Марик Лернер - Восток

• Название: Восток
• Автор: Марик Лернер
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-9922-1306-5

Военный корреспондент — профессия беспокойная. Вечно приходится мотаться по миру. А жизнь в мире не стала тихой и безопасной. Японские захватчики в очередной раз собрались переходить границу по реке. Правда, граничащей не с Русью, а с Китаем… Но сегодня они юг захватят, а потом и на север посмотрят с интересом. Читателям очень важно получать новости из первых рук. И Темиров отправляется к месту боев.

---

Глотнул. Горло обожгло, и он невольно закашлялся. Он-то думал, что там вода, а не крепчайший первак.

Сержант отобрал флягу и сунул мне:

— Угощайтесь. На коне сидите як собака на заборе, а так видно — обстрилянный.

— Да уж, — отвечаю с чувством, — довелось повоевать.

— Напишешь теперча про подвиги наши? — спрашивает сержант с ехидцей.

— Для того и болтаюсь рядом. Специально приставлен. Вот повеселюсь еще немного — и все как есть отпишу.

— Ну-ну… 3 бойовим опытом тебя, — серьезно сказал сержант, хлопая Яхуда по спине. — Молодец. Буде з тебе толк. Браньские завсигда добре хазаки були.

— Ты про шо, дядьку? — недоуменно переспросил тот, начисто забыв, как правильно обращаться к старшему по званию. — Шо я такого зробив? Ничго не розумив, все робив не замыслясь. И боявси!

Я машинально отметил, что он заодно забыл все правила русского языка и заговорил по-местному. С появлением повсеместно радио, а возле общественных зданий уже несколько лет в обязательном порядке понатыкали репродукторов, для правильного освещения новостей и указаний, молодежь невольно подстраивается под общерусский (владимирский) диалект. Не хотят смотреться деревенщиной. Дикторы все говорят одинаково. Специально отбирают. А вот в быту говор серьезно различается. Да мне не привыкать. С детства научился разбирать жаргоны и фразы в самых дальних концах страны. При определенном навыке ничего сложного. Хазаки говорили на каком-то странном застывшем пару веков назад наречии. Не удивлюсь, если при первом Темирове так объяснялись.

— Вси боятися. Я тоже, — на изумленный взгляд подтвердил сержант. — И в перший раз, и в десятий, и в сотий. Только дурни не боятися, так вони долго и не живуть. Главное — в соби перебороти страх. Робить шо потребно, и усе. А шо не замысливался, а як требо зробив, так это дыже добро. Значит, добре вас учили, не пропала наука. Це тебе не школа. Замысливаться часу немае. Все должно быть… — Он подумал и продолжил: — Ну як землю ораешь. На повороти выбрасываешь плуг, так шоб было чисто и красиво. Ты ж не замысливаешься нажать сильныне или слабейше. Тело само прекрасно знае, и пидсказки ему не треба. Тисячу раз проведешь борозду, с нажимом не ошибешься. Так и здесь. Тисячу раз нажал на курок, тисячу раз ударил шашкоблюкой, и все выходи само собой. Опыт дело наживное, но без этого нельзя. Посылать неумех в бой — девять из десяти згинут не за таньга. Вас учили, и непогано учили, как я погляжу. Приде час, и голова подключится. Будешь не просто бегать и шукать для себя укрытие, но и размыслять про других.

Я слушал и вспоминал свое. Первый бой. Голова абсолютно пустая, и никаких мыслей. Ни шайтана в памяти не осталось. Несешься куда-то в сплошном хаосе под крики и приказы. И первый убитый с разинутым ртом и, что поразило, мокрыми штанами. До сих пор помню. Сколько их было потом — уже не задевает. Безразлично: привык. Это сегодня запросто смотрю на любые раны и увечья, а тогда стало очень нехорошо.

— А поки… Сегодняшнее дело — это наикрайшее, шо можно придумати для обучения молодых. Це тоби не австрийцы. Це резво побегли при первом же серьезном натиске. В нашей сотне только трое раненых, а мы победители! Завсегда бы так, — пробурчал сержант, доставая из кармана кисет и сворачивая самокрутку.

Он с наслаждением затянулся.

— Теперь конница беглицами займется. Само милое дело гоняти утикающего. Никогда, — с нажимом сказал, — не бежи вид верхового. Якшо попався — или стреляти, или мертвим притвориси. Все одно не втечешь, а якшо будешь стреляти — хоть який шанс. О! — глядя в сторону, сообщил довольно: — Наши едуть.

Поднялся и потопал по траншее дальше. У него таких молодых рядовых еще пяток, и каждого необходимо похлопать по плечу ободряюще. В первый раз необходимо — по себе знаю.

Я посмотрел и ничего не понял. Разглядеть с такого расстояния без бинокля ничего толком нельзя. Маленькие конные силуэты, да еще с той стороны, куда китайцы смылись. Может, это контратака?

— Не, — сразу ответил Яхуд на вопрос, машинально на почти правильном русском языке. — Я ведь не дядьку — городской, требуется перестроиться, — видно ж. Хазаки исстари носят винтовку через правое плечо, а не левое, как в армии.

— А зачем?

— Так это, — удивляясь моей тупости, сообщил широко известное, — рубят почти всегда правой рукой, и при таком положении ствол защищает шею и голову от удара. Раньше еще через левое плечо носили патронташ. И потому что мы — хазаки!

Последнее было особо весомо.

— Тильки я, может, и умею землю пахать, да нет желания всю жизня волам хвосты крутить, — неожиданно сообщил парень. Это, видимо, мудрые речи сержанта под первач так странно переломились.

— А чем ты заниматься хочешь? — спрашиваю с интересом. — Если не на земле работать.

— Летать буду, — уверенно ответил Яхуд. — Лошадь хорошо, но сверху смотреть гораздо лучше. Небо як степь. Края нет, и свобода! Вона якакая Сибирь огромная, а на аэроплане в любой конец без проблем и без всяких рельсов. Я уже летал. Наблюдателем на «Альбатросе», — сознался он. — Мне понравилось. А денег гораздо больше можно получить, чем горбатиться за плугом. И, — он обернулся ко мне и подмигнул, — все девки пищат и падают, когда по улице проходишь весь из себя красивый, в форме, и небрежно цедишь сквозь зубы про ветер в вышине.

— Так учиться надо!

— Надо — научусь. Потребовалось — научился во всех видах пулеметов разбираться, и чинить научился тоже. А куда денешься? Хазак оружие должен знать и быть готовым в любой момент заменить товарища в бою, — явно заученно выдал. — Механика из меня не вышло, но это ж не учеба была, как положено. Просто смотрел, что заменяют и как, и помогал. Так что без особых проблем. Было бы желание, а руки у меня имеются. Самолет не сложнее швейной машинки или пулемета. Механизм — он и есть механизм.

— И где возьмешь аэроплан?

— Будут у Вийска свои, — уверенно заявил Яхуд. Чем больше он говорил, тем речь становилась правильнее. Успокоился. — Если уж имеем собственные пароходы и мониторы на реках, так тепереча и аэропланы заведут. Другие времена настали. Без техники не обойтись. Аэропланы — это разведка, и бомбы можно сверху кидать. В начале Австрийской их и видели раз в год, а сейчас уже без них нельзя. Никак не обойдемся без этой машины. Это ж не завтра. Еще четыре года службы, но потом я направление у атамана в школу летчиков выбью обязательно. Всех распихаю, — серьезно сказал Яхуд, — но буду пилотом.

Утром полк подняли и на рысях погнали вперед. Мне, как особе, подсунутой из непонятных соображений напрямую от Тульчинского и поэтому крайне подозрительной, офицеры неохотно сообщили о рейде по тылам противника. На самом деле очень утруждаться не пришлось. Не особо сильное сопротивление продолжалось первые двое суток, а потом еще не разгромленные части китайцев начали поспешно отходить, бросая оружие и снаряжение по дороге. Попутно они, не стесняясь, грабили местное население, и, входя в очередной населенный пункт, мы неизменно обнаруживали пустоту, брошенные на улице вещи и разбитые магазины. Такая война меня устраивала. Никаких сражений, сплошные маневры и взятие пленных. Их было много. Очень много. Разговоры про шестидесятитысячную группировку меня больше не смешили. Вполне могло быть и больше.

Еще бы задницу кто выдал запасную — совсем прекрасно. Без привычки вечером слазишь с коня на манер мешка и ходишь с мозолями на мягком месте. А это очень неприятно. И смешки за спиной тоже. Обидно. Не мальчик все-таки и кое-чего повидал. Однако здешняя война — это нечто. Я привык к окопной, и даже наши карательные экспедиции против горцев не проводились в таком бешеном темпе.

Вообще наблюдать за хазаками было очень любопытно. Они не просто называли себя односумниками. Реально в сотне все были из одной станицы и знакомы с детства. Уж родственника десять раз подумаешь, прежде чем под пули бессмысленно послать. И наставники из своих. Отслужившие учили молодых, и на совесть. Иногда затрещины так и летали за малейшие провинности. Зато целее будут. Никто не застрахован от шальной пули или снаряда, все в воле Аллаха, но это не моя родная пехота с трехнедельной подготовкой, кинутая в мясорубку во время отступления. Эти специально готовились, еще до призыва, и воевать умели. Даже молодые.

Любой командир не только сам действовал, но и поощрял инициативу подчиненных, вплоть до действий разведывательных разъездов. Такая методика невольно воспитывает в исполнителях умение быстро ориентироваться в обстановке и самостоятельно принимать решения. Это разительно отличалось от хорошо знакомого воспитания солдатских масс. «Я начальник — ты дурак, ты начальник — я дурак» прозвучать в принципе не могло. Сначала докажи, что не дурак. Тебя, оболтуса, прекрасно помнят еще со времен бесштанного детства.