Анатолий Азольский - Легенда о Травкине

• Название: Легенда о Травкине
• Автор: Анатолий Азольский
• Издательство: ЗАО Изд-во Центрполиграф
• Жанр: Современная проза
• Год: 2001
• ISBN: 5-227-01246-6

Авантюрно-приключенческая повесть о разработке и запуске зенитно-ракетного комплекса "Долина". Талантливые и смелые люди: главный конструктор Вадим Травкин, его помощники Родин и Воронцов, сотрудник КГБ Стренцов совершили невозможное - довели до успешных испытаний уже похороненный проект, при этом "перешагнули" через большие научные и партийные персоны, и потому не вошли в историю, но осталась легенда...

---

Написали официальное ходатайство, просили обком партии помочь Павлову и многодетной семье. Начальник полигона ходатайство подписывать не стал, а полковник Артемьев должность свою считал не высокой и не убедительной. Обращаться, предложил он, надо в облвоенкомат, а уж военный комиссар области может надавить на обком. И вообще, надежнее и проще работать по-новому — действовать через баб. Жена начальника полигона — брянская, пусть она отправит в родной город несколько туш сайгаков, только при таком ходатайстве Вооруженные Силы СССР получат нового Королева.

Здравый смысл полковника временами удручал Травкина. Однако он подумал и согласился. Да и помнил, как легко Артемьев подмахивал составляемые Родиным документы, приговаривая: «Э... Там, на небе, разберутся, что от черта, а что от ангела...»

И сайгачьи туши отправили в Брянск, и ходатайство, и самого ефрейтора Павлова. А как быть с разработчиками «Долины»? Им-то — тоже надо устраивать жизнь.

Травкин обзванивал полигон, искал человека с громким именем, с внушительным научным званием, сгодился бы на худой конец и просто лауреат Государственной премии. Написаны шестнадцать характеристик, смахивающих на просьбы, в сущности — призыв, обращенный к отделам кадров. Указано, что инженер имярек — истинно талантливый человек, способный принести государству громадную пользу, надо лишь разумно организовать его творческий процесс, дать ему возможность по-своему мыслить. Поставлена точка — а кем подписывать эту необычайную характеристику, похожую на сопроводительную записку, какая прилагается к прибору повышенной надежности и еще более повышенной чувствительности? Кто такой Травкин для руководителей предприятий радиотехнического профиля? Всего лишь начальник 5-го отдела МНУ. Не посылать же вместе с документом сайгачью ляжку.

Пожалуй, творец отечественной коитусологии скрепил бы своей подписью сомнительной надежности документ, если уж он подписался под актом липовой комиссии по «Долине». И звание есть, и должность, и даже лауреат за исследование гидроманипуляторов. Но творца нет, отсутствует. Зато на месте, то есть на 78-й площадке, теоретик Сурайкин. Ему и позвонил Травкин. И встретил полное непонимание. Теоретик, видимо, совсем перестроился под Ландау, подозрительно спрашивал и переспрашивал: какие еще инженеры? учились ли они у него? что это за объект — «Долина»? какое отношение к ней имеет он? кто такой Травкин? и вообще — какое сегодня число?.. Травкин извинился и положил трубку. Более он не собирался никому звонить, да и кому из внушительно-звучных охота торчать на полигоне накануне праздников.

Ему позвонили — с КПП, трубка, обрезающая частоты, тем не менее хорошо передала модулирование высокого тенорка. «Вадим Алексеевич, Рузаев я, Николай Иванович, по очень нужному тебе вопросу... Скажи, пожалуйста, доминиканцам своим, чтоб допустили к стопам...»

Травкину показалось, что Николай Иванович пьяноват в меру, но он ошибался, и ошибиться было нетрудно — от Николая Ивановича попахивало зажаренным барашком, под соусом и в пряных травах, очень уютно поблескивали во рту золотые коронки, ум, честь и совесть сквозили во взгляде все понимающих глаз.

— Прежде всего, Вадим Алексеевич, поздравляю тебя с орденом. Награда заслуженная, хотя, буду откровенным, могли бы в отношении тебя расщедриться и на большее... Я, как заметил, на «ты», формально не имея права, но давай уж без этих тонкостей, мы с тобой в одной упряжке, поэтому выясним все недоразумения сразу. В известном тебе учреждении не захотели почему-то ознакомиться с н а с т о я щ и м заключением, мною подписанным, предпочли вариант, несколько одиозно оценивающий твои исправления схемы селекции импульсов. Дело в том, что по одному и тому же вопросу я написал два ответа, глубоко отличающихся друг от друга. Скажу тебе сразу, что отвечать на официальные запросы именно так — мой принцип, потому что люди, ставящие передо мною те или иные вопросы, вовсе не истину ищут, их интересуют варианты, которые они и применяют в зависимости от неоднозначной расстановки сил... — Он не мог не заметить напряжения, в каком слушал его Травкин, и снял напряжение это. — Я узнал, что ты по всему полигону ищешь титулованных мерзавцев, и сам прикатил. Насколько я понимаю, речь идет о виде на жительство, которое ты хочешь дать разработчикам «Долины». Если тебе так надо, я подпишу. Более того, я пойду с твоими рекомендациями к министру, к вице-президенту Академии наук, но проку-то!.. Ба! — воскликнул он, остановившись перед картиной Базанова. — Павел Григорьевич! Узнаю домашнюю кисть великого труженика. Так я подпишу, подпишу... — отошел он от заблудившихся дервишей и посмотрел на Травкина, испрашивая разрешения на дальнейшее, и чуть помедливший Травкин взглядом пригласил Рузаева не стесняться. Николай Иванович сел, закурил, не отказался от коньяка, ножичком для фруктов развалил яблоко пополам и с наслаждением вгрызся в него. — Подпишу, подпишу, только надо ли?.. У нас колоссальный разрыв между уровнем теоретического мышления и способами инженерного воплощения теорий. Эти шестнадцать человек, уверяю тебя, рассредоточенные по институту, мало-помалу подтягивают к себе, к своему уровню коллег, рядом работающих. Учти и следующее. Уж очень они, разработчики твои, масштабны, еще не определили себя, кое-кто покинет радиоэлектронику, кое-кто сопьется, два-три человека — вот и весь осадок этой взвешенной смеси, естественный отбор выделит тех, у кого и зубы повострее, и когти крепче, и мозги порасторопнее. Но если ты ратуешь за подпись, то подпишу. Хоть сейчас. С чистым сердцем. Я ведь их знаю, я на них давно глаз положил.

— Могу я надеяться, что вслед за подписью не полетит документ, тобой подписанный и твоим авторитетом опровергающий предшествующую подпись? Расстановка сил всегда неоднозначна ведь.

Николай Иванович кивнул, соглашаясь с такой постановкой проблемы и отдавая должное прозорливости Травкина.

— Ты не учитываешь одного важнейшего, я бы сказал — концептуального момента. Принципиальность в моем понимании — это отсутствие какого-либо стойкого, однобокого взгляда на быстротекущий мир. Я понимаю всю нравственную подлость этой концепции, но рационально признаю ее неизбежность. Что касается наветов на тебя, сочиненных моими мальчиками, то эти смышленые кандидаты получили от кого-то заказ на шельмование Травкина. Ты будь к ним милостив, тебе трудно поставить себя на их место, но попробуй, представь. Диссертация, защищенная и утвержденная, сущая белиберда, как подавляющая часть всех кандидатских, отсюда и неуверенность в себе, моральная травма, залечить которую пытаются успехами на административном поприще, а для революций в психике и нравственности эпоха выставила запретительные флажки. Ты на них не обижайся, они горят желанием искупить вину и кое-что в этом направлении сделали, я потом скажу...

Каким-то оголенным показался Травкину мир... Не потому ли, что наступила — сегодня — зима в полигонном календаре, подъем у солдат на час позже, вместо физзарядки — уборка снега. Пронзительно неподвижны и черны антенны «Долины». Жарко натоплены обе печки, но сквознячок рассасывает космы сигаретного дыма. Пусты книжные полки, все скопленное всеми главными конструкторами упаковано и послано ефрейтору Павлову. Нет и морса в холодильнике: Травкин узнал стороной, что специалист по изготовлению этого напитка сидит — демобилизованным — в казарме и домой не отпускается по той причине, что без морсу Травкину нельзя, — вот и пришлось в очередной раз объясняться со здравомыслящим Артемьевым, отпустили солдата на волю. («Ну, каюсь, перебрал, но у нас-то, Вадим Алексеевич, не за то ругают!..»)

Но в остальном — все, как в тот июньский день, когда в домик этот вошел Федор Федорович. Тогда Травкин — он сознавал это сейчас — проявил преступное невнимание к словам умудренного жизнью Куманькова, тогда он, оглушенный и ослепленный собственной гордыней, зубоскалил и ерничал, святотатственно словоблуд ил. Итог плачевный.

— Я тебя внимательно слушаю, — приветливо сказал Травкин.

Голос Николая Ивановича Рузаева лишился эмоций, речь избегала интонационных подъемов и спусков, сухо и шершаво падали слова, заваливая комнату, домик. Николай Иванович сказал, что в позапрошлом месяце его ознакомили с проектом совершенствования заработной платы рабочих, к проекту приложили белые ручки свои и Госплан, и министерство финансов, и другие ведомства, цель манипуляций очевидна: сэкономить, до зарезу нужны пять миллиардов рублей. Они и найдены очередным совершенствованием. В точном приборостроении, в отраслях машиностроения да и во всей индустрии есть прослойка рабочих сверхвысокой квалификации, кое-где это восьмые разряды, кое-где — седьмые. Проектом аннулируются эти разряды, вся прослойка сваливается в общую кучу, на разряд ниже, что произойдет далее — пояснений не требует; пройдут годы, и окажется, что уровень профессионального мастерства рабочего класса понизился. Это прекрасно понимают авторы проекта, но им негде добыть эти пять миллиардов рублей. Как топором, одним росчерком пера уничтожены будут около сотни тысяч специалистов. Сила, которую можно назвать неодолимой, движет авторами, хорошо знающими, что экономия в пять миллиардов обойдется растратами в десятки раз большими. Разрушение ради созидания без созидания. Более бескровной, бесшумной и эффективной операции по уничтожению людей трудно себе представить. Что там Колыма, подвалы Лубянки, Соловки да разные ГУЛАГи! Куда-то везти людей, где-то морить голодом, расстреливать, закапывать, прятать концы в воду — да старо это уже, дешевка это, больших расходов требует. Ныне же, как видишь, все просто и без карательного аппарата. Новому времени новые песни, и слова этих песен... Короче говоря, не пора ли понять, что Травкину и Травкиным не место ни в науке, ни в производстве. Они лишние, конкретному Травкину Вадиму Алексеевичу фантастически повезло, всего лишь. «Долине» предназначалась естественная смерть, ее тянули для того лишь, чтоб признать неудавшейся, сурово покарать главного конструктора, оставив в сохранности головы проверенных и доверенных, и с учетом опыта приступить к разработке новой «Долины». Клиническая смерть «Долины» констатировалась не раз, и не однажды реаниматоры, в число которых входил и он сам, Николай Иванович Рузаев, оживляли ее. Травкину повезло фантастически. И больше такого везения не предвидится. Где найдет он таких помощников, как Воронцов и Родин? Где отыщет он мозги шестнадцати разработчиков, которым уготована участь лишних? Где будут монтажники восьмого разряда? Их не будет более. Кто позволит Травкину решать самостоятельно кадровые, социальные и технические проблемы без разрешения вышестоящих органов? Никто. 35-я площадка не повторится ни в каком варианте! Понимает ли это Вадим Алексеевич?.. (Травкин вымолвил: «Да», — и печально улыбнулся.) Пора бы уж давно понять. Общество, в котором мы живем, не только консолидировано, но и консервировано, любая конфликтная ситуация для него губительна, и таких ситуаций не должно быть. Помнится, в самом начале 50-х годов, продолжал бесстрастно Николай Иванович, им, молодым и глупым теоретиком, открыто было несохранение четности в явлениях микромира, статья о сем уже готовилась к публикации, но более могущественные теоретики в известном Травкину учреждении спохватились и обвинили автора статьи в идеализме и даже фидеизме. Четыре года спустя Ли и Янг оповестили весь мир о том, что давно лежало в столе Николая Ивановича, брешь была пробита, и тот, кого копирует Сурайкин, немедленно бросился в прорыв. Примерно в то же время уже повзрослевший и ушедший в радиотехнику Рузаев встретил могущественного оппонента своего, упрекнул его, ведь урон потерпела отечественная наука. И что же, по-вашему, ответил оппонент? Сам виноват — вот к чему сводился его ответ. Надо было более активно отстаивать свою позицию, лбом прошибать стену. Поразительная логика! Но она единственное, что могут себе позволить кураторы науки, техники и культуры. Потому что осколки черепа, разбитого о стену, — прекрасный строительный материал для стены. Иной логики уже быть не может, она — не плод извращенного ума, а естественное следствие, некоторый этап в эволюции сущего, никакими рациональными доводами эту логику не опрокинешь, лбы бессильны. Но жить — надо, стране нужен и меч, и щит, и Травкину надо остаться Травкиным. Травкину надо слиться со стеной, тогда и не потребуется лба в роли стенобитного орудия. Травкину надо быть таким, как все, — с в о и м. Не пугалом, а приманкою. Не красным глазком светофора, а зеленым. Перерядиться и перекраситься. Перестать быть букой и бякой. И не надеяться более на благословляющую длань Михаила Андреевича. Все преходяще — это раз. А во-вторых, никакая воля никакого самодержца не в силах пробить стену, она самовосстанавливающаяся. О знаменитом танке «Т-34» ходят легенды, некоторые совсем очумевшие немецкие генералы уверяют, что мы, русские, победой своей обязаны исключительно этому танку. А известно ли широкой массе и Травкину, что чудо военной техники создавалось на собственный страх и риск конструктора, что подавляющее число военных специалистов было против танка, что только заступничество Сталина дало возможность завершить работу. И — что ж вы думаете? — личное желание главы государства и партии разрушило стену или сделало в ней брешь? Да ничуть. Танк решено было — с немого согласия и одобрения стены — на смотр не пускать, и все было сделано, чтоб не пустить, и только упрямство конструктора, отправившего танки в Москву своим ходом (железнодорожные платформы для танков так и не были поданы), выломило в стене дыру, через которую и принялся на вооружение «Т-34»... Видите: Сталин оказался бессильным, — а вы надеетесь на нынешних. Кстати, пятисоткилометровое путешествие в танке сгубило главного конструктора грозной боевой машины, он вскоре скончался, надо бы и Травкину помнить об этом: «Долина» ведь тоже пробила брешь... Выход, как видишь, один: взлететь на стену и с удобствами расположиться на ней. Все необходимое уже сделано. Милейшие ребята — Липскин и Шарапов — из необозримого наследства Травкина (а «Долина» на долгие годы будет определять развитие средств ПВО) выбрали кое-какие крохи и быстренько сделали диссертацию, которую в ближайшее время надлежит защитить Вадиму Алексеевичу. Разные там кандидатские минимумы и прочая канцелярщина уже оформлены, приличия ради Травкину надо полистать этот труд, никакой сложности ни для восприятия, ни для изложения, ни, следовательно, для одобрения труд этот не представляет, автору, соискателю кандидатской, надо знать всего восемьдесят слов, располагаемых соответственно, в труде — сто одиннадцать слов, что несколько меньше нормы, нужной для признания диссертации докторской, но именно таковой она будет признана, головой ручаюсь. Докторство сразу упростит ситуацию и сделает ненужными те операции, которые проводятся сейчас Травкиным, определит сразу и судьбу его питомцев. Перспективы отнюдь не удручающие, мягко выражаясь. Или Вадим Алексеевич твердо намерен наращивать толщу лба и пробивать им окна в тверди стены? (Травкин помалкивал.) Необходимо и переустройство личной жизни, пора подумать о женитьбе. Желателен, конечно, брак с династическим подтекстом, но, право же, более низкопробного товара, чем эти отпрыски царствующих фамилий, не сыщешь, и не к сему склоняется Вадим Алексеевич, вмешательство в его личную жизнь не входит ни в чьи планы, однако же некоторыми советами не грех и не пренебречь...