Николай Зенькович - Михаил Горбачёв. Жизнь до Кремля.

• Название: Михаил Горбачёв. Жизнь до Кремля.
• Автор: Николай Зенькович
• Издательство: Издательство «ОЛМА-ПРЕСС»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2001
• ISBN: 5-224-01324-0

÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷

Известный представитель «литературы факта» Николай Зенькович впервые в российской историографии составил хронику жизни М.С. Горбачёва до его избрания на пост Генерального секретаря ЦК КПСС.

В книге много малоизвестных фактов о ставропольском периоде его деятельности, о семейных корнях, работе в комсомольских и партийных органах края. Кто давал М.С. Горбачёву рекомендацию для вступления в КПСС? Кто сидел вместе с ним в одном кабинете на начальных ступенях комсомольской и партийной карьеры? Как сложилась дальнейшая судьба этих людей? Каких результатов достиг будущий генсек и президент за 23 года руководящей работы в крае?

Немало нового узнает читатель и из тех глав, в которых повествуется о деятельности М.С. Горбачёва в качестве «рядового» секретаря ЦК и члена Политбюро.

÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷

---

В то самое время я часто бывал в Серебряном бору, у известного журналиста, который всё лето жил в казённой дачке на Таманской улице. А рядом с ним, внутри двора, обитал скромный, вежливый человек. Ровно в 8 утра он выходил на пробежку в спортивном костюме советского пошива. После завтракал — стакан кефира и ломтик ржаного хлеба (часто повторял, что его девиз — скромность во всём), и отбывал на служебной «Волге» в свой гастроном. Небольшая деталь. У магазина не разрешён был разворот, но ему, Соколову, сделали исключение, сотрудник ГАИ останавливал встречное движение по улице Горького и отдавал честь. Позже сапёры с миноискателями обнаружили рядом с дачей «скромного» директора зарытую железобетонную трубу с драгоценностями и валютой.

Арестовали Соколова 30 октября 1982 года. В его служебный кабинет вошёл человек в штатском. «Я за вами, товарищ Соколов, вот ордер, кабинет мы опечатаем», — спокойно сказал он.

— Кто это мы? — вскинулся из-за стола сидевший за дорогим коньяком и деликатесными закусками генерал-майор МВД.

Человек учтиво протянул удостоверение с гербом и чёткими буквами «КГБ СССР».

— Понял, товарищ генерал, — мигом протрезвел гость Соколова. — Моя помощь не нужна?

— Мы вас сами пригласим…

Директор с нажимом попросил, может ли он позвонить Юрию Чурбанову или его жене Галине Брежневой. И услышал в ответ жёсткое: «Нет».

ГУВД Москвы давно держало «колпак» над Трегубовым. Компромат на него едва вмещался в три папки. В один прекрасный день все эти папки были направлены в Моссовет — зам. председателя, курирующему торговлю. Но для Папы это не имело никаких последствий. Более того, через неделю весь компромат на Трегубова оказался на столе… Трегубова с руководящей резолюцией «Для принятия необходимых мер».

И ГУВД, и прокуратура, и горсуд Москвы, и Госторгинспекция в общей сложности направили в высшие государственные органы страны более 30 частных определений, в которых деятельность Папы и его рати получала объективную оценку. Однако в эпоху развитого социализма все эти послания оказывались в руках Трегубова.

Но когда арестовали «молодого Елисеева», Трегубов всполошился, его подручные срочно рванули в крупные гастрономы с приказом: «Не брать!» Брали, конечно, но прыть умерили. На время. В молчании арестованного Соколова Папа был уверен. Он говорил приближённым: «Баба Машка своих не сдаст». И в этом была его самая крупная ошибка.

Баба Машка сдал всех. «Раскололись» и директора гастрономов «Новоарбатский» и ЦУМа Филиппов и Тверитинов.

В те дни первый зам Трегубова стал как бы послом по особым поручениям. Он объезжал подведомственные точки, в основном крупные гастрономы, которые доил Папа, просил директоров подать заявление об уходе. Кто соглашался, кто нет. Но кольцо сжималось. Взяли директора плодоовощной базы Амбарцумяна, директора магазина № 40 на Колхозной площади Гольдмана, который прятал громадные деньги в коробках из-под обуви на антресолях…

Дело Трегубова потянуло на 140 томов. В них спрессовалась вся нечисть столичной торговли — обсчёты, обвесы, левые продажи. В магазине «Новоарбатский» по графе «Естественная убыль» списывали даже ветчину в банках. И все эти ручейки вливались в карман Трегубову.

Трегубов не знал, что вокруг него уже обвились мощные щупальца КГБ. Им руководил в то время Ю.В. Андропов. И когда ему передали справку о короле столичного прилавка, Андропов распорядился: «Выявить». Под следствием оказалось более 15 тысяч работников московской торговли. Николай I судорожно нажимал все кнопки, но телефоны, которые раньше отзывались на первый звонок, вдруг как обрубили. Трегубов бросился по кругу единомышленников, встречался лично с директорами гастрономов, торговых баз. Всем говорил одно: «Ты мои связи знаешь, всё отрицай…» Папа есть Папа, его привыкли слушаться… Но, попав в следственный изолятор, намертво забывали о прежних тостах за дружбу и клятвах в верности. Клепали на Папу не только ради спасения своей шкуры, хотя это было главным мотивом покаяния. Своими властными замашками Папа многих своих соратников сделал личными врагами. Одни завидовали, другие ненавидели Папу за взятки, которые приходилось ему давать.

Дело в том, что в условиях вечного социалистического дефицита многих продуктов именно от личного расположения Трегубова зависело, получит или нет директор магазина ходовой товар. За это приходилось расплачиваться конвертами с деньгами.

Трегубова арестовали 24 июля 1984 года. К тому времени Андропов перешёл в ЦК КПСС, но «дело Трегубова» держал на контроле. И когда бывший министр МВД Щёлоков пытался замолвить за него слово, Андропов спросил: «Вы что, заодно?» Вскоре, как известно, всесильный Щёлоков был лишён всех чинов и наград и покончил с собой из охотничьего ружья на даче в Серебряном бору.

Самым близким Папе был Соколов — человек с уголовным прошлым. Сначала, благодаря рекомендации Трегубова, его взял к себе заместителем бессменный директор «Новоарбатского» гастронома Филиппов. Пять лет торговых «университетов» просветили Соколова. И тогда Папа сделал его директором «Елисеевского». И, естественно, «доил» все годы. Ну и без внимания не оставлял: дефицит, деликатесы шли в «Елисеевский» конвейером. Тому, как распорядиться этим дефицитом, Соколова учить было не надо.

Во время следствия Соколов валил всё на Папу, называл суммы, которые передавал ему лично. Много секретов о связи Папы с «небожителями» знал директор «Елисеевского». И требовал, требовал очной ставки с бывшим покровителем. Но встреча лицом к лицу не состоялась. Дело Соколова выделили в отдельное производство, на закрытом заседании суд приговорил его к высшей мере, и Соколова поспешно расстреляли. В «деле» осталась запись: «Провести очную ставку между Трегубовым Н.П. и Соколовым Ю.К. для устранения имеющихся в деле противоречий невозможно в связи со смертью Соколова». До сих пор остаётся загадкой (впрочем, не слишком сложной), почему тогда так спешили с расстрелом. Известно лишь, что перед расстрелом Соколов неоднократно писал заявления в ЦК КПСС, Верховный Совет: «Мне необходимо сообщить нечто, о чем нельзя говорить в суде».

Ответов не было.

Суд над торговой мафией (закрытый) начался 19 ноября 1985 года, приговор огласили 8 сентября 1986 года. Было допрошено 400 свидетелей. Осуждено 25 человек. К смертной казни приговорён М.А. Амбарцумян, другие получили от 8 до 15 лет лишения свободы. Так рухнула империя Николая 1. Трегубову дали 15 лет. Но отсидел он лишь восемь. Умер летом 1996 года в Москве.

Рассказывают, что в лагере «авторитеты» настолько поразились изобилию посылок «фраеру», что смеха ради объявили его на сходке «вором в законе». Однако воспользоваться этой высокой рекомендацией Трегубов уже не смог».

Публикация выполнена по традиционной, обвинительной, схеме, утвердившейся в прессе со времени этого громкого процесса. Манера изложения — в свойственной тогдашней «Вечерке» стилистике, вызванной паникой в связи с катастрофической потерей подписчиков и лихорадочными поисками способов их возвращения. Я тогда плотно сотрудничал с этим изданием и помню разговоры в редакционных кабинетах о том, что «Московский комсомолец» наступает на пятки, его популярность растёт, надо что-то срочно предпринимать, в частности, менять форму подачи материалов.

Тогда и появился в «Вечерке» этакий разухабистый, ернический стиль: о серьёзных вещах говорилось с изрядной долей насмешки, с колокольни заурядного обывателя. Один редакционный остряк по этому поводу изрёк: «Вечерка», задрав штаны, побежала за «Московским комсомольцем».

Публикация в «Вечерке» выглядела рудиментом на фоне других статей, появившихся на эту тему в прессе после отмены цензуры. Во второй половине 90-х годов ряд серьёзных журналистов выступили с аналитическими материалами, в которых попытались углубиться в обстоятельства громкого дела, найти причинно-следственные связи его возникновения и необычно быстрого жестокого финиша. Я тщательно изучил все публикации на эту тему, сравнил их и… вспомнил хрестоматийное определение разницы между репортёром и публицистом. Репортёр опрометью спешит на пожар, прибывает туда первым и восторженно описывает детали героической борьбы пожарных с огнём. Публицист анализирует — почему загорелось.

Известный бытописатель современной Москвы А. Рубинов, которого ещё в 70-е годы называли советским Гиляровским, в газете «Россия» (24. 04. 98 г.) отметил, что объект был выбран гениально правильно. Торговлю ненавидели.

Многие откровенно радовались несчастью таких благополучных людей, которые в условиях всеобщей нехватки, утомительного доставания продуктов и товаров жили прекрасной, сытой, полной удовольствия жизнью. И были всесильны!

Действительно, малообразованное торговое сословие было привилегированным. Почти как партийные деятели высокого ранга. Торговцев презирали, но их дружбы добивались даже творческие люди. На премьерах в Большом театре в первых рядах восседали разодетые по самой последней моде, расплывшиеся женщины с грубыми лицами, выдававшими их профессию. В перерывах они, строя глазки, прохаживались среди самых популярных людей страны, рассиживались в дорогом театральном буфете.