Нэнси Голдстоун - Четыре королевы

• Название: Четыре королевы
• Автор: Нэнси Голдстоун
• Издательство: ACT, Астрель
• Жанр: История
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-17-063124-7 («Изд-во АСТ»), ISBN 978-5-271-31934-1 ( «Изд-во Астрель»)

Нэнси Голдстоун — известный американский историк, специалист по европейскому Средневековью. Ее книги удостоены целого ряда престижных профессиональных премий.

XIII век. Эпоха расцвета рыцарства и Крестовых походов Людовика Святого, борьбы феодалов с монархами и изощренных интриг папского двора. Эпоха четырех красавиц, ставших самыми знаменитыми женщинами своего времени. Маргарита, Элеонора, Санча и Беатрис. Дочери графа Прованского, вышедшие замуж за блестящих европейских монархов, но не пожелавшие вечно оставаться в тени венценосных супругов. Королева Франции, королева Англии, королева Германии и королева Сицилии. Они правили наравне с мужьями — а зачастую и оттесняли их на задний план. Они рисковали и воевали, заключали опасные политические союзы и одинаково свободно чувствовали себя на поэтических турнирах трубадуров и за столом переговоров. Эти легендарные женщины и их время оживают на страницах увлекательной книги Нэнси Голдстоун!

Это исследование читается как великолепный исторический роман!

Аманда Формен

Незабываемое, полное изящных деталей историческое полотно!

«Entertainment Weekly»

---

К сожалению, для матери это было слабым утешением — Бланке приходилось начинать все снова. Еще меньше она преуспела в сборе нового войска. Никто из баронов, побывавших в походе с Людовиком, включая его братьев, не имели ни малейшего намерения возвратиться, и это их очевидное нежелание повлияло на других.

В то же время появилась новая напасть: тысячи сорвавшихся с насиженных мест крестьян, которых прозвали «пастушками» (pastoureawc), под предводительством некоего монаха-бродяги, присвоившего себе почему-то звание «хозяина Венгрии», беспорядочной толпой явились в Париж и заявили, что хотят отправиться в Святую Землю, чтобы спасти короля. Поначалу Бланка и в самом деле подумывала отправить к Людовику эту необученную и неорганизованную толпу, и потому подкармливала ее из собственных средств, а вожака наградила подарками. Но вскоре стало ясно, что это никакие не крестоносцы, а попросту бандиты. «Пастушки» крали и грабили всюду, куда попадали; они запугивали нищенствующих монахов, убивали евреев ради их имущества. В конце концов Бланка велела повесить «хозяина Венгрии» и нескольких его сообщников, а других арестовать. Толпа распалась на небольшие группы; последние добрались даже до Бордо, где Симон де Монфор быстро разделался с ними. [96]

Все это накладывалось на повседневные дела по управлению королевством. К 1252 году Бланка, как и ее невестка, начала сомневаться, вернется ли король вообще когда-либо домой. В ноябре, во время поездки в Мелен, Бланка серьезно заболела. Вызвали епископа Парижского, чтобы он принял ее исповедь и произвел последние обряды. Верная своим представлениям о Церкви, Бланка незадолго до смерти приняла постриг и носила под короной поверх горностаевой мантии монашеское покрывало; она распорядилась, чтобы ее похоронили в этой одежде. И наконец 26 или 27 ноября она умерла — женщина, которая, стоя у руля, благополучно провела корабль Франции сквозь четверть столетия смут и тревоги, несмотря на шестилетнее отсутствие короля, оставила королевство намного более сильным и сплоченным, чем приняла его.

«Таким образом, истомленная, одинокая, преждевременно умерла благороднейшая госпожа Бланка… женщина по природе своей, но мужчина по деяниям… оставив королевство французское беспомощным и лишенным всякого утешения», — писал Матвей Парижский.

Альфонс и Карл перенесли ее тело на погребальных носилках в Париж, где состоялось всенощное бдение, и горожане выражали свою скорбь на улицах. На следующее утро ее похоронили в аббатстве Мобюиссон.

Согласно Жуанвилю, Людовик со своим небольшим отрядом рыцарей первые шесть месяцев 1253 года находился в постоянном движении и не узнал о смерти матери до июня. «Находясь в Сайде [Сидоне], король получил известие о смерти своей матери, — писал рыцарь. — Он был так потрясен, что целых два дня ни с кем не разговаривал». Реакция Маргариты удивила автора мемуаров. Она «погрузилась в печаль» и «проливала слезы». (Снова отметим: именно Жуанвиля призвали в покои королевы, чтобы ее утешить.) Поскольку славный рыцарь знал о давней неприязни Бланки к невестке, он не удержался и заметил, что его удивило такое проявление чувств со стороны Маргариты. «Ибо, — сказал я, — вы проявляете такую скорбь, хотя умерла женщина, которая сильно ненавидела вас. Она [Маргарита] ответила, что не оплакивает королеву Бланку, а горюет из-за того, как трудно королю перенести потерю, а также из-за того, что ее дочь (позднее ставшая королевой Наваррской) осталась под опекой мужчин, без женского присмотра».

Однако и теперь Людовик не торопился домой, чтобы взять в руки правление своим королевством. Он ограничился тем, что направил французскому духовенству письма с указанием молиться за душу матери. Он явно намеревался остаться, где был, и продолжить работу над фортификациями христианских поселений, надеясь таким способом поддержать идею своего крестового похода. Маргарита, должно быть, слишком настаивала на возвращении домой, так как он снова отправил ее с детьми прочь, хотя войско находилось тогда во враждебном окружении. «Некоторое время спустя король послал за мною и приказал вооружиться, — писал Жуанвиль. — Я спросил, зачем это, и он ответил, что следует сопроводить королеву и ее детей в Эс-Сур, примерно в семи лигах [около 28 км] оттуда. Я не сказал ему в ответ ни слова, хотя он поручил мне опасное дело: в те дни не было ни мира, ни перемирия между нами и сарацинами Египта и Дамаска. Благодарение богу, мы добрались до Эс-Сура к ночи, вполне мирно и без помех, хотя дважды пришлось спешиваться, чтобы развести огонь и приготовить еду для нас и для детей, а младшим дать материнского молока».

Однако в некотором смысле смерть Бланки все-таки принесла свободу невестке. Только мать прилагала усилия к тому, чтобы посылать Людовику деньги, необходимые для продолжения строительных работ и поддержки малого отряда рыцарей, сохранивших верность идее крестового похода. После того, как Бланка умерла, Альфонс и Карл, очевидно, решили, что королевство принесло уже достаточно жертв ради этого дела. К тому же Альфонс перенес удар (инсульт), был частично парализован и не мог взять на себя ведущую роль, а Карл, как давно уже опасалась Маргарита, с большой готовностью накапливал власть в своих руках.

Даже жители христианских поселений уговаривали Людовика уехать на родину, особенно после того, как им стало ясно, что деньги у него кончились. «Ваше величество, — говорили ему бароны Сидона перед тем, как он уехал, — вы укрепили город Сайду и… основательно усилили защитные сооружения Акры стенами и башнями, которые воздвигли вокруг них. Мы обсудили дело между собою и не видим, какую еще пользу королевству Иерусалимскому могло бы принести дальнейшее ваше пребывание здесь. Посему мы настоятельно советуем вам отправиться в Акру по наступлении Великого поста и приготовиться к отплытию домой, с тем, чтобы вы смогли возвратиться во Францию после Пасхи».

Возможно, жители Сидона чувствовали себя не слишком уютно в присутствии короля французского, несмотря на подаренные им новые стены. Неумелое вмешательство Людовика в дипломатические отношения между Каиром и Алеппо привело к тому, что соперничающие арабские племена раз за разом нападали на ни в чем не повинных христиан. Между своими делами, выкупом, снабжением войска и постройкой новых крепостей французский король как-то не заметил, что почти довел свое королевство до банкротства, затратив более трех четвертей миллиона ливров, отнятых у его подданных и соотечественников, на которые он не приобрел ничего, кроме смерти и неуверенности в завтрашнем дне. В конце концов Людовик с великой неохотой увел своих людей из Сидона в порт Акру, ненадолго остановившись в Эс-Суре, чтобы забрать Маргариту и детей. Войско, которое стало грузиться на борт 25 апреля 1254 года, было столь невелико, что разместилось всего лишь на тринадцати судах.

Чуть более десяти лет спустя после отъезда Людовика правящий мамлюкский султан напал на Цезарею и Яффу, убив и поработив их население [97]. В 1291 году Акра была осаждена сирийцами и пала, несмотря на крепкие стены и башни, а за нею последовал Сидон. Шестьдесят тысяч христиан были убиты или проданы в рабство.

Путь домой был ужасен. Корабль, на котором плыли Людовик, Маргарита, их дети и Жуанвиль, попал в туман и налетел на мель вблизи Кипра, чудом избежав столкновения с подводными скалами, «где наш корабль непременно разбился бы вдребезги, и все мы пропали бы и потонули». Король поступил, как всегда — то есть простерся на палубе крестом у походного алтаря. После этого он отказался спасаться сам с семьей, оставив остальных людей на борту. «Если я оставлю судно, — сказал Людовик, — эти пятьсот с лишком человек высадятся на этом острове, Кипре, боясь новых опасностей — ибо все они любят жизнь так же, как и я — и они, быть может, никогда уже не возвратятся на родину». Корабль удалось отремонтировать, все пассажиры остались на нем.

Но не успели они сдвинуться с мели, как яростный ветер снова погнал судно на скалы, и пассажиров спасло лишь то, что матросы бросили пять якорей в противоположном направлении. Когда Маргарите сообщили, что они все утонут, если ветер не уляжется, она пошла посоветоваться с Жуанвилем и спросила, что делать; рыцарь предложил дать обет, в случае, если они с Людовиком и детьми спасутся, изготовить миниатюрную модель корабля из серебра стоимостью в пять марок (сам Жуанвиль до того пообещал отправиться в паломничество к гробнице св. Николая в качестве средства спасения от опасностей предыдущей ночи).

«Когда королева — храни ее бог! — вернулась во Францию, она действительно заказала такой серебряный кораблик в Париже, — говорит Жуанвиль. — На нем были фигурки ее самой, короля и их троих детей, всё из серебра. Из того же металла были фигурки матросов, мачта, руль и снасти корабля, а паруса прошиты серебряной нитью. Королева рассказала мне, что работа стоила сотню ливров».