Андрей Косёнкин - Крыло голубиное

• Название: Крыло голубиное
• Автор: Андрей Косёнкин
• Издательство: Армада
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1998
• ISBN: 5-7632-0652-5

Исторический роман Андрея Косёнкина «Крыло голубиное» рассказывает о жизни и смерти великого князя Михаила Тверского, который посвятил свою жизнь собиранию русских земель и, как смог, сопротивлялся могуществу Золотой Орды. Именно его стремление к объединению Руси в единодержавное государство во многом предопределило дальнейшую политику победивших в борьбе с тверичами московских князей.

---

— Смекаю, — кивнул Михаил Ярославич.

— Раздор им нужен, раздор! — проговорил Михайло Андреич, подняв к голове руку с вытянутым указательным пальцем. — Знают, что из меня раздорщика сделать — что козла оседлать, только потеха одна, а все равно им. Седин не устыдились моих. — Суздальский князь поднял чашу, припал к ней надолго. — И поделом мне! — выдохнул он, с громким стуком поставив опустошенное серебро на столешницу.

— Знать, все же верно говорят, затем ты в Орде?

— Нет, Михаил Ярославич, неверно! Я хоть слаб да стар, но смерти не боюсь — открестился я от них, отбоярился. Тебе поперек и словом не стану. А ты все ж подумай: зачем я им, старый, понадобился?

— Зачем?

— Али сам не кумекаешь?! — Михайло Андреич недовольно поглядел на младшего брата. — Стерегутся они тебя, власти твоей великой. Это ты ныне за ярлыком прибежал, а ну как силу-то почувствуешь да переменишься? Вот на то им я и понадобился. И Юрий им на то надобен. Думаешь, они волчонка-то Русью прикормить собираются? — Князь усмехнулся и покачал головой: — Нет, Михаил Ярославич, не Русью — тобой! — Он снова ткнул в Михаила пальцем.

— Что-то я не пойму тебя, брат. — Михаил Ярославич попытался уразуметь, о чем говорит ему князь. — Юрий — то ладно, с ним ясно. Ты-то зачем им понадобился, тебя-то пошто они приплели?

— Как же! — Михайло Андреич всплеснул руками, затем сгреб со стола в ладонь лежавшие там виноградные кости и пояснил: — Чтоб, как косточки эти в землю кидают, в людях сомнения зарыть. Чтобы потом, коли понадобится, крикнуть: «А Михаил-то не по правде сидит! Он — тать!..»

— Так по правде же! — вскрикнул Михаил Ярославич.

— Эх, Михаил… — князь огорченно вздохнул и плеснул по чашам еще из братины. — Вроде ты и разумен, а вроде и нетолков. Кому та правда нужна? Татарам, что ли?

— Руси.

— Руси!. — Михайло Андреич невесело рассмеялся и, усомнясь, повторил: — Руси… Сам же говоришь, Русь обмануть — что девку смутить. Нужна ей правда-то. Али московичи правды не ведают? — Прямо взглянул он в глаза тверскому князю. — То-то… Знать, правда-то им не больно надобна.

— Не вся Русь — московичи! — возразил Михаил Ярославич.

— А и без них Русь не целая, — отбился Михайло Андреич и вновь поднял чашу.

— Здрав будь, Михаил Ярославич!

— Здрав будь, Михайло Андреич.

Мед у суздальца был не только душист, но и хмелен, да крепко хмелен. В голове от него не яснело, а пуще туманилось. Михайло Андреич подпер кулаком скулу и тихо спросил, будто Михаил был за то ответчик:

— Что ж твоя Русь молчала, когда батюшка мой, Андрей Ярославич, муки за нее принимал. За нее!.. — повторил он.

В голосе его столько оказалось искреннего страдания, что Тверской, пожалев старика, не стал ему возражать. Пусть выговорится, поплачет. Поди, за всю жизнь не многим в том мог довериться…

— Да, — горько и досадливо проговорил Михайло Андреич, — стар я в женихи-то для нее, для Руси-то… Пока в силах был — забаивался. Слышь, Михаил, боялся я! Да молодцов на нее и без меня хватало. Терзали ее всяко, бедную. Мол, все стерпит! А молодцов-то, чую, и ныне достанет…

— Ну… — настороженно протянул Тверской.

— Не о тебе речь, — махнул рукой Михайло Андреич и вдруг натужно, будто закашлял, рассмеялся. — А я вот нарочно на ордынке женюсь! Слышь, брат, на молоденькой!

Михаил Ярославич поглядел на него удивленно. Жениться — дело нехитрое, да ведь и на то резон нужен. Особливо в преклонных летах. Нешто влюбился али просто бес под ребро толкнул? Так ведь на Руси и своих боярышень и княжон довольно.

— Не веришь? — Михайло Андреич казался доволен своим лукавством и удивлением, какое вызвал у брата. — Во как! Я ведь и в Сарай-то за тем пришел…

Еще поднимали чаши. Но Михаилу Ярославичу стало уж скучно с князем. Тот как-то враз по-старчески сник, лишь посмеивался да все повторял, видать, полюбившееся присловье:

— На Русь-то без меня женихов достало, а я вот теперь нарочно на ордынке женюсь…

Михаил Ярославич и сам собрался было уже проститься, но тут к старику от излишнего ли пития, от иного ли утомления враз подступил недуг. Князь сделался странен: лицом вроде и побелел, но на его острых высоких скулах выступили багровые пятна, лоб покрылся испариной, и задышал он хрипло и тяжело, как дышат перед зеленой кончиной.

— Ступай, брат. Худо мне, — простонал он, схватываясь то за грудь, то за шею.

— Нешто позвать кого?

— Ни к чему… Сами прибегут. — Он улыбнулся сквозь муку и, тяжело дыша, снова проговорил: — Женюсь вот, слышь, брат… на ордынке… на молоденькой… Ну, ступай уж… Бог с тобой.

Михаил Ярославич тронулся уйти, но князь, наконец глубоко вздохнув, еще задержал его:

— Погоди!

— Что, брат?

В глазах старого князя стояла видимая, осязаемая тоска вяло прожитой жизни, одиночества и невысказанных обид.

— Я ноне наболтал тебе, не думай про то… Не Русь виню — Невского. Его одного. А Русь, как Дева Пречистая, и в грехе непорочна! Смекаешь, что говорю-то?

— Понял, Михайло Андреич, — кивнул Тверской.

— А ты, Михаил, живи без оглядки. Вижу: Бог тебя любит. Ну, ступай.

— Прощай, Михайло Андреич, — повернулся Тверской в дверях.

Князь сидел, привалившись грудью к столу, неловко скрючив белые слабые руки.

— А ты их не щади, не щади! — неожиданно закричал он. — Руби их до корня! Сам корень вырви, слышь, брат! Вырви! — Откуда и сила взялась в нем для жаркой речи? — Вырви! Иначе погубят они ее, невесту-то нашу, слышь, брат!

Знал Михаил Ярославич, на кого злобится брат, но молчал.

— Не дай злому семени править Русью! Антихристы они! Погубители! Как дед их, как дядья их, Андрюшка бешеный с Дмитрием — погубители. — Навалившись грудью на стол, князь хрипел, плевался слюной, в углах рта закипала у него белая пена, но яростный взгляд его был холоден, и от этого взгляда Михаилу Ярославичу становилось не по себе, будто старик и впрямь помешался рассудком. — Спаси Русь! Убей Данилкиных сыновей! — наконец обессиленно выдохнул он.

— Смирю я их, — пообещал Михаил Ярославич.

— Не смиришь!

— А злом одно лишь зло воцарю. И от того не будет добра, — тихо, но твердо проговорил Тверской.

Михайло Андреич безнадежно махнул рукой. Глаза его потускнели, затянулись обычной скукой и безразличием.

— Ну, ступай. Бог тебе, брат, помощник.

Уже в сенях Михаил Ярославич услышал вдогон, как старик, то ли всхлипывая, то ли смеясь, произнес:

— А я вот на ордынке женюсь…

Кстати сказать, Михайло Андреич слово сдержал: женился на знатной ордынке из рода бек-нойона Усейна. Однако и в том судьба не была к нему благосклонна. Вернувшись в Нижний, он умер, не прожив с молодой женой и двух месяцев.

Михаил Ярославич с трудом пробирался верхом по улице, где люди в непрестанном движении волновались как речная вода — так их на улице было много. День убывал, но солнце напоследок палило еще нещадней.

В сущности, ничего нового встреча с Михайлой Андреичем ему не открыла. Может быть, кроме того, что в Орде не больно-то хотели видеть его великим князем по той лишь причине, что с благословения Руси он уже им являлся. Князь усмехнулся своим недавним опрометчивым и благодушным расчетам. Но Михаил Ярославич знал, что уже не отступится — ногти с рук обдерет, а выцарапает этот ярлык. Ныне ему надо стать хитрей и угодливей к татарам, чем был сам Александр Ярославич. Понятна ненависть Михайла Андреича к брату отца, но прав, выходит, тот, кто победил.

Пологим бугром улица поднялась от реки к лысому взлобку, где располагался базар. От базара навстречу Михаилу Ярославичу трое татар тащили на веревке оборванного, страхолюдного с виду русского. Мужик не упирался, но идти не спешил. Провожатые, смеясь и похабно ругаясь, обломками кольев в тычки подгоняли его идти быстрей. Мужик мычал в ответ неопределенное и вертел по сторонам кудлатой головой, будто надеялся на спасение. Собственно, это и не мужик был, а парень, отчего-то состарившийся до времени. Старили его угрюмые, запавшие глубоко глаза, не имевшие цвета, длинные, точно в печали отпущенные, грязные волосы да старческая сутулость…

Сам не зная почему, Михаил вдруг остановил татар.

— Эй! Куда вы его ведете? — окликнул он их по-кумански.

— Башку сечь! — ответил один из них.

— За что?

— Украл.

— Что?

— Мясо с жаровни.

— Голодный? — спросил князь мужика.

— Давно не емши, — хмуро кивнул мужик.

— Сколько стоит его воровство? — спросил князь у татар.

Татары были из простых, небогаты, промеж собой толковали они недолго и объявили пеню за русского всего в семь сарайских диргем. Несмотря на то что за многие преступления, включая и воровство, Джасак полагал наказанием непременную смерть (между прочим, смерть, согласно Джасаку, ждала и того, кто поперхнулся пищей за общим столом или же помочился на пепел и воду), ко времени правления Тохты нравы в Орде несколько помягчели и приобрели более рыночный характер. Какие из преступлений и вовсе перестали считаться преступлениями и не преследовались, за другие же можно стало откупиться денежной пенею. Так то было меж русскими в прежней Руси. Правда, у татар размер пени значительно колебался, главным образом завися не от рода совершенного преступления, а от того, кто его совершил и по отношению к кому. Так, уже при Тохте за убийство магумеданина причиталось сорок золотых сарайских диргем, убийство монгола оплатой не возмещалось, за смерть китайца или же латинянина можно было откупиться ослом, русских убивали бесплатно…