Уилбур Смит - Ярость

• Название: Ярость
• Автор: Уилбур Смит
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-271-42217-1

Вторая мировая закончена. Но война, сделавшая двух братьев врагами не на жизнь, а на смерть, продолжается! Грехи прошлого по-прежнему довлеют над кланом Кортни. Тайны отцов все еще грозят сломать жизнь их сыновьям, только вражда их перенеслась с поля боя в коридоры высшей власти. Южная Африка не желает больше терпеть гнета Британской империи, – и Манфред Деларей оказывается одним из лидеров борцов за независимость. Но во главе южноафриканских сторонников англичан стоит его брат, его заклятый враг – Шаса Кортни, не уступающий ему ни мужеством, ни жестокостью, ни силой характера…

---

– Это хорошо, – серьезно улыбнулся он. – Твоя кость станет нашим ужином, и это сбережет мои деньги.

Она рассмеялась – красивым грудным смехом.

– Не уходи, я скоро.

Виктория повернулась и пошла к домам медперсонала; Мозес с удовольствием смотрел, как она поднимается по ступеням. Узкая талия подчеркивала округлость ягодиц под белым халатом. Небольшая грудь со временем обещала стать полной, а бедра уже были широкие: такой легко носить детей. Такое тело – образец красоты для нгуни. Мозес вспомнил виденную когда-то фотографию Венеры Милосской. Осанка у Виктории была прямая, шея длинная и тоже прямая, и хотя бедра покачивались, как будто она танцевала под звуки далекой музыки, голова и плечи были неподвижны. Очевидно, девочкой она вместе со всеми носила полные кувшины воды от источника и легко удерживала кувшин на голове, не пролив ни капли. Именно так у зулусских девушек вырабатывается их удивительная царственная осанка.

С круглым лицом мадонны, с огромными темными глазами Виктория была одной из красивейших женщин, каких встречал Гама, и пока он ждал, облокотившись на капот фургона, он думал о том, что у каждой расы свой идеал женской красоты и идеалы эти очень различаются. Это заставило его вспомнить о Таре Кортни с ее большими круглыми грудями и узкими мальчишескими бедрами, с длинными каштановыми волосами и мягкой, безжизненной белой кожей. Мозес поморщился: воспоминание вызвало у него легкое отвращение; но обе женщины были очень важны для его амбиций, и его сексуальная реакция на них – влечение или отвращение – не имела никакого значения. Важна была только их полезность.

Виктория вернулась через десять минут. На ней было алое платье. Яркие цвета ей шли, они подчеркивали бархатистость темной кожи. Она села на пассажирское сиденье фургона рядом с Мозесом и взглянула на дешевые золотые часики на запястье.

– Одиннадцать минут шестнадцать секунд. Ты не можешь жаловаться, – объявила она. Он улыбнулся и включил двигатель.

– Теперь давай возьмемся за твой окорок динозавра, – предложил он.

– Тираннозавра рекса, – уточнила она. – Самого свирепого из динозавров. Но нет, оставим до ужина, как ты предложил.

Ее болтовня развлекала его. Для черной незамужней девушки необычны были такие общительность и уверенность в себе. Потом он вспомнил, что она училась и жила здесь, в одной из самых больших и заполненных пациентами больниц в мире. Это вам не деревенская девчонка, пустоголовая хохотушка… и, словно стремясь это продемонстрировать, Виктория легко принялась обсуждать шансы генерала Дуайта Эйзенхауэра попасть в Белый дом на предстоящих президентских выборах и то, как это отразится на борьбе американцев за права человека – и на их собственной борьбе здесь, в Африке.

Пока они разговаривали, солнце начало садиться за город, красивые здания и парки остались позади и они неожиданно погрузились в атмосферу пригорода Соуэто, где жили полмиллиона черных. Сгустились сумерки, запахло дымом кухонных костров, и этот дым окрасил закат в дьявольский красный цвет крови и апельсинов. Узкие немощеные улицы были забиты возвращающимися с работы людьми, каждый нес пакет или сумку, и все шли в одном направлении, к своим домам, шли с работы после трудового дня, начавшегося еще затемно с мучительной поездки автобусом или поездом к рабочему месту во внешнем мире и закончившегося в темноте обратной поездкой, когда усталость становилась еще сильнее и непереносимее.

На этих забитых народом улицах фургон замедлил ход, но кое-кто узнал Мозеса и побежал впереди, расчищая дорогу.

– Мозес Гама! Это Мозес Гама, дайте ему проехать.

Они двигались дальше, и прохожие на улицах приветствовали их.

– Я вижу тебя, нкози!

– Я вижу тебя, бабу!

Они называли его отцом и господином.

Когда добрались до общинного центра, примыкавшего к комплексу административных зданий, на площади перед залом было столько народу, что им пришлось оставить фургон и последние сто ярдов пройти пешком.

Но здесь их уже сопровождали «буйволы». Громилы Хендрика Табаки расчищали дорогу в сплошной массе людей, смягчая это проявление силы улыбками и шутками, так что толпа расступалась без возражений.

– Это Мозес Гама, дайте ему пройти.

Виктория цеплялась за его руку и возбужденно смеялась.

Когда они входили в главные двери, Виктория подняла голову и прочла над ними надпись:

ОБЩИННЫЙ ЦЕНТР ИМЕНИ Х. Ф. ФЕРВУРДА

Обычаем националистического правительства быстро стало присвоение всем административным зданиям, аэропортам, плотинам и другим значительным для общества объектам имен политических светил и посредственностей, но невероятная ирония заключалась в том, что общинный зал самого крупного черного пригорода назвали именем белого создателя законов, протестовать против которых здесь собрались. Хендрик Френс Фервурд был министром по делам банту и главным создателем системы апартеида.

Внутри стоял оглушительный шум. Просьбу об использовании зала для политического митинга администрация, конечно, отклонила бы, поэтому официально собрание рекламировалось как рок-концерт знаменитой группы «Мармеладные мамбы».

Группа была на сцене – четверка в облегающих костюмах с блестками, которые сверкали в мерцании разноцветных огней. Множество усилителей оглушали плотную толпу музыкой, словно бомбардировкой с воздуха, а танцующие подхватывали эти звуки и раскачивались и содрогались в ритме музыки, как гигантский чудовищный организм.

«Буйволы» прокладывали дорогу через танцплощадку; танцующие узнавали Мозеса и выкрикивали приветствия, пытались дотронуться до него, когда он проходил. Но вот его узнали и в оркестре, музыка оборвалась на середине ноты, и Мозеса встретили громом фанфар и раскатистой барабанной дробью.

Десятки добровольных помощников подняли Мозеса на сцену, а Виктория осталась внизу, на уровне его колен, завязнув среди людей, двинувшихся вперед, чтобы видеть и слышать Мозеса Гаму. Дирижер попытался представить его, но его голос, даже усиленный множеством громкоговорителей, не смог перекрыть громогласные приветственные крики. Четыре тысячи глоток исторгали свирепый рев, который длился и длился, не ослабевая. Он перекатывался через Мозеса Гаму, как морские волны в шторм, а Мозес стоял, как скала, неподвластная волнам.

Но вот он поднял руки, и сразу стало тихо, над огромной толпой нависла сдержанная болезненная тишина, и в этой тишине Мозес Гама взревел:

– Amandla!Власть!

И толпа единодушно отозвалась:

– Amandla!

Он снова выкрикнул глубоким волнующим голосом, который отразился от потолочных балок и проник в самую глубину сердец:

– Mayibuye!

И они взревели в ответ:

– Африка! Да пребудет она вечно!

Снова все смолкли в ожидании, возбужденные и взвинченные, и Мозес Гама заговорил:

– Давайте поговорим об Африке, – начал он. – Поговорим о ее богатых, плодородных землях и о тех крошечных бесплодных участках, на которых вынуждены жить наши люди.

Поговорим о детях без школ и о матерях без надежды.

Поговорим о налогах и пропусках.

Поговорим о голоде и болезнях.

Поговорим о тех, кто работает под палящим солнцем и в темных недрах земли.

Поговорим о тех, кто живет в рабочих поселках, вдали от своих семей.

Поговорим о голоде, о слезах и о жестоких законах буров.

* * *

Целый час он держал их в руках, а толпа молча слушала, только изредка раздавались стоны и невольные болезненные вздохи, а иногда гневный рев. К концу речи Виктория обнаружила, что плачет. Слезы свободно и бесстыдно бежали по ее запрокинутому прекрасному круглому лицу.

Закончив, Мозес, обессиленный и потрясенный собственной страстью, опустил руки и склонил подбородок на грудь, и зал объяла мертвая тишина. Все были слишком взволнованы, чтобы кричать или аплодировать.

В этой тишине Виктория вдруг поднялась на сцену и повернулась к толпе.

– Nkosi sikelel’ i Africa, – запела она.

«Боже, спаси Африку». Оркестр мгновенно подхватил припев, и великолепные голоса африканцев слились в потрясающий хор. Мозес Гама подошел к Виктории, взял ее за руку, и их голоса слились.

Им потребовалось почти двадцать минут, чтобы выйти из зала: тысячи человек хотели прикоснуться к ним, услышать их голоса, стать частью их борьбы.

И, конечно, за один вечер прекрасная зулусская девушка в пламенеющем алом платье стала частью почти мистической легенды о Мозесе Гаме. Те, кому посчастливилось побывать на том вечере, рассказывали тем, кто не присутствовал, как царственно она выглядела, когда стояла и пела перед ними, – королева, достойная высокого черного императора рядом с ней.