Владислав Реймонт - Земля обетованная

• Название: Земля обетованная
• Автор: Владислав Реймонт
• Издательство: Панорама
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1997
• ISBN: 5-85220-411-0

Действие романа классика польской литературы лауреата Нобелевской премии Владислава Реймонта (1867–1925) «Земля обетованная» происходит в промышленной Лодзи во второй половине XIX в. Писатель рисует яркие картины быта и нравов польского общества, вступившего на путь капитализма. В центре сюжета — три друга Кароль Боровецкий, Макс Баум и Мориц Вельт, начинающие собственное дело — строительство текстильной фабрики. Вокруг этого и разворачиваются главные события романа, плетется интрига, в которую вовлекаются десятки персонажей: фабриканты, банкиры, купцы и перекупщики, инженеры, рабочие, конторщики, врачи, светские дамы и девицы на выданье. Из шумных цехов писатель ведет читателя в роскошные дворцы богачей, в пивные, где дельцы предаются пьяным оргиям, будуары светских львиц, делает его свидетелем деловых встреч и любовных сцен.

Публикуется новый перевод романа.

---

Было серое, хмурое утро, падал густой снег, когда к фабрике подъехал на извозчике Боровецкий.

Стремительно вбежав во двор, он остановился среди руин, дымящихся головней, которые заливали водой, обвел глазами стены, похожие на искромсанные обгорелые лохмотья, разбросанные тут и там кучи тлеющих углей. Долго и спокойно созерцал он пепелище, ставшее кладбищем его трудов и надежд.

При этом он не испытал ни отчаяния, ни нервного потрясения, напротив, терзавшие его в пути волнение и тревога улеглись, когда действительность предстала перед ним в яви. Только лицо у него посуровело, стал холодным взгляд, и всем существом овладели злоба, ненависть и неукротимое упорство.

Когда к нему подошел Мориц с группой людей, он спокойно с ними поздоровался и равнодушно выслушал подробный рассказ о пожаре.

И, ни о чем не расспрашивая, направился в контору, которая уцелела вместе с полупустыми товарными складами, — с этих приземистых одноэтажных строений сорвало только крыши.

В конторе стонал Яскульский: он получил ожоги, и теперь его перевязывал Высоцкий.

Боровецкий через выбитое окно посмотрел на дымящиеся развалины и глухим, но твердым голосом сказал Морицу:

— Ну что ж, начнем сначала!

— Да, конечно! Ты не представляешь себе, что я пережил! Я совершенно разбит и боюсь разболеться… Какое несчастье! Какое несчастье!.. Я был как раз в городе и при виде промчавшихся пожарных подумал: «Ну и пусть себе едут, а опоздают, тоже не беда!» Вдруг кто-то рядом сказал: «Боровецкий горит!..» Приезжаю, а прядильня уже полыхает! Ты не представляешь, что я пережил! — жалобно причитал он, изображая отчаяние и безутешное горе, и при этом исподтишка наблюдал за Боровецким.

Кароль терпеливо слушал его сбивчивый рассказ, наконец ему это надоело, и он шепнул на ухо Морицу:

— Перестань врать! Это твоих рук дело!

— Что ты мелешь? С ума сошел? — вскричал Мориц, отшатываясь от него. — Ты…

— Знаю, что говорю! — оборвал его Боровецкий и обернулся к Матеушу.

А тот, черный от копоти, плача целовал ему руки и что-то бессвязно бормотал.

Из его слов Кароль только понял, что кто-то умер.

— Говори по-человечески, кто умер? — нетерпеливо вскричал он.

— Старый барин! Прибегаем, а он мертвый лежит, а рядом барышня — на полу!

— Не ври, дурак, не то трахну дверью по башке! — подскакивая к слуге, заорал Кароль.

— Пан Адам скончался от разрыва сердца, вызванного внезапным испугом. Я был там… Ступайте скорей домой, панна Анка чуть жива! — сказал Высоцкий.

Боровецкого, который был привязан к отцу, известие это ошеломило, и он, словно не веря доктору, опрометью кинулся к дому.

В дверях он столкнулся с Анкой, — ее переносили на руках к Травинским.

— Кароль! Кароль! — схватив его руку, прошептала она, и из глаз хлынули слезы и заструились по осунувшемуся лицу.

— Успокойся! Не плачь!.. Я отстрою фабрику… Все будет хорошо…

— Отец… Отец… — Рыдания мешали ей говорить.

— Я зайду к вам после обеда, — торопливо сказал он, и по его знаку рабочие подняли ее и понесли.

При упоминании об отце сердце сжалось от боли, и Кароль поспешил в комнату, где лежал покойник. Долго смотрел он на всегда доброе, благообразное лицо отца, до такой степени искаженное предсмертным криком и какой-то неведомой мукой, что он вздрогнул.

В его жизни не было горше минут, чем те, которые он провел у тела отца.

Он сидел, задумавшись, и пред его мысленным взором проходила прожитая жизнь; он исповедовался себе, заглядывая в сокровенные тайники души. Это принесло успокоение, но печаль, овладевшая им, отныне никогда больше не покидала его.

Он прилег и спал очень долго, а когда проснулся, почувствовал прилив сил и решимость сразиться с судьбой. Однако с первых же шагов натолкнулся на препятствие.

Пришел Мориц и, заверив его в дружеских чувствах, сказал, что изымает свой вклад и капитал и уже заявил об этом в страховое общество.

— Ловко ты все подстроил, ничего не скажешь! Но неужели ты думаешь: тебе удастся погубить меня?

— Ты расстроен и не отдаешь себе отчета в своих словах, не понимаешь, как оскорбительны для меня твои подозрения. Я забираю деньги, чтобы пустить их в оборот. Ты прекрасно обойдешься и без меня, а мне надо устраивать свою жизнь, к тому же тесть предлагает вступить с ним в дело, для чего срочно нужен наличный капитал.

И он стал посвящать Кароля в свои планы и объяснять, почему не может оставаться его компаньоном, а кончил тем, что полез обниматься.

— Кароль, не смотри на меня так. Я люблю тебя, как брата, и у меня прямо сердце разрывается, как подумаю о твоих убытках. Мне так жалко тебя, так хочется помочь, что я готов, хотя мне это ни к чему, откупить у тебя участок и то, что уцелело от фабрики. Ты ведь знаешь меня: ради друга я ничего не пожалею. Заплачу наличными, причем сейчас же, и дам взаймы, по крайней мере, у тебя будут средства для начала.

Его предложение возмутило Кароля, и, распахнув дверь, он сказал:

— Вот мой ответ! А делами я занимаюсь в конторе…

— Что, что?!.. И это за мою доброту, за хорошее отношение!

— Вон, не то велю выставить тебя! — в бешенстве закричал Кароль и позвонил Матеушу.

Мориц ушел, а он углубился в расчеты.

А когда покончил с ними, побледнел и вконец расстроился, так как страховка покрывала только крупные долги, а, кроме них, имелось еще много мелких, и выплата их могла поглотить стоимость участка, и тогда он остался бы буквально без гроша.

Опять идти в кабалу, снова быть винтиком в гигантской машине, долгие годы мучиться от сознания своего бессилия, предаваться бесплодным мечтам о свободе, снова цепью скует его чужая воля, снова из ямы взирать через решетку на тех, кто возводит фабрики, чьими усилиями движется вперед жизнь, кто ворочает миллионами и живет, руководясь лишь своими желаниями и прихотями.

— Нет, нет… — прошептал он сквозь стиснутые зубы, — такой ненависти и презрения преисполнили его видения прошлого.

Он сыт по горло той жизнью, и, что бы ни случилось, возврата к ней нет.

«Как вырваться из этой западни?» — ломал он голову, не допуская даже мысли, чтобы покориться судьбе.

На другой день пришел Макс. Бледный, с заплаканными глазами, едва держась на ногах, он без лишних слов сказал, что тоже забирает свой капитал и уже заявил об этом.

— Как, и ты покидаешь меня? — с горечью прошептал Кароль, и впервые в жизни на глаза его навернулись слезы, а душа вверглась в пучину отчаяния.

Но он взял себя в руки и стал развивать перед Максом планы строительства новой фабрики. Он воодушевился и, казалось, для него не существует трудностей, непреодолимых препятствий, и для этой схватки с судьбой ему нужны были не капиталы Макса, а он сам, с его знаниями и порядочностью. И он умолял его не выходить из дела.

— Нет, Кароль, не могу. Не сердись, не обижайся на меня, но я в самом деле не могу. Я всю душу вложил в фабрику, пестовал ее, как дитя, жизни не мыслил без нее, и все пошло прахом! У меня нет ни сил, ни веры, чтобы начать все сначала. Войди в мое положение и не держи на меня зла. Прощай! Я остаюсь по-прежнему твоим другом, и ты всегда можешь рассчитывать на меня, но дела я буду вести самостоятельно. Чем именно я займусь, пока еще не знаю. Прощай!

— Прощай, Макс!

Они сердечно расцеловались.

Боровецкий понимал его состояние и не сердился на него. По словам рабочих, когда стало ясно, что потушить пожар невозможно, Макс закрылся в конторе и горько плакал, видя, как гибнет творение его рук.

«Итак, у меня абсолютно ничего нет! — сказал про себя Кароль и, словно бросая вызов всему миру, прибавил: — Ну и что ж, посмотрим, чья возьмет!»

Распорядившись похоронами отца, Кароль пошел на фабрику, куда уже явились страховые агенты.

Но вскоре прибежал Матеуш и сообщил, что его ждет Мюллер.

Едва Кароль переступил порог, как фабрикант заключил его в объятия.

— Я был в Сосновце и только сегодня получил телеграмму, поэтому опоздал, — торопливо говорил он. — Я очень огорчен и сочувствую вам, потому что видел, как вы трудились. Что вы намерены предпринять?

— Еще не знаю.

— Вы все потеряли? — участливо спросил Мюллер.

— Все, — откровенно признался Кароль.

— Пустяки, я вам помогу. Дам деньги в долг под небольшой процент, и вы построите фабрику, еще больше прежней. Вы мне нравитесь! Ну как, согласны?

Кароль с непонятным упорством доказывал ему, что не может брать деньги, не имея под них обеспечения, и вообще рисовал свое теперешнее положение, явно сгущая краски, но фабрикант только посмеивался над его доводами.

— Kein[63] разговоров! Ваш ум — лучшее обеспечение капитала. Сегодня вы лишились всего — завтра снова наживете. Я был простым ткачом и до сих пор не в ладах с грамотой, но это не помешало мне стать фабрикантом и обладателем миллионов. Женитесь на Маде и владейте всем! Я давно хотел сказать вам это. Она — славная девушка. А не хотите жениться, я и так одолжу вам деньги. Из моего Вилли фабриканта не получится. У него барские замашки, и придется купить ему имение, а мне нужен такой зять, как вы. Ну? — Он говорил торопливо, вытирая рукавом потное, лоснящееся лицо и с беспокойством поглядывал на Кароля. — Отвечайте: согласны или нет? Мне некогда…