Ричард Райт - Долгий сон

• Название: Долгий сон
• Автор: Ричард Райт
• Издательство: Терра-Книжный Клуб
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1999
• ISBN: 5-300-02638-7

Любовь… Это светлое чувство порой таит тревоги и мучения. Но если чувство рождается между мужчиной и женщиной разного цвета кожи, то к мукам любви добавляются непонимание и неприязнь окружающих.

* * *

«…А ведь он ее любит. Ему хочется быть с нею. Возможно, как раз эта неискушенность и привлекает его в ней? Или то, может быть, что в ней — и белой, и не белой — ему видится образ некоего примирения? Или все дело в том, что она похожа на белую, но жить, как и он, вынуждена в Черном поясе?.. Он пытался представить себе, с какими понятиями подходит к жизни, к отношениям между людьми различных рас Глэдис… Бедная маленькая Глэдис. Он выбрал эту женщину, и он вразумит ее…» (Р. Райт)

---

Он вошел за ней в спальню и стоял рядом, пока она выбирала пластинку и заводила патефон. По комнате поплыл блюз, и Вера стала постукивать ногой в такт музыке.

— Пошли, потанцуем, миленький. — Ее рука обвилась вокруг его пояса.

— Только я плоховат по этой части, — сказал он, выходя на середину комнаты.

— Давай я тебя поведу, — вызвалась она.

— Ладно.

Он двигался, отдаваясь чувственному ритму надрывной музыки, наливаясь тяжестью от ощущения того, как льнет к нему ее податливое тело. Пластинка кончилась, они вместе подошли к патефону, и он увидел, как она снимает рычаг с иголкой. Секунду они стояли неподвижно, потом Вера прижалась к нему, и он не успел опомниться, как его ладонь сама легла ей на грудь, а с языка сорвалась гладкая ложь:

— Девочка, как же я долго тебя ждал.

— Правда, Пуп? — Она прижалась к нему тесней, умело рассчитывая свои движения, чтобы ему казалось, будто наступает он, а она только покоряется.

Она потянула его за собой на кровать, и все, что накопилось у него внутри, — сдерживаемая ярость, и жгучий стыд, и ненависть — отступило куда-то, происходящее сделалось осязаемым и близким, окропило его чувства блаженным дождем, и он всем своим существом потянулся к нему навстречу. Ее губы слились с его губами, и он жадно поцеловал ее, пьянея от того, что она так пылко ему отвечает, одурманенный новизной и близостью ее тела. Она протянула руку вверх, щелкнул выключатель, и они очутились в темноте. Не отрываясь от него, она расстегнула платье, и он безмолвно поразился тому, какую страсть высекло из него прикосновение ее обнаженной груди. Он находился здесь с одобрения родного отца, ни перед кем не был обязан держать ответ, лишь перед собой и этим жарким, охваченным ответной дрожью телом у него под руками, и ничего уже не было в нем, только вспененный прилив желания, и биение звезд у него в крови, и томительное усилие, отверзшее путь потоку, который подхватил его и понес к берегу, где было лучше, чем он мог надеяться, и иначе, чем он себе представлял.

Покинув полные профессионального сладострастия Верины объятия, Рыбий Пуп вышел в коридор и направился к входной двери с таким ощущением, словно на тысячу лет выключился из повседневной жизни. Хотелось побыть одному, как следует разобраться в себе после того переворота, который произвело в нем это свидание. Хотелось во что бы то ни стало еще раз увидеться с Верой и вновь пережить хмельную чувственную бурю. А, вот и Тайри… Отец и сын сошлись в молчании, и Рыбий Пуп заметил, что Тайри прячет от него глаза, да и ему было неловко встречаться с ним взглядом.

— Ну, все? — небрежно спросил Тайри.

— Ага.

Они уже выходили из двери, когда их догнала Мод.

— Очень рада, что навестили, — певуче говорила она с широкой улыбкой. — Заходи еще, а, Тайри?

— Твои гости, Мод, — невнятно отозвался Тайри, пыхтя сигарой.

Мод обратила сияющее лицо к его сыну.

— И ты, Пуп, не стесняйся, приходи в любое время дня и ночи, — приглашала она, одаряя его влажной улыбкой. — Если, конечно, тебе понравилось у нас.

— Ладно. — Он отвел глаза, старательно изучая узор на обоях.

— Ну, до свидания, — проговорила Мод глубоким грудным голосом.

— Всего, — буркнул Рыбий Пуп.

— Будь здорова, Мод, — сказал Тайри.

Они сошли со ступенек и не спеша зашагали по улице. Тайри время от времени останавливался у витрин магазинов. Рыбий Пуп изнывал от желания остаться в одиночестве, но не знал, как об этом заикнуться. Вдруг Тайри повернулся к нему и спросил как бы между прочим:

— Тебе не надо что-нибудь купить, сынок?

Рыбий Пуп смешался. Он поморгал, раздумывая, и, пользуясь новым для себя положением человека, которому многое дозволено, решился:

— Сигарет разве.

— Давай, — сказал Тайри. И сдержанно прибавил: — Ты много куришь-то?

— Да нет. Так, при случае…

— Смотри, знай меру. — Тайри зашел в лавочку, где продавались сигареты.

Они пошли дальше, и Рыбий Пуп, пуская дым, обратил внимание, что Тайри негромко хмыкнул и отвернулся в сторону. Что такое, уж не над ним ли потешается? Он насторожился, и в эту минуту Тайри остановился, грубовато, но любовно облапил его за плечи и захохотал, раскатисто, громко, с явным удовольствием.

— Ну ты даешь, Пуп! — пророкотал он, и смех замер у него в утробе.

— Ты что, пап?

— Силен ты, брат! Ох-хо-хо! Тебя учить не приходится! Не растерялся! Я в твои годы не умел эдак! Ха! Ни суеты, ни расспросов, видит: калитка открыта — и шасть в нее, хоть бы разок оглянулся назад! Ох, умру!

— Я что-нибудь не так сделал, папа?

— Ты сделал, что хотел, разве нет?

— Да, но только…

— А значит, все правильно, — убежденно сказал Тайри.

Он ободряюще стиснул сыну плечи и снова закатился сочным смехом.

— Ну, стервец! Раз — и готово! Ни тебе охов, ни ахов… Слышь, Пуп?

— Чего?

— Неужели у тебя это и впрямь первый раз?

— Первый.

— Не врешь?

— Нет, правда. Честное слово.

— Или еще как пробовал… Мудрено все устроено в природе, — крутя головой, заключил Тайри. — Нет, сын, все было как надо, — продолжал он обычным голосом. — Просто ты в другой раз всех посмотри.

Рыбий Пуп разинул рот.

— А разве там, пап, были другие?

— Там, как пройти дальше по коридору, еще дожидалось десятка два, — прыснув, объяснил Тайри. — Ты даже не дошел туда, схватил первую, какая подвернулась. — Он откашлялся. — Сдался ты этой Вере на милость, как город Ричмонд — генералу Гранту! Ха-ха! Ничего, Вера — подходящая девочка… — Он шумно повел носом, не снимая руки с Пупова плеча. — Мод сказала, для тебя это пришлось в самый аккурат. А подрастешь, вспомнишь эту ночку — помрешь со смеху!

— Я подумал: она ко мне прислала Веру…

— В том-то и весь смех. Вера вышла поговорить, а ты и хвать ее. — Тайри снова хмыкнул. — Ну и как оно тебе? — спросил он уже серьезно.

— Вроде нормально… Я, это… в субботу мы встречаемся с Верой, — сбивчиво пролопотал он, пересиливая смущение.

— И неправильно! — вскинулся Тайри. — С самого начала не так берешь, сынок. Встречайся с другими. Они все одинаковые. Полегче, у тебя вся жизнь впереди, не пори ты горячку… Не теряй, Христа ради, голову из-за первой же девки.

— Ну хорошо, — неуверенно согласился Рыбий Пуп, больше из уважения.

— Из ваших-то ребят уже многие попробовали?

— Один Зик, больше никто.

Они стояли лицом к лицу посередине темного тротуара. Тайри вдруг крепко схватил его за руку.

— Скажи честно — забыл ты их, так ведь? — спросил он низким, не допускающим возражений голосом.

— Нет, почему, я их не забываю…

— Ты не понял меня, Пуп. Подумай хорошенько. Ты начисто про них позабыл, разве нет?

— Про кого это, пап?

— Про белых этих, провались они, — с остервенением проговорил Тайри.

Рыбий Пуп был точно громом поражен. Значит, Тайри надеялся, что крещение в чувственной купели смоет с него всякий след, оставленный соприкосновением с миром белых. Но точно ли он чист от этих отпечатков, оставленных ужасом и соблазном?

— Ну как, все забыто? — допытывался Тайри.

— Да, пап. — Он сказал «да», потому что этого от него ожидали.

— Ага, что я тебе говорил! — Тайри торжествовал. — Думаешь, я тебя для чего сводил туда. Лора было… Не хотел, Пуп, чтобы у тебя все перепуталось в голове. А белые девочки в точности такие же, как черные, было бы тебе известно, и надо решиться последнего ума, чтобы тебя из-за них пристукнули. Я больше скажу, ни к черту они не годятся, эти белые девки.

— У тебя и белые бывали, папа? — Рыбий Пуп глядел на отца круглыми глазами.

— Бывали. Только радости от них — чуть, Пуп. — При всей доверительности этих признаний чувствовалось, что Тайри упрямо гнет свое. — Поставил сдуру жизнь на карту, уж очень охота было попробовать, а теперь, как подумаю, на что шел ради этого, — в пот бросает. Чтоб я еще когда отмочил такую глупость — да я раньше сам себе перережу глотку.

— А почему, пап, ты говоришь, что они ни к черту не годятся?

— Взять хотя бы то, что больно неповоротливы. Мне в женщине по нраву бойкость. — Эти слова вернули Тайри веселое расположение духа. Он двинулся дальше по тротуару, увлекая за собою сына. — Ты у меня молодец, Пуп. Я знал, что делаю. Теперь мы оба с тобой мужчины. Мало того, что отец и сын, но к тому же друзья. Что хочешь можем сказать друг другу, верно я говорю?

Рыбий Пуп был занят своими мыслями.

— Что, пап? А-а, ну да.

До той минуты, пока Тайри не заговорил о белых женщинах, они не связывались в его сознании с головокружительным событием, которое произошло у него с Верой. Теперь же в нем расцвело воспоминание об увиденном во время поездки в полицейской машине: белая официантка у придорожного кафе, торгующего прохладительными напитками, ее красные губы, танцующая походка, когда она, виляя бедрами, несла на подносе бутылки с кока-колой, — и, хоть он терял сознание, когда полицейские, забавы ради, грозились его кастрировать, и был очевидцем того, чем завершилась расправа над Крисом, он все же знал в глубине души, что кровь в нем не успокоится, покуда он не дерзнет нарушить черту, которую мир белых запретил ему переступать под страхом смерти. Он шагал рядом с Тайри, поддакивая ему невпопад, а мысли его тем временем неотвратимо обращались к иной и устрашающей цели. Побуждение, перед которым были бессильны и воля, и разум, влекло его дальше, захватывая самые сокровенные глубины его существа. Угрозы, рассчитанные на то, чтобы вселить в него страх, всколыхнули в нем жаркую волну тайного желания. Ему швырнули в лицо жестокий, леденящий кровь вызов. Ты черный, а значит, ты — ничто, гласил этот вызов, и в доказательство того, что ты ничто, ты будешь убит, если коснешься белой женщины!