Януш Домагалик - Конец каникул

• Название: Конец каникул
• Автор: Януш Домагалик
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Детская проза
• Год: 1977

Эта книга познакомит вас с творчеством известного современного польского писателя Януша Домагалика, автора многих увлекательных книг для детей.

В этой повести автор рассказывает о жизни маленького шахтерского городка, о ребятах и взрослых, о том, как они учатся понимать друг друга, о становлении характера.

---

Мы плыли медленно, рядом. Вода была теплая и гладкая-гладкая, она отражала солнце, как нагретая жесть, даже больно было смотреть. И я подумал: там, в деревне у дяди, не было бы таких каникул. А ведь еще недавно я ругал себя за то, что вернулся. Не знаю, о чем думала Эльжбета. Я поотстал и плыл немного сбоку. Она ровно рассекала руками воду, плавно шла почти у самой поверхности, слегка поднимая голову, чтоб не замочить зачесанные кверху волосы. А те светились на солнце ярче обычного…

— Почему ты сказал — «английский» берег? — спросила Эльжбета, когда мы, выйдя из воды, возвращались вдоль откоса. — А Збышек вот ходит удить рыбу на «итальянский» берег. Что у вас тут, вся Европа на одном пруду?

Это такие названия еще с войны, но они, видишь, прижились, теперь все так говорят, — начал я объяснять Эльжбете. — Во время оккупации на нашей шахте работали пленные англичане, а потом еще итальянские солдаты, когда взбунтовались против немцев. И тех и других часовые водили из лагеря на пруд купаться. На высоком берегу купались англичане. Отец говорит, никому не разрешалось тогда к ним подходить. На берегу стоял часовой с винтовкой. У итальянцев место было куда хуже, вон там — видишь? Там заливной луг и всегда полно лягушек.

Мы шли теперь вдоль кромки воды, где расположились любители позагорать на солнышке. Ребята постарше провожали Эльжбету взглядом, иногда заговаривали с ней. Она улыбалась, и это меня сердило. Мы дошли наконец до нашей одежды, завернутой в одеяло. По одеялу бегали малыши, осыпая друг друга песком, брызгая водой.

— Одеваемся! — сказал я. — С этой мелюзгой сладу нет, скоро станут по головам ходить.

Цепляясь за торчащие из песка корни деревьев, мы забрались вверх по склону и очутились в старом парке. Было тут совсем тихо. Со своей высокой, давно не кошенной травой, с заросшими аллейками этот запущенный парк нравился мне гораздо больше нового, где по воскресеньям играл оркестр.

Мы сели на скамейке. Солнце палило все так же, и загорать здесь можно было не хуже, чем у воды. Я смотрел, как плавно раскачиваются вершины деревьев, то закрывая солнце, то, словно обжегшись, ускользая в сторону… Мы сидели невдалеке от теннисных кортов и слышали удары мяча.

— Знаешь, Юрек, мне хочется поехать когда-нибудь в Италию, — сказала Эльжбета, — а то и вовсе туда переселиться. А тебе?

Своим вопросом она застала меня врасплох.

— Откуда мне знать? — стал думать я вслух. — Навсегда в Италию я бы, пожалуй, не переселился. Что мне там делать?

— Вот именно! Тем более, что итальянского ты не знаешь… — услышали мы вдруг. — Здравствуйте, уважаемые граждане!

Меня пронял озноб, не знаю почему именно, но озноб. За спиной у нас стоял отец. Он, наверно, пришел со стороны садовых участков, и поэтому мы не слышали шагов.

— Здравствуйте! — повторил он. — Вас-то я и искал…

Я вскочил со скамейки. И почувствовал себя так, как тогда — кажется, это было в шестом классе, — когда на контрольной математик заметил, что я сдуваю у Толстого, и, не говоря ни слова, указал просто рукой на дверь, а я встал и вышел. Может, теперь мне было еще больше не по себе. Почему? Этого не объяснишь. Физиономия у меня была, наверно, не слишком веселая, потому что отец улыбнулся, обошел скамейку и стал рядом.

Я встретил почтальона, он сказал, что отдал тебе письмо от матери. А от Збышека я узнал, что вы отправились то ли к пруду, то ли в сад. Ну, я и стал искать.

Теперь со скамейки поднялась и Эльжбета. Она тоже была растерянна. А у меня в голове замаячила неожиданно мысль: «Только б не стал смеяться, только б не сказал чего такого…» Не говоря ни слова, я вынул письмо из кармана. Но отец поздоровался с Эльжбетой, потом закурил сигарету и лишь после этого взял конверт.

— Что-то, дорогие граждане, вы не разговорчивы. Как в анекдоте: «На какую тему, кавалер, молчите? На ту же самую, что и вы, мадам!»

Эльжбета улыбнулась, а я стал потихоньку приходить в себя.

— Вернешься в Варшаву, передай от меня привет родителям, — сказал отец Эльжбете, подал ей руку на прощание и, не взглянув на меня, зашагал не спеша в сторону кортов.

Но, пройдя немного, обернулся и крикнул:

— Юрек, сегодня на ужин пойдешь к бабушке. До свидания! Только после этого мы оба, точно по команде, опустились на скамейку. Я вздохнул с таким облегчением, что меня самого это рассмешило.

— Я и не знал, что отец может так запросто, по-дружески! — сказал я больше себе, чем ей, и почувствовал, что очень горд своим отцом, будто он совершил бог знает какой поступок.

— Но откуда твой отец знает моих родителей? — тоже вслух принялась рассуждать Эльжбета. — Откуда ему вообще известно, кто я такая?

Я пожал плечами.

— Не имею представления, откуда. Хотя мог узнать, конечно, от Збышека. Да, но что этот болван ему наплел?..

Ответа долго ждать не пришлось. У входа в парк мы наткнулись на них обоих: на Збышека и Толстого. Я не виделся с ними с позавчерашнего дня, с той самой минуты, когда они увели у нас из-под носа велосипеды, и не очень-то представлял себе, как мне теперь разговаривать с ними. Кто, собственно, должен быть в обиде — они или мы?

Толстый вроде бы обрадовался встрече, но не успел и рта раскрыть, как Збышек высокомерно глянул на нас и изрек:

— Советую сменить местопребывание, отец тебя разыскивает. Час назад спрашивал, не знаем ли мы, где вы находитесь…

Эльжбета чуть не подпрыгнула:

— Где находимся мы или где находится Юрек? Откуда ты знаешь, что мы вместе?

Но Збышек не обратил на нее ни малейшего внимания.

— И я сказал, что Юрек ушел на свидание с моей двоюродной сестрой.

Руки у меня сами собой сжались в кулаки, я понял: еще слово, и я ему врежу. Я рванулся, но Эльжбета схватила меня за рукав:

— Пошли, Юрек. Не стоит… Тогда Збышек крикнул ей:

— Заткнись! С тобой не разговаривают! Я подошел к нему вплотную.

— Ты, философ! А со мной поговоришь?..

Замахнулся, но прежде чем успел ударить, Збышек бросился на меня. Эльжбета крикнула что-то, но я не расслышал. Нас разнял Толстый — спокойно, без усилия. Он стал между нами и буркнул Збышеку:

— Отцепись от него, Проблема, не начинай! Ну-ну, не о чем говорить, пошли! Привет, Юрек!

Толстый улыбнулся Эльжбете, подтолкнул Збышека, и они зашагали прочь.

— Хоть один умный среди вас нашелся! — сказала Эльжбета. Прощаясь с Эльжбетой возле ее дома, я уже знал: сейчас я пойду на чердак, к своим голубям. Знал об этом еще и раньше. Тогда, когда мне в голову пришла странная мысль: мне показалось, что я знаком с Эльжбетой давным-давно, что я, собственно, знал ее всегда. И одновременно с этой другая: а ведь я мог никогда ее не встретить…

Я сел на старый сундук и привалился к стене.

Хорошо было здесь, с голубями. Разве где-нибудь на свете есть место спокойнее? А Рыжий, этот подлец Рыжий, который крутил головкой, словно в поисках спутника для нового побега, показался мне самым прекрасным голубем, какого я вообще когда-либо видел. Неожиданно для самого себя я подумал, что из тридцати семи голубей, которых держали мы с отцом, именно Рыжего люблю я больше всего. И страшно удивился, что не понял этого раньше.

Глава 6

У нас в Божехове храмовой праздник бывает в день святой Анны, точней, в ближайшее после него воскресенье. Как себя помню, вместе с мальчишками я с нетерпением ждал этого дня, а нынче и не заметил, как он пришел.

Эльжбета смеялась до упаду, глядя на лотки «с разной дребеденью», как она окрестила все эти странные и забавные, никому не нужные вещи, которые привозят торговцы на нашу ярмарку.

— Знаешь, я думала, храмовые праздники с ярмаркой бывают только где-нибудь в деревушках… Или в городах, куда приезжают туристы из-за границы. Например, в Ловиче или, скажем, на Подгалье… Первый раз вижу такую ярмарку!

— А в Варшаве не бывают? — спросил я и сразу пожалел об этом. Может, вопрос был и глупый. Но почему же все-таки она на меня так посмотрела?

В Варшаве? А ты был в Варшаве? Хотя бы с экскурсией?

Нет… На экскурсию мы ездили в Краков. И в Познань на международную ярмарку. Ага, и потом еще в Щирк, — припомнил я.

В Щирк? А что такое Щирк? Где он находится? Меня разозлил вопрос. Собственно, не сам вопрос, а эта ее улыбка. Но, поглядев на Эльжбету, минуту спустя я подумал: может, это мне только показалось, может, в конце концов, она всегда так улыбается…

Не каждый обязан знать, где находится Щирк. Но решил не отвечать: раз не знает, пусть не знает. Не моя потеря.

— Обиделся? — спросила Эльжбета, но уже без улыбки. — Юрек, не будь ты таким смешным…

Сама подсказала мне слово. Может, я бы не додумался, может, я и понимаю-то его не так. Смешная у нас ярмарка. Смешные эти лотки, смешно, что я не был в Варшаве. И Щирк смешной. А я? А может, и весь Божехов? Значит, смешно и то, что мы стоим тут вместе, а кругом надрываются пищалки, протискиваются, толкая нас, увешанные ярмарочными баранками, оживленные люди… Нет, наверно, она думала иначе. Откуда ж тогда у меня такие мысли?