Андрей Ростовский - Русский синдикат

• Название: Русский синдикат
• Автор: Андрей Ростовский
• Издательство: ВАГРИУС
• Жанр: Боевик
• Год: 2001
• ISBN: 5-264-00539-7

...Из банка в Нью-Йорке исчезают миллионы долларов, принадлежащих российским воровским авторитетам. Феликс Ларин по прозвищу Чикаго отправляется со своей бригадой в Штаты, чтобы разобраться с ситуацией на месте. Он не подозревает, насколько опасны эти «гастроли»: в войну с российской братвой вступают международные криминальные группировки.

Несколько слов об авторе: «Автор этой книги — говорит писатель Виктор Доценко, — не только мой хороший друг. Андрей один из героев созданных мною романов о Бешеном, в которых он действует под своим именем». Психолог по образованию, Андрей Ростовский сумел в этой жизни многое: стал уважаемым человеком в Москве, имеет свой бизнес, теперь, вот, написал книгу — первый в России криминальный роман, автор которого может с полным правом утверждать: я знаю об этом все! Он решился рассказать о мире криминала без лицемерия и ханжества, не идеализируя его, но и не разоблачая во что бы то ни стало.

---

Когда Чикаго подробно рассказал Кирпичу о текущих делах, было решено этим вечером отдохнуть, и друзья устремились в Голливуд. Грешно было не воспользоваться возможностью, находясь рядом, не посетить знаменитое место, которое вот уже восемьдесят лет является «фабрикой грез» для миллионов кинозрителей во всем мире.

Эдик и Сэмэн были в Лос-Анджелесе первый раз, как, впрочем, и в Соединенных Штатах, а посему Феликс вызвался быть их гидом, так как бывал уже в этих краях.

Приятели прогулялись по Голливудскому бульвару, на котором выбиты звезды с именами известнейших актеров Голливуда. Потом посетили Menn's Chinese Theater, знаменитый тем, что на нем кинозвезды увековечили себя отпечатками своих рук и ног.

Феликс отметил, что его рука идентична руке Стивена Сигала и практически подходит к отпечатку Джона Траволты. На что Сэмэн с присущей ему простотой заметил:

— А интересно, почему эти кинозвезды, мать их так, не оставляют отпечатки других частей тела? Отпечатали бы в цементы свои задницы или еще что-нибудь. — Восторгаясь своей плоской шуткой, он громко расхохотался.

Эдик Кирпич, положив руку на отпечаток руки Роберта де Ниро, с удовольствием для себя похвастался:

— О, братва, смотри-ка, может быть, де Ниро мой родственник? Надо будет при случае поинтересоваться у него.

— Да, брат, в жизни все бывает, — улыбнулся Феликс. — Жаль, что сейчас мы не можем прошвырнуться по киностудиям «Юниверсал». К сожалению, уже поздно, и они закрыты для посетителей. Ну ничего, не последний день живем.

— Я тоже на это надеюсь, брат, — ухмыльнулся ростовский вор. — Ну что будем делать дальше, Феликс? Куда рванем?

— Давай-ка рванем обратно в Беверли-Хиллз. Там на Родео драйв есть неплохой клуб, в нем и зависнем. Никто не против?

— Почему бы и нет, — пожал плечами Джино Кастелано. — С удовольствием махну партию в бильярд. Кто составит мне компанию?

— Могу я, если не возражаешь, — улыбнулся Яшидо.

— Конечно, о чем разговор. Только с вами, самураями, наверное, опасно, — весело рассмеялся Джино.

— Ну что вы, бильярд ведь не айкидо, так что вам переживать незачем, Джино-сан. Кий — это не катана, и, думаю, наши возможности здесь равны.

— О'кей! Тогда в путь, господа.

Прибыв в клуб, японец с итальянцем заняли место у американского бильярдного стола. Сэмэн, истосковавшийся по женскому обществу, расположился за барной стойкой между двумя красотками. Предложив им виски, он уже буквально через несколько минут обнимал их за талии, как бы ненароком опуская руки на круглые ягодицы, и о чем-то весело щебетал с ними на ломаном английском языке.

Дамам, видно, пришелся по вкусу этот колоритный здоровяк со смешным непонятным акцентом и нахальными руками, бесстыдно блуждающими по упругим бедрам одновременно сразу двух вумэн. Но они делали вид, что этого не замечают, весело болтали, смеялись, поглощая дорогое коллекционное виски, щедро наливаемое их собеседником.

Феликс и Эдик Кирпич, разместившись за уютным столиком под роскошной пальмой, потягивали «Джек Дэниэлз» с колой. Наслаждаясь тихим блюзом и любуясь пламенем свечи, стоящей на столе, они вели непринужденный разговор. Постепенно в соответствии с количеством выпитого напитка разговор перетекал в более откровенное русло.

— Ты вот скажи мне, Фил, так, по-братски, — доверительно-дружески обратился Эдик к Феликсу. — Я тебя давно знаю как человека, авторитетного в наших кругах. Ты уважаемый и порядочный жиган. Но почему до сих пор ты не изъявил желание стать вором?

— Ну, на это есть свои причины, братуха. Во-первых, я, как ты знаешь, имею высшее образование…

— Брат, я думаю, это сейчас не препятствие. Есть и в наших кругах образованные люди. Я, Феликс, постарше тебя и скажу, что мое мнение — если в воровских кругах больше образованных будет, это не грех, а даже, наоборот, польза общему делу. Времена меняются, и, для того чтобы свято чтить и поддерживать нашу воровскую идею, братва должна быть более грамотной. Это, конечно, не то, что проходить тюремные университеты у Хозяина, — это святое, но все же и высшее образование пользу принести может немалую, а то ведь мусора и лохи все более грамотными становятся. Пустить на самотек — житья не станет, так-то, брат Чикаго.

— Да, так-то оно так, Эдик, — сделал паузу Феликс. — Но в моей биографии еще служба в армии была. Срочная служба в рядах вооруженных сил, а это вору не полагается. Этого еще никто не отменял.

— Да, братуха, это так. Но по мне, был бы человек правильный, преступной жизнью жил, закон воровской чтил да понимал, что вместе с короной воровской он на себя тяжкий воровской крест возлагает. «Шапка законника» — она ведь не для красоты, она к большой ответственности жулика обязывает, кристально чистой душе и духу несгибаемому. Ты ведь прекрасно знаешь, у нас химичить нельзя. Нельзя мутить воду. Шаг вправо или шаг влево — каюк. Коль определился по жизни, вором стал, так неси имя свое воровское как подобает, а эта ноша нелегка, братуха, ох нелегка. Да о чем я здесь базарю, ты, брат, сам это не хуже меня знаешь…

— Да знаю, Эдик, знаю. Уж, поди, не первый год этой жизнью живу…

Собеседники подняли бокалы.

— За воровское! — произнес Кирпич. — За порядочность!

— Как скажешь. Быть добру.

Приятели чокнулись и выпили.

— А вот что скажи мне, Феликс… Со мной-то все понятно как божий день, с детства урками воспитан, воровал, зону не раз топтал. А ты ведь вроде из интеллигентной семьи, почему другую стезю не выбрал, а пошел по скользкой и опасной — преступной?

— Но это долгая история, тут в двух словах не объяснишь.

— Да мы же вроде, Фил, никуда не торопимся. Телок в любой момент зацепим. Вон, глянь, как твой Сема Комод к двум телам прилип, и тела вроде ничего, смачные. — Кирпич ухмыльнулся и щелкнул пальцем. — А мне хочется сейчас, Феликс, по душам поботать. Поговорить о том о сем. Так сказать, о диалектике жизни.

Феликс внимательно посмотрел на ростовского законника.

— Ну а что, брат, почему бы и нет. Знаю тебя уже давно, лет пятнадцать, а то, поди, и больше. И помогал ты мне не раз, да вроде и я в долгу не оставался. Ты, Эдик, человек умный, а поэтому, если тебя мое мировоззрение заинтересовало, то я не буду по-жигански мурчать блатные истины. Расскажу нормальным человеческим языком. Ты, я думаю, поймешь.

Врагом воровского братства является государство. Государство не как оно значится в Конституции, а как то, что оно собой представляет на самом деле. Воровское движение, как оно есть, зародилось при тоталитарном строе, и ни для кого не секрет, сейчас об этом все кричат и пишут, какие говнюки и педерасты были у власти. Были и есть сейчас. Любому дураку понятно, что государство сверху донизу пропитано ложью и коррупцией, что у руля большей частью находятся жадные и властолюбивые негодяи, которых вовсе не интересует судьба народа, а интересуют лишь деньги и власть, а также прочие мирские наслаждения.

В прошлом, когда большая часть народа находилась под дурманом советской пропаганды и стремилась к коммунистическим идеалам, были и те, кто тем или иным способом противопоставлял себя государственной власти. Все по-разному. Каждый по-своему.

Была и молчаливая интеллигенция, подверженная сталинским репрессиям. Были и борцы, и бунтари, и диссиденты. Были и воры, которые так или иначе, хоть и на свой лад, со своим менталитетом, но все же конкретно себя противопоставляли государству. Жили по своим законам, по своим альтернативным правилам, совершенно противоположным не только общепринятой, навязанной морали, но и государственной власти как таковой.

Феликс сделал паузу. Отхлебнув большой глоток виски, он ненадолго задумался и продолжил:

— По большому счету, что такое преступник? Преступник — это человек, преступающий закон. А если закон несовершенен? Да несовершенен — это еще мягко сказано. Если он, как я уже говорил, пропитан коррупцией и ложью? Если у власти стояли и стоят подлецы? Так как же можно порядочному человеку не преступить непорядочный закон?

Феликс многозначительно посмотрел на ростовского вора, тот внимательно слушал, теребя рукой поседевший висок.

— Так вот, — продолжил Чикаго. — Я думаю, это самое главное, что подвело меня к опасной черте жизненного выбора. Если принципы моей морали противоречат условностям несовершенного закона, то я его преступлю, не задумываясь. Соответственно я являюсь преступником, так на хрена же нам лицемерить. Это мне не по нутру. Я не хотел бы быть похожим на тех выблядков, которые занимают государственные должности и посты, бьют себя кулаком в грудь и орут что-то о благосостоянии народа и о заботе о нем, одновременно обдирая его как липку. Я уж лучше открыто обзовусь преступником и буду открыто рвать жирных барыг и доить богатых лохов. При этом я никогда не обижу бедолагу мужика — трудягу, не обижу простой бедный люд. Если надо, я поделюсь с голодным, если надо заступлюсь за слабого, но по законам своей морали. По законам своей совести. А вовсе не по требованию продажного государственного аппарата.