине XIX века[969]. Но в архивном фонде Миклухо-Маклая обнаружилось письмо некоей Сюзанны Богдановой, написанное по-английски 14 марта 1887 года, накануне отъезда путешественника «на несколько дней» в Австралию. Любезно осведомившись о его здоровье, Богданова добавила: «Я готовлю статью для Геральда. О чем Вам хотелось бы, чтобы я написала?»[970] Теперь стали понятны фразы в ее анонимных корреспонденциях 1886 — 1888 годов — «ко мне пришел Миклухо-Маклай», «мы провели вечер с Маклаем» и т. д. По своим взглядам Богданова была близка к умеренно-либеральному курсу газеты «Новости» и всегда поддерживала и защищала Маклая. Будущие исследователи, возможно, сумеют больше узнать об этой женщине, которая сыграла видную роль в истории русско-австралийских отношений. Рискну предположить, что владелец газеты Джон Фэрфакс познакомился с ней и ее мужем, финансистом или дипломатом, во время длительного пребывания в Европе в середине 1880-х годов.

Богданова часто посещала в эти месяцы квартиру Миклухо-Маклая, чтобы узнавать новости о его здоровье. Более того — вероятно из лучших побуждений — Сюзанна попыталась вывезти его жену в свет. «Она сказала мне, — записала Маргерит 6 января, — что обо мне говорит весь Петербург, что люди спрашивают: "Видели Вы английскую красавицу?", что они полагают: "Миклухо-Маклай так ревнив, что держит ее взаперти, чтобы она принадлежала только ему". Идиоты! <…> Нечего и говорить, что я отказалась»[971]. Маргерит не понравилась Сюзанна с ее светскими замашками и душевной глухотой: она предложила ей блистать в обществе, когда ее дорогой, любимый Нильс тяжело болен, страдает от ломоты в суставах и лежит плашмя в зашторенной комнате. 21 января (2 февраля), в день рождения Маргерит, братья ее мужа с женами пришли ее поздравить, принесли угощение и подарки, но Николай не смог выйти к накрытому столу из своей комнаты[972].

Как видно из дневника Маргерит, помимо болезни супруга ее угнетали непрерывные холода и хроническое безденежье. Приходилось одалживать небольшие суммы у Михаила, чтобы свести концы с концами. В феврале 1888 года пришел наконец долгожданный перевод из Малина, но этих денег хватило ненадолго, так как нужно было рассчитаться с долгами и уплатить деньги за квартиру[973].

Между тем болезнь продолжала прогрессировать. В конце января появились отеки ног и живота. Пользовавший путешественника опытный терапевт доктор Николай Петрович Черепнин, личный врач Ф.М. Достоевского, и приглашенный Николаем Николаевичем для консультаций знакомый ему военный врач и путешественник Николай Васильевич Слюнин, не сумев распознать истинную причину тяжкого недуга, нашли ее в поражении печени и селезенки и начали лечить больного, в соответствии с медицинскими представлениями того времени, рыбьим жиром, мясным соком, овощами, фруктами и коньяком, (что опустошало тощий кошелек Маргерит), а ломоту в суставах и головную боль — компрессами, пропитанными разными лекарствами. Но боли не проходили, началась бессонница. Облегчение приносил лишь прием морфия[974].

Черепнин предложил отвезти больного в Крым, в Балаклаву, для лечения сакскими грязями. Этот замысел подхватили братья и невестки, предложившие отправить детей путешественника, плохо переносивших необычно холодную зиму, в Малин в сопровождении «няни» Марии. Однако Слюнин, поддержанный Тархановым, ставшим к тому времени известным профессором-физиологом, заявил, что Миклухо-Маклай не выдержит дальней дороги, польза от лечения грязями в данном случае проблематична, что его нужно незамедлительно положить для лечения в госпиталь Военно-медицинской академии. Созванный 9 февраля консилиум принял сторону Слюнина, и Тарханов договорился со знаменитым профессором Сергеем Петровичем Боткиным, что тот положит путешественника в свою клинику. На следующий день Николая Николаевича перевезли в экипаже в Военно-медицинскую академию. Над его больничной койкой, как видно на сохранившейся фотографии, поместили табличку «Дворянин Миклухо-Маклай».

В течение полутора месяцев дневниковые записи Маргерит фиксируют беспрерывные переходы от отчаяния к надежде. Но отчаяние преобладало. Посещая каждый день мужа в больнице, она возвращалась домой обессиленная, в подавленном состоянии, так как видела, что ее Нильсу становилось все хуже и хуже. С помощью Богдановой Николай Николаевич устроил ей к Рождеству сюрприз: взял напрокат фортепьяно за десять рублей в месяц. Пение и музицирование, обычно в одиночестве, помогали Маргерит в какой-то мере восстанавливать душевное равновесие. Но, подсчитав предстоящие расходы, она решила, что это непозволительная роскошь. 23 марта пришли люди и увезли так много значивший для нее инструмент.

Родные Николая Николаевича старались, как могли, ее морально поддержать. Оставляя Михаила дежурить у койки брата, они уговорили Маргерит два раза побывать в опере, посетить Эрмитаж, где наибольшее впечатление, судя по записи в дневнике, произвели на нее не произведения искусства, а сам Зимний дворец. Но во время этих спектаклей и экскурсий она мысленно была в госпитале, где страдал и слабел день ото дня ее «darling» — горячо любимый супруг.

Осмотрев пациента, Боткин предупредил родных, что состояние очень серьезно. По его словам, больного лечили неправильно и много времени утрачено безвозвратно; впрочем, все возможное будет сделано. Водянка организма усиливалась, отдельные отеки слились воедино, опухающее тело требовало принятия срочных мер. Не сумев поставить подобно Слюнину и Черепнину правильный диагноз, Боткин стал бороться не с причиной болезни, а с ее проявлениями. Чтобы изгнать скопившуюся жидкость, профессор 17 февраля предписал «паровую баню» и прием мочегонных средств. В результате, как видно из записей Маргерит, Николай Николаевич ежедневно терял с потом до килограмма веса. Применение «паровой бани» вконец изнурило Миклухо-Маклая. Путешественник сильно исхудал. У него начались приступы рвоты; организм не принимал никакой пищи. 9 марта Боткину пришлось отменить «паровую баню»; арсенал известных ему медицинских средств оказался исчерпанным[975].

Воспользовавшись кратковременным улучшением в состоянии здоровья Миклухо-Маклая, Боткин заявил 21 марта, что его можно выписать из клиники. Похоже, маститый профессор не хотел терять свое реноме, предпочитая, чтобы знаменитый путешественник умер не в клинике, а в своей квартире. Впрочем, с высоты сегодняшних медицинских знаний легко упрекать Боткина во врачебной ошибке. Сам Сергей Петрович умер в 1889 году от рака легких.

Узнав о решении Боткина, Николай Николаевич, не терявший присутствия духа даже в самом плачевном состоянии, обрадовался: в больнице он не может работать, завершить редактирование новогвинейской части дневников, заняться рисунками и таблицами. Обрадовалась и Маргерит. Она устроила генеральную уборку в квартире, приказала тщательно протопить кабинет, в котором она поместит постель, чтобы Нильс был поближе к своим рукописям и библиотеке. Помешало резкое похолодание. «Так холодно, так ветрено, идет снег — ужасная погода! — записала Маргерит в своем дневнике 26 марта. — Нева сегодня снова замерзла в тех местах, где уже начала появляться вода»[976]. Выписку из госпиталя пришлось отложить.

С 29 марта началось быстрое ухудшение состояния больного. Николай Николаевич простудился: боль в горле, кашель. Ослабевший организм «тамо русс» не мог сопротивляться инфекции. Простуда осложнилась бронхитом и воспалением легких. «Бедный, дорогой мой, он ужасно болен, — говорится в дневнике Маргерит. — <…> Я никогда не видела его прежде в таком плохом положении. <…> Боже, помоги мне в это печальное время и пощади любимого»[977].

Тарханов предупредил ее, что приближается трагический конец. «Я отправилась за детьми, чтобы они смогли увидеть его, — записала Маргерит 1 апреля. — Его дорогие глаза больше никогда не посмотрят на их лица. Я никогда не смогу забыть выражения ужасной печали на дорогом лице, когда я подняла Алика (Аллена. — Д. Т.), чтобы он поцеловал отца в последний раз»[978]. На следующий день Николай Николаевич находился в забытьи, но иногда приходил в сознание и, обращаясь к жене, шептал: «Моя любимая».