Михаил Кузмин - Дневник 1905-1907

• Название: Дневник 1905-1907
• Автор: Михаил Кузмин
• Издательство: Ивана Лимбаха
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2000
• ISBN: 5-89059-025-1

Дневник Михаила Алексеевича Кузмина принадлежит к числу тех явлений в истории русской культуры, о которых долгое время складывались легенды и о которых даже сейчас мы знаем далеко не всё. Многие современники автора слышали чтение разных фрагментов и восхищались услышанным (но бывало, что и негодовали). После того как дневник был куплен Гослитмузеем, на долгие годы он оказался практически выведен из обращения, хотя формально никогда не находился в архивном «спецхране», и немногие допущенные к чтению исследователи почти никогда не могли представить себе текст во всей его целостности.

Первая полная публикация сохранившегося в РГАЛИ текста позволяет не только проникнуть в смысловую структуру произведений писателя, выявить круг его художественных и частных интересов, но и в известной степени дополняет наши представления об облике эпохи.

---

15_____

Ничего. Уборка. Пришел неожиданно Павлик, уезжавший недели на 2; после fatalité поехали завтракать в «Вену». Умолял показать ему Судейкина. Был мил, а тот — настоящий, любимый, обожаемый — как со мной поступает? Заехал домой, не обедал; нет, писем нет, и сам не заходил. Юша прислал мне партитуру «La Mer» Debussy, верный друг, испытанный. Был у Н<иколая> В<асильевича>, он один собирался обедать, играл мне свои наброски: то же, что и прежде, что и всегда. Поехал в театр; видел Бецкого и др. Всевол<од> Эм<ильевич> ужасно мрачен, говорит, что никому не нужен, что все его бранят; в «Весах» напишут Волошин и Аничков, в «Перевале» Блок — значит, люди сочувствующие, в «Руне» заругается Дымов, к счастью, слишком пошло, чтоб иметь значение{501}. Оказывается, Сергей Юрьевич был в театре всего на минуту и Мейерхольда даже не видал, немного меня это успокоило — значит, отчасти скрывается, но отчего и от меня? Мейерхольд говорит, что они убеждены, что С<ергей> Юр<ьевич> и не уезжал, а живет у меня. Мунт не видел, Иванова ушла совсем, у Глебовой умирает отец, как-то скучно и пусто. Заехал домой; нет, никого не было. У Ремизов<ых> были Бакст, Сомов, Нувель, Леман и Гофман. Моя слава: «Руно» печатает объявление в «Нов<ом> врем<ени>», упоминая повесть Андреева и моего Елевсиппа, «Весы» в «Товарище» печатают: рассказы Сологуба, Гиппиус, Кузмина и др. Леман написал занятное подражание моим рассказам и конструкциям фраз. Говорили о колдовстве; опять обсуждался вопрос о «толстой даме». Нувель уверяет, что мое дело не плохо, а только временно неприятно. Сомов хочет заставить меня видеть в этом какое-то пренебрежение и вообще придать большее значение, но гордость, я думаю, тут неуместна. Но я не могу дальше терпеть, не видя глаз и лица милого Судейкина. Он объявлен в «Весах»: Левитан, Сомов, Судейкин, Феофилактов, Шестеркин, Вальзер. Не написать ли письмо, чтобы Володя передал Судейкину?

16_____

Ездил с Сережей покупать шапку и перчатки. Купил фасон «Гоголь» и буду носить отогнувши козырек, как Сергей Юрьевич. Тетя сказала, что пошлин вносить не надо, но, кажется, денег мне не собирается отдавать, бумаги получила. Поехал в театр. Прислали «Весы» с одними «Крыльями», даже без хроники. В театре было пусто, Бецкий безусловно лучше Бравича, Филиппова плоховата, но прилична. Судейкин в театре не бывает; не уехал ли уже он? Сапунова тоже не было, я поднялся было в освещенную мастерскую, где были Коленда, Мейерхольд, Сомов и Нувель. Володя мазал декорацию; мне была почему-то почти неприятна эта компания в комнате, где бывал и работал Серг<ей> Юрьевич. В конце пришел Бакст, ругал Судейкина, меня за шапку. Поехали в «Вену». Проходя мимо, Косоротов, поздоровавшись со мной, сделал то же и к Сомову, на что тот сказал: «Я с Вами не знаком». — «Отчего это?» — «Оттого, что Вы написали статью о Бенуа, которой я не сочувствую». — «Может быть, и еще кто-нибудь не желает быть со мной знакомым?» Нувель выскочил: «Я тоже с Вами не знаком». Бакст молчал, уткнувшись в пилав. Бывший при этом Дымов, видя, что его не бьют и для него история довольно благополучна, посидел с нами. Были кое-кто знакомые. Ехал с Бакстом.

17_____

Тетя деньги отдала; ходили к Тамамшевым, там было скучновато, но пустота сердца как-то только временами чувствовалась тупо и глубоко. Без меня заходил Волошин, позвавший зачем-то меня завтра. Были дети, репетировали пьесу, обедал какой-то гость, было шумно и не очень приятно. Званцеву решил надуть. Наши уехали; читал тете «Черта», играл все «Куранты»; пили чай; поехали к Сологубу; на Симеонов<ом> мосту встретили Вяжлинского, кричавшего: «Здравствуйте». Сережа находит, что у меня вид московского декадента и что это хорошо, спрашивал, какие ему завести духи, платье, что ему нужно реже и уже смеяться, чтобы скрывать недостающие зубы. У Сологуба было немного народа. Премию за стихи получил действительно Кондратьев{502}. Сологуб читал 3 главы романа, по-моему, выдуманно и безжизненно; герои объясняются в стиле «Колец»{503}. Гофман говорил, что я последнее время очень мрачен и, вероятно, плохо себя чувствую. Читал и я свои стихи, и новые, и старые. Ехать назад было холодно, ветрено. Что-то будет, что будет в среду? Написал Феофилактову и Юше{504}. Как это мучительно скучно, но я как-то уже затупел, будто он умер или бросил меня окончательно. Хуже не будет.

18_____

Прислали деньги за «Крылья». Купил тапетические калоши, разные разности, душа пуста, как никогда. Как Беатриса кричит: «Ангелы небесные, что вы со мной сделали?», так я бы мог сказать: «Сергей Юрьевич, что Вы со мной сделали?» Друзья негодуют. Конечно, м<ожет> б<ыть>, я не заслужил такого великолепного презрения. Неужели никакой даже привязанности? Покупки меня развлекли. Был в типографии; Сомова не дождался, обещали прислать корректуры к вечеру. Был в парикмахерской. После обеда пошел к [Ремизовым] Волошину, там были Ремизовы, Минцлова, Евреинов, еще разные люди, я читал стихи, читали новые стихи Бальмонта, очень слабые{505}. За мной зашел Сережа. На концерт слегка опоздали. Было мало народа, но знакомых порядочно. Сомов был с сестрой, около была какая-то дама в лиловом платье, за которой он ухаживал. Вилькина была сердита и расстроена. Аргутинский вчера прочел все «Крылья» и, кажется, был доволен. Нувель ухаживал за Эдинькой, занявшим у него 10 р. Я был с маленькими студентами. После концерта Сомов, Нувель, Бакст и я отправились к Венгеровым, где был Ларский из «Вестника Европы». Вчера у Розанова говорили обо мне, решая, сентименталист ли я. Я пойду к нему скоро. Было уютно и хорошо, зная, что все можно говорить, ничего не скрывая. Сегодня было жюри на выставке «Союза»{506}. Играли «Предосторожность», Шуберта, стариков. Возвращался с Бакстом. Дома нашел присланными корректуры. «Эме Лебеф» гораздо лучше и «Елевсиппа», и «Крыльев». Я еще до сна просматривал корректуры, не будучи в состоянии уснуть. Милый, милый друг, что с ним, сердится он, нездоров, забыл совсем? Придет ли завтра Сапунов? Что будет в среду? Вероятно, ничего. Какая тоска! какая мука! Мне кажется, я ничем не заслужил этого, но я незаслуженно получил и любовь его, чем сделался [самым] «счастливее [из] всех живущих в Египте»{507}.

19_____

Покупал разные разности. Скучно до смерти; к чему все это? Заходил звать Ивановых, их не было дома. Сапунов приехал оживленный и любезный, говорит, что не видел С<ергея> Ю<рьевича>, и Володя не знает. Решительно какие-то Удольфские тайны{508}. Был Блок, Ремизов, Бакст, Нувель, маленькие студенты. Я был не в духе, кажется, неприятно, не знаю, не было ли скучно. Ремизов читал своего «Черта». Гофман принес «Ярь». Бакст был обычно бестолков{509}. Я как-то затупел. Конечно, было бы нетрудно узнать его адрес через Лену, но мне кажется это неделикатным. Хватит ли мне терпения, но люблю его я все больше и больше. Друзья читают «Крылья».

20_____

Холодно, ясно, читал «Ярь», скучаю, от Рябушинского приглашение на обед «Золотого руна» 21 декабря{510}. Письмо из «Весов»? Был у Сомова по делу типографии, вместе брали билеты на «Балаганчик». В типографии не в порядке. В внешнем виде хлопот забывал пустоту души. Ясные звезды, холодно. Где-то Судейкин? Он не знает неужели, какое мучение мне доставляет; меня очень успокаивают беседы с Бакстом, Сомов же меня сердит и расстраивает, стараясь возбудить [ревность] гордость и недоверие. Вечер хочу провести дома и вообще никуда не ходить. Какая тоска! Юша прислал «Ундину» Гофмана. На Петербург за глаза было бы довольно одного сомовского экземпляра. Городецкий прислал «Ярь» мне и Сереже. Болтали с Сережей, пел итальянцев, написал стихи; впечатление долгого зимнего дня дома. Не плохо; на праздник приезжают арзамасские барышни. Как бы хотел поехать в Москву, и чтобы Судейкин был там, и чтобы он мною не так пренебрегал. Впрочем, нужно приучаться к его манерам и к мысли, что я для него ничего не значу. Читал новеллы Банделло, лег спать не рано. Написал письмо в Москву с просьбой на конверте вскрыть его кому <бы> то ни было в доме С<ергея> Ю<рьевича> и передать или переслать ему письмо.

21_____

Ясно, довольно холодно. Разбужен письмом из театра, зовут на оркестровую пробу в 12 ч., конечно, не поспею. Ездил на почту, возвратившись, нашел печку топящейся; какой-то печальный покой от мороза, печки, близких праздников, опустошенной души повеял на меня, напомнив Нижний. Не знаю, что будет. После обеда пошел к Ивановым, не застав, спустился к Волошиным, где сидела какая-то престарелая народоволка, сюсюкающая и жантильничающая[224]. У Ивановых были Верховский, Троцкий, Городецкий. Вячеслав Ив<анович> заставил меня сделать, по-моему, бестактность [заставив], убедивши <подписать> поздравительную телеграмму «Руну», причем подписались, кроме меня, Сережа, Юраша и Городецкий. Страшно нехорошо вышло. Поехал в театр на репетицию, был Блок, Сапунов; в театре были милы, музыка издали и в скрипках звучит лучше: далекая, приятная и доступная. Идет «Балаганчик» хорошо. Не знаю, не водит ли меня Сапунов за нос, уверяя, что не имеет сведений о Судейкине. Когда я уезжал, Ник<олая> Ник<олаевича> уже не было, так что я прямо поехал домой. Сережа еще не спал. Потолковав немного, закусив, я прошел к себе и сейчас же лег спать. Прислали «Весы» и книги. В объявлении помещены «Крылья» и музыка. Везде участниками С<ергей> Ю<рьевич> [Феофилактов] и я.