Валерий Макеев - Тайный монах

• Название: Тайный монах
• Автор: Валерий Макеев
• Жанр: Детектив
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-905636-9

«Тайный монах» — модерный текст, автор которого балансирует на грани классического детектива, исторического романа и причудливого триллера. Прочитав книгу, вы окунетесь в мир восточных монахов и «полускоростных вихрей», узнаете, зачем в Германии в свое время была создана организация «Аненербе», и чем в Советском Союзе занимался Институт мозга и высшей нервной деятельности. Возможно, познаете больше СЕБЯ…

---

В военной полуторке, кромсающей прифронтовую грязь, они и познакомились. Саша и Коля были уже матерыми фронтовиками, капитанами-артиллеристами, и присмотрев, утопающих по изящные коленки в грязи молоденьких медсестер Таню и Лену, явно только что прибывших на фронт, пригласили, а точнее, вытащили их на борт полуторки. Коля был разговорчивый весельчак, которому не составляло труда запросто завязать разговор и радостно уяснить, что они с Таней земляки — с Полтавщины. Раскрасневшаяся, по своей природе скромная полтавская девчонка, успевшая до войны только-только поступить в педагогический институт, то ли от смущения, то ли от охватившего сердца жара, спрыгивая с полуторки у санчасти, почему-то забыла в кузове автомобиля свой бесценный клад, вещмешок с парой белья, ложкой, мылом и кружкой. Наутро, по девичьи отрыдав об утерянном, пошла она искать своих вчерашних артиллеристов-попутчиков. Очевидно, эта встреча направлялась необычайно теплыми силами сверху, и они встретились. Навсегда.

В июле их брак благословил командир части. Но они ощущали, что это именно тот случай, когда брак заключен на небесах. Его не смог разрушить даже вражеский десант, заброшенный в прифронтовой тыл и успевший вырезать половину прифронтового госпиталя. Танечка продержалась в этой жизни еще несколько часов. Что-то совершенно непостижимое удерживало ее. И только когда, словно в каком-то тумане, появился он, она хотела прошептать «милый», но от физического бессилия не смогла. И только горячая слеза, словно желая передать все несказанное, скатилась с её любящих глаз.

Именно ее взгляд спустя тридцать лет в очередной раз увидел Сан Саныч.

Он так и на смог создать семью…

С Колей простился через месяц после Танечки: боевой офицер погиб не в бою. Сидели, покуривали возле ухоженного чешского домика, и услышав свист приближающейся к земле авиабомбы, на ходу докуривая остатки махорки, упали наземь. Коля так и не поднялся…

Лена, подруга Тани, вернулась с войны, закончила педагогический институт и вышла замуж, можно сказать, удачно. Закончивший ветеринарный техникум Витёк, оказался хорошим парнем и мужем, талантливым организатором, и через тридцать лет уже сидел в кресле, занимая почетный и ответственный пост второго секретаря обкома — по идеологии.

Именно к нему на домашний телефон и прорвался Сан Саныч:

— Виктор Степаныч, я тебя никогда ни за себя, ни за кого-либо не просил. Да и сейчас хочу попросить немного. Растёт тут у нас в селе такая себе Ирочка Фадеева. Очень талантлива. Ну грех не дать цветочку распуститься. Не надо её никуда специально пристраивать. Я думаю, она всего достойна и всего добьётся сама. Её только надо правильно направить. Если можешь, похлопочи о том, чтобы её в этой вашей передовой школе просто протестировали.

Виктор Степаныч по должности должен был относиться к бюрократам. Но по сути всегда оставался человеком. Этим нередко пользовались его помощники, проталкивая на личные приемы нужных им людей, зная, что в отношениях с народом Виктор Степаныч исходит не из конъюнктурной целесообразности, а из внутренней убеждённости и понимания сути человеческих отношений.

— А что это у тебя среди учеников дети в основном наших сотрудников, директоров и тому подобное, понимаешь? Ты хоть одного Ломоносова из глубинки вытащил?! — на следующее после звонка утро принимал он «на ковре» директора элитной школы.

— Дэ-эк, Ломоносов он один, — не понимая откуда ветер дует, пытался отшучиваться директор.

— Ну, вот что, если в каждом классе к новому учебному году не будет хотя бы двадцать пять процентов детей наших рабочих и крестьян, положишь партбилет на стол, — объявил Виктор Степаныч приговор директору, стоявшему навытяжку с испариной на лбу.

— Подготовьте мне список лучших из лучших учеников из сельских школ, — не менее жестко обратился Виктор Степаныч к неведомо откуда услужливо появившемуся помощнику.

Через неделю в поданном на столе списке он удовлетворённо обнаружил требуемое имя и фамилию: Фадеева Ира.

В левом верхнем углу заготовленного списка он поставил размашистую резолюцию с указанием директору о проведении тестирования учеников и изучения практической возможности их дальнейшего обучения в элитной школе. Вот так Виктор Степаныч достиг желаемого человеческого результата. Сан Саныч, так и не узнавший счастья отцовства, не смотря на кажущуюся строгость, хмурость и безапелляционную принципиальность, мысленно примерял себя в качестве отца в своим ученикам. Но с Ирочкой был особый случай. Она тягостно напоминала ему о самом святом для него. Однажды, совершенно далеко забредший блуждающими думами о ней, он фривольно предположил — а ведь если душа Танечки и обрела чьё-то тело, то это может быть Ирочка. Порой ему казалось, что он теряет рассудок. Мысль о том, что она может быть реально где-то рядом, начала перебивать его мысли, привыкшие к материализму и логике.

И лишь когда Ирочка, успешно пройдя тестирование, покинула его школу, он испытал сладостную истому и удовлетворённость.

К удивлению учителей элитной школы Ирочка по уровню знаний отнюдь не уступала своим новым одноклассникам. Природная гибкость ума, способность к восприятию преподаваемого материала, и главное, осознанное желание учиться, вскоре выделило Ирочку в разряд кандидатов к поступлению в элитные вузы.

Но приглушённая осознанной потребностью самостоятельно вырваться из существующего вокруг неё жизненного круга, Природа всё чаще пробуждала в ней женское начало. Она не могла не заметить Макса и Джека.

Она чувствовала их.

Думая о них логически и рационально, она неосознанно ощущала в то же время подходившую к нёбу горечь, набухающие в теплом приливе непонятной энергии соски её юной упругой груди и вырывающееся из неё сердце.

Их невозможно было представить врознь, и она не могла осознать — так кто же заставляет так учащенно биться её сердце.

— Быть может, оба? — в замешательстве предполагала она.

Но физиологическое естество и заложенная в сознательность общественная мораль естественно противились этому.

Выделявшийся от других в учебе и знаниях Макс стал казаться ей возвышенно недоступным.

Джек же почему-то воспринимался значительно проще. Возможно, не умел так замысловато формулировать свои мысли, как это делал на уроках литературы Макс, возможно, потому что казался немного смешным и требующим женской ласки и тепла из-за своего орлиного перебитого носа.

При этом, из-за кажущейся недосягаемости, Макс всё больше превращался в сердечного друга, а Джек — в нужную её сердцу, возможно, любовь.

Но вот пришло время, и неугомонный лидер, Макс, воспринимающий Иришкину предосторожность как определённый знак, таки решился заговорить о сокровенном. Это был не урок литературы, и сидели они друг против друга в её крохотной комнатушке тёть Люсиной квартирки. Язык, казалось, заплетаясь выделывал фигуры высшего пилотажа, пытаясь выстроить возвышенно-блуждающие мысли хозяина, непривычно пытающегося подойти к теме разговора.

— Ты о чем? — хихикнула Иришка.

— Я о дружбе, — непонятно почему по-деловому вдруг выпалил Макс.

На мгновенье, соизмеримое с вечностью, воцарилась тишина.

— Можно с тобой поговорить о чем-то очень важном для меня? — медленно, с расстановкой по нужным эмоциональным словам, заговорила первой пришедшая в себя Ирочка.

— Да-да, конечно, — защебетал охваченный жаром Макс.

— Речь идет о твоём друге — Джеке, — казалось, ещё медленнее, не глядя в глаза Максу, а рассматривая что-то невидимое за окном, безмятежным грудным голосом продолжала Иришка.

— Для друга — всё, — по-мушкетёрски подхватил Макс, казалось, не ощущая неладного.

— Ты знаешь, мне кажется, что я его люблю, — лицо Ирочки, наконец-то выдавившей из себя это, резко повернулось, и они встретились безумными глазами. Ирочка — безумная от того, что она сказала, Макс — просто от того, что его охватило безумие. Жизнь, которую он так любил, казалось, лишилась смысла. Всё вокруг присутствующее и неприсутствующее показалось чужим и отрешённым. Тело, переполняемое круговоротом безумных мыслей, горело. И Макс, отрешенно глядя на неё, но видя пустоту, совершенно неосознанно формулируя фразу, казалось, из самих букв, с отдающим в затылке эхом, выдавил:

— За что?

Не заметившая пронесшихся вмиг страданий друга, Иришка защебетала о самом-самом, самом, что она видела в Джеке.

«Она его любит», — словно скрипучий многовековой часовой механизм, оттикивая звон каждого слога, уяснил Макс.

— Я, как лучший друг, его подготовлю и сам об этом скажу, — словно биоробот отчеканил талантливый юный робототехник.

— Джек, она тебя любит, — в тот же вечер как-то неуклюже заявил Макс обезумевшему от счастья Джеку. Да, они были самыми близкими друзьями, но об отношении к Иришке то ли не успели, то ли не решились, то ли боясь чего-то сокровенного, так и не говорили никогда до этого.