Нэнси Голдстоун - Четыре королевы

• Название: Четыре королевы
• Автор: Нэнси Голдстоун
• Издательство: ACT, Астрель
• Жанр: История
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-17-063124-7 («Изд-во АСТ»), ISBN 978-5-271-31934-1 ( «Изд-во Астрель»)

Нэнси Голдстоун — известный американский историк, специалист по европейскому Средневековью. Ее книги удостоены целого ряда престижных профессиональных премий.

XIII век. Эпоха расцвета рыцарства и Крестовых походов Людовика Святого, борьбы феодалов с монархами и изощренных интриг папского двора. Эпоха четырех красавиц, ставших самыми знаменитыми женщинами своего времени. Маргарита, Элеонора, Санча и Беатрис. Дочери графа Прованского, вышедшие замуж за блестящих европейских монархов, но не пожелавшие вечно оставаться в тени венценосных супругов. Королева Франции, королева Англии, королева Германии и королева Сицилии. Они правили наравне с мужьями — а зачастую и оттесняли их на задний план. Они рисковали и воевали, заключали опасные политические союзы и одинаково свободно чувствовали себя на поэтических турнирах трубадуров и за столом переговоров. Эти легендарные женщины и их время оживают на страницах увлекательной книги Нэнси Голдстоун!

Это исследование читается как великолепный исторический роман!

Аманда Формен

Незабываемое, полное изящных деталей историческое полотно!

«Entertainment Weekly»

---

На это ушло более трех лет, но наконец все было готово. 12 июня 1248 года папский легат в Сен-Дени вручил Людовику посох пилигрима; потом король прослушал мессу в соборе Нотр-Дам и в сопровождении Маргариты, трех своих братьев и их жен выехал в королевский замок Корбейль — попрощаться с матерью.

Он поручил ей не только заботу о своих детях, но и регентство над Францией. Королева-мать вновь стала официальной главой государства. Хотя, по правде говоря, Бланка фактически управляла страной и все предыдущие двадцать лет, она не стремилась занять этот пост. Ей исполнилось шестьдесят, и она устала. Она отчетливо представляла себе, какие могучие силы будут работать против Франции в отсутствие сына и какие усилия потребуются от нее самой, чтобы сохранить королевство. Она знала, что это ускорит ее смерть. Прощаясь с Людовиком, она сказала просто: «Увы, мой прекрасный сын, я никогда более не увижу тебя в сей бренной жизни». Она была права.

По дороге на юг, к новому порту Людовика, крестоносцы то и дело сворачивали в стороны. Король непременно хотел посетить все основные монастыри, чтобы просить монахов различных орденов молиться за его победу. Салимбене видел короля и его братьев в одежде паломников, когда они остановились помолиться в Сансе. «Воистину, он [Людовик] по благочестию сердца своего был более похож на монаха, чем на воина, готовящегося воевать», — отметил хронист. В благодарность за духовную поддержку, Людовик устраивал для монахов пиры, и Салимбене повезло оказаться среди приглашенных:

«Прежде всего нам подали вишни, потом прекрасный белый хлеб; вина также было вдоволь, и притом наилучшего, как пристало королевскому великолепию. И, по галльскому обыкновению, многих просили и даже „заставляли выпить“, хотя они якобы „не хотели“. После того подали свежие бобы, вареные в молоке, рыбу, крабов, пирожки с угрем, рис с миндальным молочком и тертой корицей, жареного угря в чудесном соусе, пирожки, сыр и фрукты в изобилии. И все это было устроено с величайшим изяществом и учтивостью».

Маргарита и Беатрис сопровождали мужей на всем протяжении этой неспешной поездки по Франции. Похоже, на какое-то время они отказались от вражды — им обеим нужно было создать впечатление уверенности и властности.

Беатрис в те дни переживала первую беременность, и это могло сблизить ее с более опытной сестрой. Кроме того, Маргарита понимала, что народу нельзя показывать ни малейших признаков семейных раздоров, иначе Бланке будет труднее справиться со страной в отсутствие короля. Естественно, люди в городах и селениях по ходу их следования выходили посмотреть на короля и его свиту; Людовик и Маргарита надеялись внешним блеском внушить доверие подданным. Салимбене, прибывший из Италии, был разочарован скромным убранством народа; женщины, на его взгляд, «выглядели как служанки. Вот если бы король Франции ехал по землям Пизы или Болоньи, встречать его вышли бы изящнейшие дамы этих прославленных городов. Но тут я вспомнил о французских обычаях, ибо во Франции только низшее сословие проживает в городах, а рыцари и их благородные дамы живут в своих деревенских поместьях»[79].

Чтобы обеспечить спокойствие и в Провансе тоже, пока король и его братья будут заняты крестовым походом, королевская процессия по дороге к порту сделала остановку в Бокере, неподалеку от замка Тараскон. Там Карл и Беатрис встретились с Беатрис Савойской, чтобы попытаться достигнуть какого-то консенсуса. Отношения к этому времени обострились настолько, что папа решил вмешаться и прислал своих представителей, чтобы придать переговорам солидность и шансы на успех. Кое-чего они все-таки достигли: Беатрис Савойская согласилась отдать Экс в обмен на определенную долю доходов от графства, образовали специальную комиссию для расследования вопроса о спорных замках и других конфликтных объектах. (Карл обожал создавать комиссии.) Этот договор представлял собой скорее перемирие, чем документ, имеющий практическое значение — все самые критичные вопросы были отложены до возвращения Карла и Беатрис, — но члены семьи хотя бы снова согласились говорить друг с другом.

Однако граждан Прованса примирение графской семьи не растрогало. Всего за какие-то два года Карл Анжуйский ухитрился сделаться весьма непопулярным. Это стало очевидно, когда королевский кортеж достиг Авиньона. Здесь толпы вышли не приветствовать короля, но напасть на него[80]. Матвей Парижский утверждает, что граждане Марселя тоже атаковали короля и его рыцарей, и лишь с великим трудом королю Франции удалось удержать своих людей от ответного удара. Этот инцидент сильно обеспокоил Карла и Беатрис, и по возвращении они вспомнили о нем.

Наконец 25 августа Людовик и Маргарита отплыли из Эг-Морта. На одном судне с ними находились Карл и Беатрис, средний брат Людовика Робер д’Артуа и его жена. Другой брат короля, Альфонс де Пуатье, остался, чтобы помогать Бланке править — но обещал присоединиться к войску, как только королева-мать организует надежную администрацию. Прочие французские дворяне, такие как Жуанвиль, также отправились в путь из этого порта, но на других кораблях. Точкой встречи был назначен Кипр. Крестовый поход Людовика IX начался.

* * *

Нам не следует стыдиться правды,

из какого бы источника она ни являлась к нам,

будь то от прежних поколений или иноземных пародов.

Для того, кто взыскует истины,

нет ничего более ценного, нежели сама истина.

(Аль-Кинди, исламский философ IX столетия)

Исламская империя ΙΧ-ΧΙΙ веков была самой влиятельной и развитой цивилизацией той эпохи[81]. Ее пределы простирались от Испании до Персии, охватывая территории современных Марокко, Алжира, Туниса, Ливии, Египта, Иордании, Израиля, Ливана, Сирии, Турции, Саудовской Аравии, Ирака и Ирана. В этой империи соблюдалась терпимость к христианам и евреям, жившим под ее властью (правда, немусульманское население должно было платить более высокие налоги, и это чудесным образом усиливало их тягу к исламу). Соответственно, к услугам ее правителей было богатейшее, разнообразное интеллектуальное наследие, и накопленный запас знаний далеко превосходил европейский уровень. Арабские ученые уже пользовались индийской цифровой системой (которую мы привыкли называть «арабской»), в то время как на севере все еще мучились с неудобными латинскими цифрами; арабские врачи, обучавшиеся по переводам сохранившихся греческих рукописей, заслуженно считались лучшими в мире; эрудированные арабские философы создали столь тонкие комментарии к Аристотелю, что их изучение считали обязательным во всех университетах Европы, в том числе и Парижском. Беспрепятственный доступ к африканским золотым рудникам обеспечил халифам и султанам Аравии сказочное богатство, вызывавшее зависть при дворах их христианских противников. Жуанвиль описывает огромные золотые слитки, отлитые в больших кувшинах из-под вина, которые один султан использовал как декоративный элемент в своем дворце, а историк X столетия, описывая великолепие резиденции правившего тогда халифа, упоминает вершину искусства — дерево, растущее посреди водоема: «У этого дерева восемнадцать ветвей… на них сидят всевозможные птицы из золота и серебра, большие и маленькие. Почти на всех ветвях сего дерева листья разных цветов. Они шевелятся, когда дует ветер, а птицы посвистывают и поют».

Однако ко времени крестового похода Людовика халифат испытывал натиск как внешних, так и внутренних сил. Его границы с севера потеснили воинственные короли Арагона и Кастилии, а с востока — свирепые потомки Чингисхана [82].

В этих сократившихся пределах различия в понимании религиозной доктрины приводили к дальнейшему дроблению политической структуры. Канули в прошлое годы единовластного правления всемогущих халифов в хорошо организованном государстве. Вместо этого враждующие военные вожди, называвшиеся султанами, заявляли о своих суверенных правах на те или иные области и города. Они проводили свои дни в междоусобицах, часто прибегая к помощи наемных войск, чтобы отбить у соседа территорию, причем не брезговали сделками с чужестранцами, когда это было им выгодно.

* * *

Это запутанное состояние дел нигде не было столь очевидно, как в непосредственной близости от Иерусалима. Здесь имелось целых пять султанов — в Каире, Кераке, Дамаске, Хомсе (Эмесе) и Алеппо. Они постоянно воевали между собою за власть, а в их владения вклинивалась небольшая область, занятая христианами. Она включала Иерусалим, Акру, Триполи, Антиохию и Эдессу [83]. Хотя государства крестоносцев, как их называли, формально находились под защитой рыцарских орденов — тамплиеров и госпитальеров, — теперь они были обязаны своим существованием доброй воле султана Каира, с которым сперва Фридрих, а позднее Ричард Корнуэлльский заключили договор. К сожалению, в 1244 году султан Каира Айюб решил воспользоваться услугами наемников против своего главного соперника, султана Алеппо. Контролировать наемников было трудно, и они по пути в Каир к своему нанимателю надумали разграбить Иерусалим. Почти все орденские рыцари, и тамплиеры, и госпитальеры, погибли, а общие потери среди христианского населения оценивались в шестнадцать тысяч.